– Но что навело вас на мысль о Лидии?
– Вы помните гравюру, которая заинтересовала вас в гостиной синьоры Фотис?
– Да, такая же, как у меня в детской: "A good name is better, than riches".[52]
– А у нас говорят: "Добрая слава дороже золотого пояса".
– И что же?
– Вспомните, эта формулировка была в анонимном письме, которое нам показал Маттеини.
– В самом деле!
– Значит, поговорка была так привычна автору письма, что он употреблял ее в письмах, не отдавая себе в том отчета. Не потому ли, что он постоянно видел ее? Я подумал вдруг о Лидии Фотис, еще не представляя, какова может быть ее роль в происшедшем. А тут еще неведомая любовница Маттеини...
– Из этого вы и исходили?
– Не совсем... Когда мы прощались перед обедом с вашей невестой и тестем, Люппо собирался что-то мне сказать. Думая, что это какое-нибудь служебное дело, я не стал вас задерживать. Не знаю, помните ли вы, что, когда вы пришли излить мне свое возмущение по поводу встречи с Микой и Орландо, будто бы расставшимися, я ответил вам, что Орландо вообще пользуется успехом у женщин и что не далее как накануне вечером Люппо видел его с дамой. Так вот, инспектор поклялся, что это была синьора Фотис. Значит, Лидия солгала. Если она солгала один раз, то, может быть, и не один? И, если она считала нужным так тщательно скрывать знакомство с Ланзолини, значит, у нее была важная на то причина. Не являлась ли эта причина тайной Маттеини, которую сообщил ей Орландо? Отсюда было недалеко до предположения, что Лидия Фотис могла быть таинственной любовницей Маттеини. Так я и заключил.
Далее, она солгала, сказав, что Мика от нее пошла к Орландо. К чему эта новая ложь, если не затем, чтоб обвинить Мику в преступлении, о котором она могла знать, только если сама его совершила? Все вязалось отлично, кроме убийства Росси, но я был уверен, что, если мы задержим убийцу Ланзолини, все выяснится. Если она виновна и драгоценности у нее, Лидия непременно должна бежать. Так и случилось, что позволило нам поймать ее с поличным. Вот так, Билл. Как видите, никакой гениальной дедукции, никаких особых методов – просто некоторое знание людей, мужчин и женщин, и, конечно, случай, старый добрый случай, без которого полиция редко когда смогла бы успешно завершить следствие. Но признайте, что я был прав, и это действительно любовная история?
– Несомненно, Ромео.
Тарчинини взял под руку своего друга.
– А кстати, о любви, Билл, что там у вас с моей Джульеттой?
– Ромео, я никак не думал, что девушка, которую я встретил и о которой вам рассказывал, окажется вашей дочерью!
– Она любит вас?
– Не знаю.
– Любит, я уверен. Стоило только взглянуть на нее... А вы ее любите?
– Думаю, что да.
– А Валерия?
– Это совсем другое дело.
– Я вас не понимаю, Билл. Хоть у нас в Вероне и широкие взгляды, но двоеженство пока не в обычае. Женитесь вы на Валерии Пирсон или нет?
– Думаю, женюсь.
– Почему?
– Во-первых, мы помолвлены, потом, она очень богата, ну и, наконец, женитьба на ней выдвинет меня в Бостоне в высшие круги и откроет мне политическую карьеру...
– Желаю вам преуспеть в ней, потому что вы дорого за нее платите...
Они дошли до Riva San Lorenzo e Cavour и остановились, не зная, что еще говорить.
– Прощайте, Билл...
– Прощайте, Ромео... Я счастлив, что познакомился с вами. Воспоминание об этом будет для меня драгоценно. Поклонитесь от меня синьоре Тарчинини, а Джульетте скажите...
– Я ей лучше ничего не скажу, Билл. Время исцелит ее, как исцелит оно Мику Росси.
Не успел Лекок опомниться, как Тарчинини обнял его, расцеловал в обе щеки и исчез. Сайрус А. Вильям не счел это глупым: наоборот, ему пришлось крепко стиснуть зубы, чтоб проклятые слезы не наворачивались на глаза.
Когда зазвонил телефон, Сайрус А. Вильям удивился, что это за идиот вздумал будить его среди ночи. Незнакомый голос пожелал ему доброго утра и сообщил, что уже десять часов.
– А мне-то какое дело?
Наступило молчание, выдававшее растерянность невидимого собеседника, потом голос ответил:
– Синьор, у вас самолет в час.
– А, ладно.
