— Ну, меня там не было, но, по словам Мидж, она всё время твердила: "Прости, прости…" — и оправдывалась: мол, прежде у неё не хватало духу признаться. Мидж говорит, она раз сто извинилась. Можно подумать, если попросить прощения, всё сразу станет в порядке!
— А он что ей ответил? — Стиснув зубы, я приготовилась к столь же туманному ответу. Мои ожидания оправдались.
— Сказал, что в спектакле её оставляет, но личные отношения с такой заразой, как она, порывает навсегда.
— А потом всё же простил.
— Да. Поразительно!
От напряжения у меня голова шла кругом. Сколько я ни хитрила, простодушная и ни о чем не подозревавшая Тара ловко избегала подвохов, и что самое обидное, не прикладывая ни малейших усилий!
Все наводящие вопросы, какие только могла изобрести, я уже задала, спрашивать в лоб означало настроить собеседницу против себя. Ничего не оставалось, как выкинуть белый флаг, что я и сделала. Зато от души насладилась десертом.
После долгих уговоров, увещеваний и нытья меня наконец пообещали допустить на место преступления. Не знаю, что я там ожидала найти, но не успокоилась бы, пока не взглянула на квартиру близнецов Фостер.
Как только я назвалась, привратник, молодой чернокожий парень с приветливой улыбкой, направил меня наверх, заметив, что полицейские уже прибыли.
— И английский джентльмен тоже здесь; он вошёл как раз перед вами, — сообщил привратник.
Когда я свернула к лифтам, Эрик Фостер входил в один из них. Мне пришлось бы бежать сломя голову, чтобы догнать его. А я не люблю бегать. Впрочем, второй лифт не заставил себя ждать.
На четвёртом этаже я увидела, как англичанин пружинистой походкой удаляется по коридору, выстеленному плюшевым ковром. В моем доме гаркнуть: "Эй, подождите!" — обычное дело, никто и ухом не поведёт. Но здесь за такое, наверное, арестуют. Посему я решила придерживаться приличий. Фостер был уже в конце коридора; вот он свернул налево и исчез из виду.
Я двинулась за ним, правда не столь стремительно, и до двери квартиры 4-С добралась на пару минут позже.
Открыл мне Филдинг, и я вошла в дом, который при иных обстоятельствах назвала бы своей мечтой.
Я прошлась по просторному холлу с зеркалами, изумительным паркетом и изящной хрустальной люстрой. Впечатление испортил лишь поворот в гостиную: я немедленно представила Мередит Фостер, лежащую с изуродованным лицом, всю в крови.
Филдинг провёл меня дальше. Гостиная оказалась размером с бальный зал; на стенах обои от Веджвуда, окна от пола до потолка и — у меня перехватило дыхание! — широкая лестница, ведущая на второй этаж.
Мебели в комнате почти не было: диван с бархатной обивкой точно такого же цвета, что и стены, и прямоугольный стеклянный столик с медными ножками. Пара старых складных стульев и видавший виды торшер находились здесь явно временно, пока хозяйки не подыщут им замену. Пол устилал ковёр цвета, сливок с веджвудским орнаментом. Если бы у меня был такой ковёр, то максимум через две недели он был бы весь разукрашен трогательными сувенирами — остатками вкусностей от Д'Агостино, без которых мне жизнь не в радость.
Подойдя поближе, я увидела на ковре тёмные пятна, куда более печального происхождения. И опять моё воображение нарисовало распростёртую женскую фигуру, и пропитанный кровью жёлтый кашемировый свитер… Тряхнув головой, я запретила себе думать о Мэри Энн.
— Привет, — произнёс Эрик Фостер. — Как поживаете, Дезире? — Мы обменялись рукопожатием. — Вы позволите называть вас Дезире?
— О да, конечно.
— Полагаю, вы слышали, что моя сестра вышла из комы? — взволнованно осведомился он. Пальто и перчатки мистер Фостер аккуратно сложил на складной стул рядом с диваном и теперь стягивал с шеи шарф.
— Да, замечательная новость!
Эта беседа двух нормальных людей была прервана саркастическим и довольно писклявым замечанием:
— Я тоже очень рад тебя видеть, Шапиро.
Уолтер Коркоран развалился на втором стуле с другой стороны диваны, его длинные ноги чуть-чуть не доставали до того места, где стояли мы с Фостером.
— Привет, Уолтер. — Я постановила, что бы ни случилось, обращаться с Коркораном вежливо. Разумеется, дружелюбие и любезность исключались на корню: нельзя требовать от себя слишком многого.
— "Привет, Уолтер", — передразнил он. Из кухни вернулся Филдинг со стаканом воды. Предвидя перепалку между мной и своим напарником, он поспешил вмешаться.
— Ваши сестры хранили корешки от чеков ещё с лондонских времён и складывали их в пакеты, — обратился он к Фостеру. — Просмотреть их не займёт много времени, — по крайней мере, надеюсь, что не займёт. От вас лишь требуется найти знакомое имя.
