Ознакомительная версия.
ГЛАВА 29
– Нет, именно мы найдем, – уточнил Кирилл, поднимаясь из-за стола. – Я помогу тебе в поисках Юлии.
– Спасибо, конечно, – Володя внимательно всмотрелся в темные глаза босса, – но… Если честно, вам-то это зачем? Вы с Миланой Мирославовной и так помогли нам, столько времени потратили, мне одному было бы сложнее, гораздо сложнее. Но дело, как выяснилось, довольно темное, проблемное…
– Володенька, не отказывайся от помощи! – взмолилась Мария Евгеньевна. – Ты один можешь не успеть!
– Сердце матери не наделено гордыней, оно просто болит, – грустно усмехнулся Кирилл. – И к нему надо прислушиваться. Володя, давай сейчас забудем о наших служебных взаимоотношениях, в данной ситуации надо прежде всего думать о Юлии. Тебе, полагаю, стоит остаться здесь, а мы с Ланой поедем. Завтра прямо с утра зайди ко мне, я приглашу Матвея, и мы вместе подумаем, что предпринять.
– Но…
– Никаких «но», – устало отмахнулся Кирилл. – Все, мы ушли, а то как бы наш автомобиль на винтики не разобрали. Мария Евгеньевна, до свидания! Постарайтесь отдохнуть, теперь все будет хорошо. Вы не одна.
– Храни вас Господь, детки. – Женщина дрожащей рукой перекрестила Кирилла и Лану. – Я буду молиться и за вас. Вы только не бросайте меня, хорошо?
– Ну что вы такое говорите! – смутилась Лана.
– Так ведь жизнь у нас такая, девочка. Сегодня искренне намереваешься что-то сделать, а назавтра дела навалятся, проблемы, заботы, и намерение отодвигается все дальше, пока не исчезает совсем.
– Не исчезнет, – тихо произнес Кирилл. – Мы найдем вашу дочь.
В машине первые несколько минут ехали молча, потом Лана не выдержала:
– Ты ничего не замечаешь?
– В смысле? – с трудом вынырнул на поверхность погрузившийся в размышления Кирилл.
– Ну как же – я еле в салоне помещаюсь! Вон, ремень безопасности на груди трещит.
– Предположим, на твоей груди он всегда еле сходится, – улыбнулся мужчина, – и что самое интересное – силикон тут ни при чем.
– Не-е-ет, я вся раздулась, словно воздушный шарик. От гордости.
– Чем гордимся?
– Не чем, а кем, – Лана наклонилась и потерлась носом о плечо Кирилла. – Тобой горжусь, вот. Я ведь вижу – ты действительно настроен помочь несчастной женщине.
– И помогу, – кивнул тот. – Владимир один не справится, а если и справится, то может опоздать.
– Вот прямо Бэтмен! Или Спайдермен?
– Не, лучше Бэтмен, паук меня не кусал. Он твою подругу кусал[9]. Кстати, как там дела у Лены? Что-то давненько она к нам не заходила.
– Так ведь лето, самый горячий сезон для ее турфирмы. А почему ты вдруг вспомнил о том ужасе?
– Сам не знаю, – пожал плечами Кирилл. – Что-то царапнуло сознание.
– Кстати, раз уж царапнуло – эта мерзавка, Дина Квятковская, надеюсь, на свободу не вышла?
– С какого перепугу она бы вышла? Из той клиники, куда ее поместили, психи на свободу не выходят.
– Знаешь, – Лана вдруг почувствовала, как вдоль позвоночника прокатилась ледяная струя. – Мне по-прежнему кажется, что этот опарыш в женском облике вовсе не сумасшедший. Меня от одного воспоминания о ней в дрожь бросает. Эти белесые глаза, в которых нет ничего человеческого, сплошное инферно, брррр…
– Не буду спорить, – нахмурился Кирилл. – Я лично ощущал в ней только презрение и ненависть, больше ничего. Никакой душевной болезни, при которой иногда бывают просветления. Но мои и твои ощущения Уголовный кодекс не предусматривает, поэтому Квятковская и была признана невменяемой. И знаешь, так даже лучше.
– Почему?
– Потому что на смертную казнь у нас мораторий, и эту тварь отправили бы в лагерь, откуда сбежать ей было бы гораздо проще.
– Проще? – скептически усмехнулась Лана. – Из колонии?
– Если Квятковская действительно то, что я, да и ты тоже о ней думаем, она нашла бы применение своим способностям. А в психушке ударные дозы психотропов блокируют любые способности. Что они, собственно, и делают.
– Почему ты так уверен?
– Потому что Матвей Кравцов по моей просьбе периодически интересуется состоянием пациентки Квятковской.
– Серьезно?!
– Более чем. Эта дрянь едва не лишила нас с Матвеем самых дорогих людей, да и меня пыталась на тот свет отправить, так что выпускать ее из-под контроля нельзя. Она ведь, если помнишь, твердо намерена довести начатое до конца. Но, к счастью, это ей вряд ли удастся, у овоща с намерениями туго. Во всяком случае, две недели назад Диночка Квятковская находилась по месту прежней дислокации, то есть в психушке, причем в самой строгой изоляции.
