Яна, слегка пригнувшись, побежала по тропинке в глубь сада, Ася сопела ей в затылок. Территория пансиона совсем не освещалась, да и зачем, если этот сад не предназначался для того, чтобы старички прогуливались здесь вечером и по ночам.
— Это самый опасный участок, — обернулась Яна к подруге, — только отсюда нас могут заметить охранники, если они не спят.
Яна легла на землю, перемешанную с пеплом, и поползла, Ася, простившись с надеждой, что все-таки доберется до Сергея в человеческом виде, вздохнула и поползла за подругой, сразу пожалев, что не надела респиратор от пыли и халат химзащиты. Пепел забивался им в глаза, нос и рот. Яна чертыхалась и отплевывалась. Окошко домика охранников светилось тусклым светом. Оттуда раздавался какой-то шум и истеричный смех пьяной женщины.
— Кажется, дежурная медсестра весело проводит время, а не спит в процедурном кабинете, — проворчала Ася.
Проползя опасную зону, Яна, кряхтя, поднялась на ноги. Они обошли здание, куда переселили жильцов после пожара. С торца к нему примыкала большая пристройка, то есть само здание имело вид буквы Т. Яна подошла к деревянной двери — это был запасной выход — и пояснила следовавшей за ней по пятам Асе:
— В свое время я отметила, что здесь очень слабые петли. Я взяла железную скобу, думаю, что она нам поможет.
Яна достала какую-то металлическую штучку с крючком на конце и, подсунув ее под дверь, принялась что есть силы давить на нее. Дверь жалобно заскрипела.
— Помогай, — кивнула Яна подруге.
Девушки вдвоем налегли на рычаг. Дверь, затрещав, соскочила с петель, больно ударив Яну по голове, причем по тому же самому месту, по шишке, полученной в автомобильной аварии. Яна упала на землю, схватившись за лоб.
— Бедная моя, бедная голова!
— Когда голова покоя не дает… — проворчала Ася.
— Ладно, пошли, — пришла в себя Яна.
Они прислонили дверь к стене дома и вошли в темный коридор, пахнущий затхлостью и плесенью. Ася почти сразу же обо что-то споткнулась и покатилась по оббитой лестнице, на каждой ступеньке которой лежало по куче мусора. Поднялось облако пыли, Яна нещадно зачихала. Ася кряхтела уже глубоко внизу.
— Ты где? — откашлялась Яна, тщетно всматриваясь в пустоту.
— Мне кажется, я всеми косточками пересчитала эти обколотые, острые ступеньки!
Яна начала спуск, достав из своего вещмешка фонарик.
— Ну, ты, подруга, — прошипела Ася, — не могла сказать, чтобы я взяла фонарь! Я чуть шею не сломала!
— Ты не дала мне и слова сказать, сразу покатилась по ступенькам. Я же тебя предупреждала, что ко всему подготовилась, все предусмотрела! Тебе, видимо, сильно не терпелось увидеть своего любимого!
— Ой, ай, — стонала Ася.
Яна осветила своим фонариком стены, которые не знали ремонта последние лет пятьдесят, низкий, пожелтевший, потрескавшийся потолок в паутине и горы мусора на всем, что попадалось на глаза. По углам лестничной клетки лежали груды какого-то хлама.
— Да, этим ходом явно никто никогда не пользовался, это точно! — протянула Яна, и они вместе пошли по узкому коридору с низким потолком, собирая своими головами всю паутину, так как роста подруги были достаточно высокого. Все двери здесь были заколочены досками крест-накрест. Дойдя до лестницы, ведущей наверх, подруги начали свое восхождение. И хотя мусора тут не было, зато неприятно пахло медикаментами, мочой и хлоркой.
— Я смотрю, за лежачими пансионерами ухаживают намного хуже, чем за ходячими, которые еще могут кому-нибудь рассказать о своем бедственном положении и «суперуходе», как обещает всем Лилия Степановна, — прошептала Яна.
— Тебе видней, — ответила Ася, поежившись в своей легкой хлопчатобумажной футболке.
Они осмотрели пустой коридор с покосившимися дверями, которые располагались только по одной его стороне, и пошли к первой палате. Половицы под старым, истертым линолеумом нещадно скрипели.
— Да, незаметно мы, похоже, проникнуть не сможем, — сокрушенно проговорила Ася, одергивая юбку и поднимая облако пыли.
Яна осторожно открыла первую дверь. В мерцающем лунном свете они осмотрели комнату, больше смахивающую по своим размерам и скудной обстановке на собачью конуру. В комнате находились железная кровать, прикрученная к полу, покосившаяся тумбочка и табуретка, заваленная какой-то одеждой. Окошко в помещении было наглухо закрыто, форточка отсутствовала, из-за чего в комнате стояла невообразимая духота. На кровати лежало скрюченное, небольшое тело и мирно похрапывало. Яна приблизилась к кровати и осветила фонариком сморщенное лицо какой-то старушки. Бабулька беспокойно зашевелилась, Яна быстро выключила свой фонарь.
