Ознакомительная версия.
Алка встала в горделивую позу, одно рукой сдернула с лица очки, другой картинно сорвала с головы бурнус. Я с интересом ждала продолжения.
– А это к тому…
Драматическая актриса оглянулась, совершенно нормальным голосом позвала:
– Зямочка, ты тут?
И, дождавшись сонного, на сладком зевке, утвердительного бормотания, продолжила с трагедийным пафосом, но еще на два тона громче:
– Это все к тому, что меня сегодня чуть не убили!!!
– Еще дождешься! – сварливо пообещала я, уже здорово злясь.
Ну Алка! Ну выпускница театрального института! Ни словечка в простоте не скажет! Нету на нее Станиславского с его легендарным: «Не верю!»
– Кто? Кто хотел убить мою любимую девушку?! – вывалился из комнаты Зяма.
Взлохмаченные волосы и наброшенный на плечи коричневый махровый халат придавали ему большое сходство с разбуженным топтыгиным.
– ЧЕРНЫЕ! – драматическим шепотом ответила я, как сама услышала.
Зямины припухшие спросонья глазки враз сделались большими и блестящими:
– Негры?!
– Да дались вам эти негры! – плаксиво вскричала Трошкина и в сердцах шваркнула об пол солнцезащитные окуляры.
И тогда я поняла, что дело серьезное, даже очень. Свои моднючие очки Алка привезла из Италии, где отдала за них сумму, которой хватило бы на авиабилет до Рима и обратно. Зяма, тоже прекрасно знающий цену заморской оптике, как и я, заволновался. Вдвоем мы уволокли рыдающую Трошкину в комнату, усадили на диван, напоили сначала водой, затем коньяком, а потом еще горячим чаем и мало-помалу выяснили, что же с ней случилось.
Расставшись со мной, Трошкина без приключений доехала до дома на троллейбусе. Приключение началось уже во дворе и поначалу имело характер почти романтический. Топая по прямой к подъезду, Алка уловила внимательный и откровенно оценивающий взгляд. Человек, засмотревшийся на нее, зябко скукожился на лавочке, с которой по причине некомфортной погоды дезертировали все до единой местные старушки. Сутулясь и пряча руки в карманах кургузой курточки, а подбородок – в лохмах кудрявого шерстяного шарфа, мужчина смотрел на Трошкину так, что ей захотелось набрать скорость и шустро прошмыгнуть в подъезд. Но выглядеть робкой дурочкой, реагирующей на внезапное проявление мужского внимания попыткой к бегству, гордой Алке было стыдно, поэтому она сделала над собой усилие и не только не ускорилась, но даже замедлила шаг. Более того, она приветливо улыбнулась незнакомцу и вежливо сказала:
– Добрый день!
– Добрый дэнь, Алла! – охотно отозвался мужчина, вставая с лавочки.
Он говорил с акцентом, и «Алла» у него звучало почти как «Аллах». Трошкиной это польстило: любой женщине приятно думать, что мужчина ее боготворит.
– Мы знакомы? – совсем останавливаясь, удивилась Трошкина.
– Мы – нэт, но вот там твой подруга очэн хочэт с тобой пагаварыть!
Алка послушно повернулась, посмотрела в указанном направлении, но никого не увидела. Промерзший обледенелый двор был пуст – ни движения, ни звука. Только поскрипывали на веревках тяжелые и твердые, как листы фанеры, простыни да коченели припаркованные вдоль бордюра машины. Трошкина недоуменно пожала плечами и с легким подозрением посмотрела на мужчину. Его кавказский акцент и бесцеремонная манера «тыкать» незнакомой девушке внушали Алке тревогу. Культурная и благонравная Трошкина по собственной инициативе не заводила и тем паче не поддерживала сомнительных знакомств! Желание просквозить в открытый подъезд с ускорением вернулось и усилилось. Однако необоримое любопытство сподобило Трошкину уточнить:
– Какая подруга?
– Лучшая! – уверенно ответил незнакомец.
И это решило дело, потому что лучшей подругой Аллы Трошкиной с благословенных детсадовских лет была я, Индия Кузнецова, – особа тоже более или менее культурная, но отнюдь не благонравная. И в числе моих знакомых и друзей всегда были самые разные люди, включая откровенно странных и даже нездоровых.
– Я вспомнила Марьяну из дурдома и решила, что этот невоспитанный горец вполне может оказаться еще одним твоим новым приятелем! – сказала мне Алка с укором, словно я была в ответе не только за свою неразборчивость в дружеских связях, но и за ее сомнительные логические умозаключения. – И, конечно, я пошла с ним!
– Какая глупая доверчивость! – ужаснулся Зяма.
– Да, дорогой, я поступила, как дурочка! – печально согласилась Трошкина.
В сопровождении горца, приговаривающего: «Да вот же она, там, за углом!» – доверчивая дурочка Аллочка дошла до того самого угла, посторонилась, чтобы пропустить выезжающую со двора машину, и… в высшей степени неожиданно для себя оказалась в пропахшем дешевым табаком салоне старого «жигуленка»!