– Почему в самой строгой?
– Весеннее обострение случилось. Или весенне-летнее, так будет точнее. Первое время мы с Матвеем серьезно напряглись из-за этой поганки, она ведь едва не сбежала…
– Что?! – Лана почувствовала, как сердце сжалось в тугой болезненный комочек. – Но ты мне ничего не говорил об этом!
– А зачем? Ты и так едва в себя пришла после всех тех событий. Но ничего, все обошлось, тамошние специалисты быстро разобрались с проблемой, у них накоплен большой опыт обращения с буйными пациентами: жесткая фиксация, ударные дозы психотропов. В общем, Диночка постепенно превратилась в пускающий слюни овощ…
– Вот знаешь, – задумчиво проговорила Лана, – по отношению к этой гадине подобная новость ничего, кроме положительных эмоций, не вызывает.
– Это точно. Почти два года все было без изменений, ее давно перестали фиксировать, но по-прежнему держали в строгой изоляции. Потом этот кретин, лечащий врач Квятковской, внезапно решает отменить психотропы.
– Но зачем?!
– Самое поганое, что он так и не смог толком объяснить – зачем. Блеет что-то невразумительное. В общем, через месяц после отмены препаратов у пациентки случился приступ буйства, пришлось снова ее фиксировать и повторить прежний алгоритм действий. Но главное – Дина по-прежнему там, в психушке.
– Точно?
– Абсолютно, Матвей еще в июне, после того как мы узнали о кретинской инициативе доктора и о последствиях этой инициативы, лично съездил туда, чтобы убедиться – все ли в порядке, может, сбежала, а врачи боятся об этом говорить. Там она. Матвей сказал – худая, страшная, исцарапанная, волосы торчат во все стороны, бьется на кровати, кричит. Ему разрешили только через камеру видеонаблюдения посмотреть, в палату не пустили, да оно и понятно. Матвей и сам не захотел, удовольствие ниже среднего. И что самое мерзкое – как припекло, так о матери вспомнила, дрянь! О матери, которую сама же и отравила!
– Что значит – о матери вспомнила?
– А Матвей расслышал среди ее воплей что-то похожее на «Мамочка, спаси!».
– Ужас какой! – передернула плечами Лана. – Но почему ты ни разу мне об этом не рассказывал?
– Именно потому, что ужас. Тем более что нам своего ужаса этой весной хватило.
– Ох, лучше не вспоминай об этом! Все, больше ни слова о Квятковской, два года о ней не вспоминала, и вдруг – на тебе! Ну ее!
– Да, странно, – задумчиво проговорил Кирилл, сворачивая в подземный паркинг их дома. – Почему вдруг всплыло именно это имя?
– Кирюшка, ну хватит! – взмолилась Лана. – Ты лучше вспомни о том, что у нас пес невыгулянный дома извелся!
– Ох ты! – Кирилл торопливо заглушил двигатель. – Бедный Тимыч! Надеюсь, квартиру снизу он не залил.
Квартиру пес не залил, дотерпел, а вот входную дверь, почуяв хозяев, едва не выбил. И возмущенно загавкал, перемежая солидное буханье жалобным поскуливанием.
И, едва дверь распахнулась, алабай, возмущенно покосившись на бессовестных человеков, метнулся к лифту, где принялся подпрыгивать, пытаясь нажать лапой кнопку вызова.
– А говорят – инстинкты, – проворчал Кирилл, подхватывая поводок пса. – При всем уважении к академику Павлову – перемудрил патриарх.
– Ключи не забудь, вон, в двери торчат, – улыбнулась Лана. – Я в душ пойду, звонка могу не услышать.
Обычно упругие водяные струи успешно справлялись со смывом накопленного за день негатива, унося его прочь. Но сегодня почему-то не получалось, засевшая в душе заноза водой смываться не желала. На то она и заноза, можно только выдернуть.
А для этого необходимо определить ее местонахождение. Потому что понять, где именно саднит, Лана не могла. Ноет душа, и все. И никак не успокоить ее, заноза мешает, цепляет, кажется – вот сейчас поймет, где она, причина тревоги и маеты, выдернет, успокоится, но нет.
Не получается.
Ну и ладно, перенесем поиски на утро. Если будет что искать.
Но с тем, с чем не справилась вода, справился сон. Вымотанные напряженным днем и еще более напряженным вечером Лана и Кирилл уснули мгновенно, буквально на пути к подушке. Им даже сны не снились, во всяком случае, Лана утром ничего интересного вспомнить не смогла.
Да, собственно, и вспоминать было особо некогда, потому что проспали. Звонок будильника проигнорировали оба, будильник обиделся и усердствовать не стал. Пусть вон то шерстистое чудище теперь пыхтит, ему больше надо.
Ознакомительная версия.