— Я ее не знаю, — прошептала она, и Ася с Яной попятились к выходу, заметив в углу за дверью пустую капельницу на железном штативе.
В следующей комнате подруги наткнулись на старичка, который лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. В этой палате, наоборот, было очень холодно. Так как стекло на окне было разбито, то сквозной ветер свободно гулял по палате. Поблескивающие глаза старика в темноте выглядели как-то странно. Обстановка в этом помещении была точно такая же убогая, как и в предыдущей комнате.
— Здравствуйте, — протянула Яна.
Старик не отреагировал на ее приветствие.
— Пойдем отсюда, — Ася потянула подругу за перепачканный в земле и саже рукав пиджака, — не мешай человеку спать.
— Он не спал. Извините, а вы не знаете, в какой палате лежит такой лысый парень?
— Яна, говорю тебе, пойдем отсюда… — канючила Ася.
Старик не отвечал, не шевелился и даже не мигал.
— Слушай, а он не мертвый? — со страхом в голосе поинтересовалась Ася, прячась за спину Яны.
— Типун тебе на язык! Некоторые люди крепко спят с открытыми глазами, — оборвала подругу Яна и, приблизившись мелкими шажками к кровати, легонечко потрясла деда за плечо.
— Дедушка, вы спите?
Старик не ответил, Яна посветила ему в лицо и с ужасом заметила, что его зрачки не реагируют на свет фонарика. Она дрожащей рукой дотронулась до его худой, морщинистой шеи и поняла, что кровь в его артериях не пульсирует, кроме того, шея была холодная, как лед.
Яна отскочила от кровати, словно ее ужалила ядовитая змея.
— Ты права, он мертвый.
Ася вылетела из палаты с жутким грохотом и прислонилась к стенке, так как ноги ее не держали.
— Ужас! Что же это такое? Лежит мертвый человек, а им, выходит, все равно?! Может, в других палатах тоже уже одни трупы?
— Прекрати истерику, Ася, — прошептала Яна с нажимом в голосе, — старик наверняка скончался совсем недавно, так как запаха еще нет…
Ася взяла себя в руки и, пошатываясь, пошла за подругой в следующую палату. Здесь Яна с навернувшимися на глаза слезами увидела Бориса Ефимовича. Он ворочался и стонал, выглядел еще хуже, чем когда его уносили из первого блока. На произведенный шум от захлопнувшейся двери старик открыл глаза и с испугом уставился на подруг.
— Не надо, прошу вас… — прошептал он, — я хочу спать, не нужно капельницу, я не могу больше… у меня все болит…
— Борис Ефимович, дорогой, это я — Яна Цветкова. Вы помните меня? Я лежала с вами в первом блоке, — представилась Яна, стараясь выглядеть жизнерадостной и веселой.
— А… Яночка, — радостно заморгал старик, — а я уж было испугался, что опять пришли делать уколы, с детства их боюсь. Что ты тут делаешь?! Неужели тебя тоже перевели сюда?! — Лицо старика побледнело от ужасающей мысли, посетившей его.
— Нет, нет, мы по своим делам. Как вы себя чувствуете? — спросила Яна, отводя глаза.
— Плохо… да со мной все кончено! Как сюда попал, вообще больше не встаю, такая слабость в мышцах и боли в суставах, вот уже и пролежни пошли… А у таких молодых и красивых девушек не должно быть никаких дел в таком мрачном и богом забытом месте, шли бы вы домой к своим семьям и любящим людям!
— Кхе… — прокашлялась Яна, покосившись на подругу, та как раз и пришла сюда к своему любимому человеку, — сколько вам лет, Борис Ефимович?
— Шестьдесят восемь. Видимо, уж мой конец близок.
Яна посмотрела на старика, который когда-то просил ее лично помочь ему, а она не смогла ничего сделать. Сердце ее сжалось от боли, бедный Борис Ефимович и не подозревал, что в соседней палате лежит труп такого же старичка, как и он. Судя по тому, что Борис Ефимович вообще не встает, он ничего и не знает, что здесь творится. Труп завтра, или когда обнаружат, вынесут, и никто не узнает о еще одной смерти в пансионе. Яна понимала, что, если Дмитрия Ивановича и его подругу закрыли в их комнатах и устроили пожар, значит, в пансионе действовал убийца или целая банда преступников. Беда была в том, что это невозможно доказать. Письмо, что прислала Клавдия, не могло быть доказательством. Яна неофициально разговаривала по этому поводу с Евгением Павловичем.