Горец, с неожиданной для его роста силой затолкавший Трошкину на заднее сиденье, запрыгнул туда же с гортанным восклицанием на чужом языке. Очевидно, это была команда водителю – явному соплеменнику Алкиного обидчика. Старый «жигуль» прянул с места, как необъезженный конь, Алка повалилась на бок, и капюшон шубки накрыл ее голову, как сачок – зазевавшуюся бабочку.
– Пикнешь – зарэжу! – очень убедительно сказал похититель.
И бедная Трошкина почувствовала себя самой настоящей кавказской пленницей!
– Мы приехали в лес! В темный-темный лес! – рассказывала она, захлебываясь словами и слезами. – Там машина остановилась, меня из нее вытащили и привязали к дереву!
– Господи, это еще зачем?! – Я и ужаснулась, и изумилась.
К дереву на моей памяти кого-то привязывали только в фильмах про Чингачгука. И, если бы Алка сказала, что затем в нее начали бросать ножи и томогавки, я бы решила, что диагноз «инфекционный идиотизм» можно считать подтвержденным!
– А я знаю – зачем? – Трошкина в сотый раз плаксиво хрюкнула в полотенце, любезно и предусмотрительно врученное ей Зямой вместо носового платка.
– Дорогая! Прости, конечно, что я спрашиваю… Если тебе невыносимо вспоминать об этом, ты можешь не отвечать, – мягко сказал братец, снимая с себя махровый халат и закутывая в него Алку в профессиональной манере санитара, бережно облачающего сумасшедшего в смирительную рубашку. – Но чего же хотели от тебя эти негодяи?
– Если честно, я не очень поняла, – призналась Алка и запоздало задумалась. – Хм… Денег они не просили, на честь мою не покушались и убивать меня не стали, хотя и пообещали непременно зарезать, если ОН не вернется.
– Кто? – одновременно спросили мы с Зямой.
– А я не знаю! – Трошкина зябко передернула хрупкими плечиками. – Они не сказали кто!
– Нормально! – пробормотал братец и поплотнее укутал явно ненормальную Алку смирительным халатом. – Однако задачка представляется мне непростой! Поправь меня, если я ошибаюсь: получается, что ради спасения своей жизни ты должна сделать так, чтобы вернулся кто-то, о ком тебе известно только то, что сейчас его здесь нет?
– Карлсон, – предложила я, не зная, смеяться или плакать. – Хотя нет, он улетел, но обещал вернуться, так что привлекать к организации его камбэка Алку было бы ни к чему… Трошкина! А ты не могла как-то уточнить условия задачки?
– Мне было трудно вести предметный разговор. Я испугалась! – с достоинством сказала Алка. – Вы представьте: темный лес, я привязана к березе, мне холодно и страшно, а эти двое, с головы до ног в черном, стоят передо мной, размахивают руками и ругаются на непонятном языке. Откуда мне было знать, может, они как раз жарко спорили о моей судьбе? Прирезать ли меня прямо сейчас или понадеяться, что ОН вернется? Вы бы стали в такой момент встревать с уточняющими вопросами?
Мы с Зямой переглянулись и синхронно вздохнули.
– А ты сможешь узнать этих своих ЧЕРНЫХ? Или составить их словесный портрет для милиции? – без всякой надежды спросила я, предвидя ответ.
– Конечно, нет! – ответила Алка. – Было темно, они все в темном, и морды небритые, а я испугалась… И, кстати, в милицию обращаться мне строго-настрого запретили! Сказали – «зарэжут».
– Может, они просто пугали тебя? Бескорыстно, из тупого хулиганского интереса? – предположил Зяма тоже без особой надежды. – Бывают, знаете, такие придурки!
– Придурки бывают разные, – пробормотала я и вновь испытующе посмотрела на Алку: правду она говорит или бредит? – Расскажи, как же ты спаслась от этих негодяев?
– Да очень просто: они поорали, поорали, застращали меня до полусмерти, пригорозили убить, если ОН не вернется, сели в машину и уехали! А я подергалась, подергалась – веревка и развязалась. Тогда я пошла по дороге – и вдруг вышла из рощицы прямо к «Мегаполису»! А там – прямиком в женский туалет, самое подходящее место, чтобы от мужиков прятаться…
– Тихо! – сказал вдруг Зяма. – Что это за шум во дворе? Слышите? Еще одно ЧП?
Он встал с дивана, подошел к окну и открыл его. Вместе с морозным воздухом в комнату ворвался душераздирающий вой на два голоса – пониже и повыше. Я бы подумала, что это мартовские коты вопреки погоде вылезли на крышу поддержать марку своего прославленного темперамента любовной песней, но завывания явно неслись с балкона соседней квартиры и содержали слова, которые коты не употребляют.
Ознакомительная версия.