Действительно, если через три часа он вылетает в США, пора собираться. Лекок встал, накинул халат и по старой привычке сунул в рот плитку резинки, собираясь жевать ее во время одевания. Но в это время вкус жвачки показался ему тошнотворным. Он выплюнул ее, недоумевая, как может какое-либо из Божьих созданий предаваться такой отвратительной привычке. Сам того не сознавая, Сайрус А. Вильям отверг сейчас целую цивилизацию – свою собственную. Он хмуро закурил сигарету, открыл окно и, облокотясь на подоконник, стал смотреть, как солнце золотит Верону яркими мазками. Итак, с этим покончено. Каникулам конец. Последним каникулам. Прощай, друг Ромео, и мама, которая так хорошо готовит спагетти, и драчливые bambini, и привратница, поклонница мужской красоты, и Мика Росси, которая теперь останется совсем одна... Прощай, милая Джульетта... В ушах американца еще отдавался крик, вырвавшийся у нее, когда она увидела его в гостиной своих родителей. Джульетта любит его... Но с ней ему никогда не стать сенатором Массачусетса. Вопрос только в том, стоят ли Массачусетс и грядущая слава Джульетты и Вероны... Сайрус А. Вильям встряхнулся, чтобы разрушить чары. Перед ним лежит прямая и ясная карьера, высочайшие почести, груды долларов – вот что его ждет. Ему не следует ни о чем жалеть. Он направился в ванную, но наткнулся на кресло и уселся выкурить еще сигарету и последний раз помечтать о Джульетте. В его мозгу, слегка затуманенном после почти бессонной ночи, медленно проходили все мужчины и женщины, встреченные им в Вероне за эту неделю. Он вспомнил старика в ночной рубашке, кричавшего "Viva il Duce!", и полицейского, с которым чуть не подрался, и славного кабатчика, распившего с ним граппу...
Яростный стук в дверь вернул Лекока к действительности. Он пошел открывать и увидел Мэтью Д. Овида, который отстранил его и вошел. Не успел Сайрус А. Вильям проронить хоть слово, отец Валерии вскипел:
– До самолета меньше часа, а вы еще в пижаме?
– Меньше часа?
– Пять минут первого!
– Я не заметил, как прошло время... Я сейчас...
– Даю вам десять минут!
Устремляясь в ванную, Лекок успел спросить:
– А где Валерия?
– В аэропорту.
Сайрус А. Вильям, начавший было бриться, остановился.
– Почему же она за мной не зашла?
– Потому что не была уверена, что вы расположены ехать!
Лекок прервал свой туалет. Неужели Валерия поняла все лучше, чем он? Не показывает ли она ему своим поведением, как он должен поступить? Да, но Массачусетс... сенат... Удивленный внезапным молчанием, Пирсон вскричал:
– Ну? Вы что, онемели?
Сайрус А. Вильям вернулся в комнату.
– Пирсон...
– Что такое?
– Я вот думаю, а не права ли Валерия?
– Насчет чего?
– Насчет моего желания ехать?
– А!
Тон Мэтью Д. Овида вдруг изменился.
– Сайрус... вы не любите мою дочь?
– Ну, скажем, не так, как я думал.
– Понятно... Вчерашняя крошка, да?
– Да, как видите.
– Послушайте, Сайрус: если мы уедем без вас, с помолвкой будет покончено и ваше положение в Бостоне сильно пострадает.
– Между нами говоря, Пирсон, мне на это плевать.
Отец Валерии остолбенел, котом хлопнул по плечу своего несостоявшегося зятя:
– Опять же между нами, Лекок, вы чертовски правы! Я всю жизнь изнывал от тоски с матерью Валерии, и не думаю, чтобы дочка оказалась лучшей женой, чем мать. У нее слишком много долларов, чтобы стать хорошей женой. Вы увезете свою милашку в Штаты?
– Нет.
– Но не поселитесь же вы среди этих полупомешанных?
– А они думают, что помешаны мы, и в этом тоже есть доля истины... Вы сердитесь на меня?
– За что мне сердиться на человека, который, собравшись лезть в петлю, вновь обрел вкус к жизни и раздумал вешаться?
– Вы молодчага, Мэтью Д. Овид!
– Скажите лучше, бедолага! До свиданья, сынок, и желаю удачи!
Выходя, Пирсон обернулся:
– Я, пожалуй, буду теперь наезжать в Европу чаще, чем раньше, и, если вы меня примете, Сайрус, Верона меня еще увидит.
– Вы всегда будете желанным гостем!
Притаившись у двери, в которую входили служащие Маджина и Хольпса, Лекок караулил Джульетту. Когда она проходила мимо него, он вышел из укрытия и взял ее за руку:
– Джульетта...
Она вскрикнула от удивления, но, узнав его, пролепетала:
– Что вам надо от меня, синьор?
– Джульетта, любовь моя, я должен сообщить вам важную новость!
– Нам не о чем говорить, синьор. Оставьте меня, мне пора на работу!
– Нет!
Она посмотрела на него, недоумевая, не сошел ли он с ума:
– Нет?
– Нет. Невесте Сайруса А. Вильяма Лекока нет нужды ходить на службу!
Джульетта была так ошеломлена, что позволила увести себя, не оказав никакого сопротивления. Они пришли к своей скамье у гробницы Джульетты.