— Хорошо. Говорите, корешки? А нет ли выписанных, но не отправленных чеков?
— Таких не обнаружено, хотя, уж поверьте, мы искали.
— Жаль, — обронил Фостер. — Что ж, ничего не поделаешь. Тогда давайте приступим, я готов.
Коркоран нехотя поднялся, и я проворно бросила свои вещи на освободившийся стул. Затем последовала за мужчинами через арку в дальний конец гостиной, свернула направо в небольшой коридор и из него попала в просторную комнату, служившую, очевидно, кабинетом: массивный стол красного дерева, большое кожаное кресло цвета красного вина. Рядом со столом два битком набитых пакета. Бедняге Фостеру сидеть тут до утра, подумала я.
— Не принести ли сюда складные стулья, а, Уолтер? — обернулся Филдинг к партнёру. Реакции не последовало. — Впрочем, я и сам могу за ними сходить.
Вернувшись со стульями и поставив их у письменного стола, он поманил меня пальцем:
— Идём, Дез… По-моему, ни к чему тебе тут болтаться два или три часа, пока Фостер ковыряется в этих бумажках. Оглядись — хотя убей меня, но не пойму, что ты тут собираешься увидеть, — и отправляйся восвояси. Если он что-нибудь найдёт, я тебе сообщу.
— Клянёшься?
— Клянусь, — улыбнулся Филдинг.
— Сегодня?
— Сегодня. — Он озабоченно нахмурился. — Итак, с чего ты хочешь начать?
— Тебе нет нужды таскаться за мной; я ни к чему не буду прикасаться, — возмутилась я.
— Знаю. Но я отвечаю за всё, а тебя здесь вообще быть не должно. Так что сделай одолжение, будь паинькой.
Ну если уж он просит, да ещё в таких выражениях…
С Филдингом на хвосте я вернулась в холл, отметив, что люстра, хоть и красивая, не столько освещала помещение, сколько отбрасывала тени. Затем внимательно осмотрела гостиную, где единственным источником света был торшер, а много ли от него толку? В полумраке, царившем в квартире по вечерам, нетрудно обознаться и принять одну сестру за другую, что отлично укладывалось в мою версию о перепутанных жертвах, если, конечно, эта версия вообще чего-нибудь стоила.
Выяснив, как обстоят дела с освещением, я призадумалась: что бы мне ещё проверить? Похоже, Тим был прав: осмотр квартиры поможет мне как мёртвому припарки. Но ему я в этом не собиралась признаваться. Позже — возможно, но не сейчас.
Пока я здесь, устрою-ка себе экскурсию по квартире. Кухня с огромным холодильником и необъятной плитой заворожила меня. А как не позавидовать большому столу, за которым близнецы вольготно завтракали; настоящей, как в старинных домах, кладовой; столовой, которая была в полтора раза больше моей гостиной! Не говоря уж о трёх туалетных комнатах на первом этаже.
Филдинг, который с унылым видом плёлся сзади, набычился, когда я попросила проводить меня на второй этаж:
— Извини, чего тебе там понадобилось?
— Да есть кое-какие соображения, — загадочным тоном изрекла я.
— Ладно, пять минут, не больше.
На втором уровне мы сначала попали в библиотеку — прелестную комнату с деревянными панелями и книжными полками всюду, куда ни бросишь взгляд, и лишь полудюжиной книг. Рядом с библиотекой — а как же иначе! — находилась туалетная комната, справа от неё — гостевая с отдельной ванной. И наконец на противоположной стороне коридора располагались две огромные спальни, каждая с примыкающей ванной, где я обнаружила джакузи, биде, длиннющую мраморную полку для косметики и восхитительную плитку с ручной росписью.
О том, кому, принадлежала каждая из спален, я догадалась с первого взгляда.
В одной комнате стояла широченная кровать с медными спинками, покрытая сине-красной простыней и стёганым одеялом с геометрическим рисунком тех же цветов. Сочетание ярких красок повторялось в большой картине современного автора, висевшей над кроватью, и в толстом восьмиугольном ковре — красном с синей бахромой. Остальные предметы — поцарапанное трюмо и обшарпанная тумбочка — определённо подлежали замене. В этой комнате, несомненно, хозяйничала Мередит — энергичная современная девушка.
Во второй спальне я обнаружила белую кровать с балдахином, постельное белье, щедро отделанное кружевами, белые невесомые занавески на окнах и прелестный чёрный мохнатый коврик с розовыми, жёлтыми и белыми цветами. Уют, очарование, романтика — Мэри Энн собственной персоной. Уходя, я наказала себе спросить Питера, верно ли я вычислила хозяек спален. И в тот же миг увидела на стареньком комоде фотографию в резной позолоченной рамке. Я сразу узнала этот снимок: девушка в джинсах, майке и бейсболке с надписью "Нью-йоркские янки" и парень, — разумеется, Питер.
