Несмотря на такой блестящий послужной список, к тому времени, когда знаменитый домушник вынужден был по возрасту и состоянию здоровья удалиться от дел, его накопления оказались недостаточными для поддержания привычного образа жизни, а пенсии при его героической профессии не начисляют, так что старичок не отказывался от случайных, даже небольших, заработков. Летом он часами просиживал на скамейке в знаменитом «Катькином садике», под сенью памятника Екатерине Великой, играя в шахматы с такими же благообразными старичками, а зимой перебирался сюда, в бильярдную «Касабланка», где его и могли найти люди, заинтересованные в профессиональной консультации.
— Здравствуйте, Иван Игнатьевич! — приветствовал старичка Маркиз, подсаживаясь к нему за столик. — Как ваше драгоценное здоровье?
— Здравствуй, голубь, — отозвался старик, — на здоровье не жалуюсь. Вот скучно только… помнится, в прошлый раз ты меня в шахматишки-то обставил, так, может, дашь старику возможность отыграться?
Он расставил на доске фигуры и махнул рукой. В «Касабланке» старика уважали. Из полутьмы тут же появился официант.
— Принеси, голубь, две чашки кофе по-турецки, — распорядился Иван Игнатьевич, — само собой, с коньяком… ты знаешь, как я люблю.
Он сделал ход и посмотрел на Маркиза.
— Ну, сизокрылый ты мой, какая забота тебя привела на этот раз?
Леня двинул вперед королевскую пешку и проговорил:
— Вы ведь, Иван Игнатьевич, всех знаете…
— Всех только Господь Бог знает, — усмехнулся старик, — и еще управление статистики…
— Прибедняетесь! — ответил Леня, переставляя коня. — Но вот такая фамилия — Сидорчук вам что-нибудь говорит?
— Сидорчук? — переспросил старик, делая следующий ход. — А как его звать, твоего Сидорчука?
— Михаилом, — отозвался Леня, выполняя рокировку.
— Ты ведь, голубь, расценки мои знаешь…
— А как же! — Леня протянул две хрустящие зеленые купюры.
— Вот ведь, падает доллар окаянный, — пробормотал Иван Игнатьевич, пряча деньги в карман, — ни во что верить нельзя! Даже в доллар! Думаю, скоро на евро переходить придется…
— Ну, так как же все-таки насчет Сидорчука? — напомнил Леня о своем существовании.
— А что насчет Сидорчука? Можешь про него забыть. Зарезали его на днях, говорят — любовница зарезала. Или по голове дали до смерти…
— Но вы мне все-таки про него расскажите, все что знаете, — настаивал Маркиз.
— А как же… — старик переставил ладью, — гонорар получен, так что непременно расскажу… кстати, шах тебе, голубь сизокрылый!
Он откинулся на спинку стула, отхлебнул кофе, который принес безмолвный официант, и продолжил:
— Нестоящий человек он был, Мишка Сидорчук, ненадежный. Погоняло у него было — Свисток, а это, сизокрылый мой, само за себя говорит. Недавно по городу слух прошел, что связался Свисток с одной крутой командой, гастролерами откуда-то то ли из Киргизии, то ли из Казахстана. Вроде, у них дури была большая партия, а Свисток взялся товар хорошо пристроить. Только перехитрить решил он гастролеров, товар у них увел, а с деньгами кинул. Само собой, они его подписали, искали по городу, чтобы замочить, да вышло, что не только у них на этого Мишку зуб был. Баба его приревновала и прикончила… так что нет больше твоего Сидорчука! А тебе, голубь, снова шах!
— Да что вы говорите! — Леня переставил слона и пожал плечами: — А вам, Иван Игнатьевич, уж извините меня, мат!
— Ну, голубь, шустер же ты! — огорчился старик. — Так и норовишь обидеть пожилого человека! С тобой ухо востро держать надо! Ну, давай еще одну партию сгоняем, реванш…
— Нет, Иван Игнатьевич, извините — дела! Как-нибудь уж в следующий раз сыграем! А насчет Мишки Сидорчука… не скажете, где тех гастролеров найти можно, с которыми Свисток перед смертью общался? Которых он на деньги кинул?
— Что-то тебя, сизокрылый ты мой, на острое потянуло! — недовольно проговорил ветеран криминала. — Вроде ты всегда осторожный был да аккуратный, от мокрых дел подальше держался…
— И сейчас стараюсь всячески этого избегать…
— Ну вот, а эти гастролеры — страшные люди, им человека пришить — что нам с тобой в шахматишки перекинуться… не стоило бы тебе на свою голову неприятностей искать!
— Да я и не ищу, — Леня допил свой кофе и поставил чашку, — надо, Иван Игнатьевич, надо! Тут такое дело, что без этих восточных гастролеров никак не разобраться! Кстати, хочу вам одну интересную версию подкинуть, в плане обмена информацией. Дошел до меня такой слушок, что вовсе этот Свисток, то есть Мишка Сидорчук, не помер, а просто разыграли они с любовницей спектакль, подсунули другого покойника, чтобы ему от тех самых гастролеров скрыться. А сам он сидит сейчас на дне да посмеивается…
— Надо же! — старик покачал головой. — Чего только на свете не бывает! Честно сказать, мне и самому эта история какой-то подозрительной показалась… Чтобы такой юркий парень, как Свисток, — и дал себя зарезать или там по голове стукнуть, это, знаешь ли, как-то сомнительно… Ну смотри, насчет гастролеров я тебя предупредил! Только, сам понимаешь, это уже другой вопрос…
— Все понимаю! — Леня достал бумажник и протянул консультанту еще две купюры.
— За что я тебя люблю, это за то, что понятливый, — старик спрятал деньги, — вот только в шахматы больно хорошо играешь, никак мне, старику, тебя не перехитрить… ну ладно, запоминай. Есть на Разъезжей заведение такое, называется «Папа Док». С виду простая кофейня, да только у них за баром еще одна комната есть, где серьезные люди встречаются. Вот ты туда придешь и скажешь…
Через два часа к кофейне на Разъезжей улице подошел вразвалочку скверно выбритый брюнет среднего роста, из тех, кого в полицейских протоколах именуют «лицами кавказской национальности». В этом «кавказце» никто из знакомых не узнал бы Леню Маркиза. Он сегодня особенно тщательно гримировался и долго репетировал свою роль, потому что от того, как хорошо он ее сыграет, могла зависеть жизнь. В его облике было продумано все — от темной трехдневной щетины на щеках и контактных линз, изменивших цвет глаз, до уверенной, вразвалку, походки матерого уголовника.
Войдя в кофейню, «кавказец» огляделся по сторонам таким быстрым и цепким взглядом, что присутствующие тут же признали в нем опытного и битого жизнью человека.
«Кавказец» не стал задерживаться в общем зале. Он обошел стойку бара и сунулся в расположенный за ней темный коридорчик. Однако тут его остановил невысокий, но очень широкоплечий парень с кривым неаккуратным шрамом, пересекающим левую сторону лица.
— Ты куда это направился? — осведомился парень, небрежно поигрывая сложенной нунчакой. — Не видел, что над входом написано — посторонним вход воспрещен! Или читать не умеешь?
— Послюшай, друг! — «кавказец» широко улыбнулся, сверкнув золотым зубом. — Зачэм так говоришь? Это я посторонний, да? Я свой челавэк, мнэ туда пройти надо, панимаэшь?
— Ты, свой человек! — лицо со шрамом зло перекосилось. — Вали отсюда, пока я тебе башку не проломил! — и тяжелая нунчака со свистом описала круг над самой головой настырного кавказца.
Однако тот сделал какой-то неуловимый жест, и грозное оружие отлетело в угол, а охранник со стоном схватился за руку.
— Да я тебя, морда чеченская, живого в землю зарою… — прошипел он в следующую секунду и потянулся здоровой рукой за пазуху, где отчетливо просматривались контуры пистолета.
— Зачэм горячишься, друг! — кавказец улыбнулся еще шире. — Говорю же, я свой челавэк, к чэтырем тузам даму не прикупаю! Только прошу, как друга, запомни, я — нэ чечен, я — мегрел!
— Что же сразу пароль не сказал? — недовольно скривился охранник, отступая в сторону и потирая ушибленную руку. — Я бы тебя сейчас запросто замочил и разбираться не стал…
— А ты мнэ дал сказать? — протянул кавказец. — Ты такой горячий, прямо порох! Я же тебэ сказал, что свой челавэк, а ты сразу драться лэзешь! — и он прошел в заднее помещение кофейни.
Эта комната разительно отличалась от первого зала. Здесь мелькали хмурые бандитские лица, руки в синих наколках, звучал резкий хриплый смех и голоса с характерными уголовными интонациями. Между столиками сновали вульгарные, ярко накрашенные нетрезвые девицы с подозрительным блеском в глазах. За одним из столов худой, как скелет, узкоплечий бандит с горящими безумными глазами, не скрываясь, высыпал на карманное зеркальце горку кокаина и втянул ее, заткнув пальцем одну ноздрю.
К вошедшему в помещение кавказцу тут же подлетела ярко размалеванная девица в мини-юбке и криво застегнутой блузке.
— Привет, красивый! — протянула она низким гнусавым голосом. — Что-то я тебя давно не видела! Угости девушку абсентом!
— Будэт тэбе и абсент-мабсент, и марафет-шмарафет! — ответил кавказец, усаживаясь за свободный столик. — Только попозже, когда я дэло свое сдэлаю. Мнэ, карасавица, челавэка одного встрэтить надо, у мэня для нэго разговор очэнь важный есть!
