– Туризмом занимается Мальвина Дверник, она из Варшавы, ты бы и сама могла ее отловить.
Я энергично воспротивилась:
– Окстись, как ты это себе представляешь? Ввалюсь к совершенно незнакомому человеку и пристану с вопросами о разных интимностях?!
– Ага, ты не можешь, а я могу?
– Ты вынуждена. Из-за собачки.
– Ну, знаешь… Хотя все равно эта Мальвина сейчас в Египте.
– Но ведь вернется?
– Наверное, до сих пор всегда возвращалась. Но Малга раздобыла ее сотовый и с разбегу позвонила…
– Тогда на кой черт мне звонить?
– Потому что они очень быстро поговорили, обе экономили. Представь, эта Мальвина знает Фридриха де Роса!
– Он с двумя «о», – поправила я, стараясь подавить волнение.
– Правильно, с двумя, – сконфуженно согласилась Мартуся, – но я не знаю, как это произносится по-голландски. Других она не знает, а вот с ним частенько видится. Насчет Эвы не помнит, может, и говорила. На этом она отключилась. Так что больше мы ничего не узнали.
– Уверена, она еще кому-то говорила, но вот вопрос – кому. Ты права, придется Мальвину отлавливать. Давай адрес.
Через полчаса вся эта информация через Роберта Гурского поступила к инспектору Рейкеевагену.
***
Соме Унгер начинал нервничать. С таким трудом нашел время для неприятной процедуры – и вот все идет наперекосяк.
Кошмарная баба пребывала в Варшаве, это ясно, тогда почему же она не возвращается домой? Целые сутки он провел, сидя в отличном наблюдательном пункте, но так и не увидел эту тварь! А самое плохое – не увидел и ее автомашины. Ну ладно, авто она могла поставить в чей-нибудь гараж (он выяснил, что своего у нее нет), но куда подевалась сама зараза? Он три раза трезвонил ей в дверь, в разное время суток, в разном обличье. И все впустую!
В ее квартиру несколько раз заходил какой-то тип, потом заявился еще один, и чем-то они там занимались – в квартире свидетельницы. Неужели квартира пустует?
Он проверил почтовый ящик. Письма этой змеюке приходили, а как же. И кто-то их явно вынимал. Просто головоломка какая-то. Как-то раз, дождавшись появления одного из мужиков, Соме набрал номер квартиры. Сквозь незашторенное окно видел, как мужик снял телефонную трубку. И услышал привычные слова: пани Иоанна дома, но сейчас ее нет, да, она в Варшаве, позвоните ей на сотовый. И сообщил уже известный Сомсу номер мобильника этой гадины.
Тогда он позвонил еще раз – когда в квартире были оба мужика. Соврал, что у него посылка для пани Хмелевской, может ли он вручить ее адресату. Нет, не может, адресата нет дома, но она, в принципе, здесь, в городе, будет завтра утром. А может, вечером, предсказать трудно. Нет, сегодня не появится, но завтра – возможно.
Потом Соме позвонил на мобильный. Ответила свидетельница. В данный момент она, видите ли, в пути, то есть едет по улицам и не может долго говорить, ведь полиция штрафует водителей, которые говорят за рулем, так что, будьте любезны, позвоните завтра утром. А может, вечером, она сама не знает, как сложится у нее день. И отключилась.
***
Отделавшись таким образом от какого-то настырного типа, я продолжила свое занятие. Не будешь ведь первому встречному-поперечному докладывать, что в данный момент сидишь за игральным столом в казино.
А Соме Унгер, как дурак, как кретин распоследний, поверил! И что? Да ничего! Ни утром, ни вечером мерзкая дрянь дома так и не появилась.
Господи, но он же знает номер ее сотового! И как раньше не сообразил! Ну что за болван… Ничего же не стоит выяснить по телефонному номеру, кому он принадлежит и где проживает абонент. Надо лишь с электроникой быть на «ты»…
И Соме Унгер мигом вычислил владельца сотового. Им оказалась вовсе не Иоанна Хмелевская, а некая Малгожата Конопацкая, проживавшая совсем в другом месте, на Черняковской. Так, значит, полный камуфляж? Неужели зараза скрывается? В стране, где нет закона об охране свидетелей, она решила сама позаботиться о своей безопасности? Дома не появляется, сотовым пользуется чужим. Но жить-то она где-то должна? Отели отпадали, он давно все проверил, может, как раз у этой Конопацкой?
***
Брякнул гонг у калитки. К входной двери я подкралась на четвереньках и осторожно выглянула через занавешенное тюлем окошечко. Тадик, благодарение господу!
Я выпрямилась и впустила Тадеуша, нажав на кнопку.
– Привет! – крикнула я ему с порога. – Скорее закрывай калитку. Меня нет дома. Я уже их боюсь…
Тадик с грохотом захлопнул калитку, взлетел по ступенькам и заодно уж и входной дверью тоже грохнул.
– Чего пани боится? – удивился он.
А тех дельцов, что развозят по нашему микрорайону землю и удобрения. И дрова для камина. Я уже всем запаслась так, что больше и девать некуда. Последний раз перепутала мешки и высыпала сначала землю, а поверх нее коровьи лепешки. На всю округу воняло. А эти типы знаешь, какие настырные! Им говоришь – спасибо, больше не надо, а они не слушают и сразу вносят мешки. Тебе пивка? Достань два стакана.
Мы устроились на диване в салоне.
Я продолжала жаловаться:
– Сил у меня больше нет! Сегодня одних прогонишь, завтра другие являются. Ну сколько можно повторять одно и то же! Они меня доконают. Я ведь всегда пасую перед такими людьми и, чтобы отделаться, покупаю. Ладно, земли еще немного можно рассыпать в саду, а вот дров мне ни за что всех не сжечь.
– Пани поедет в Пяски?
– Поеду. Ноябрь – самый прекрасный месяц у нас на Балтике. Может, янтарь еще пойдет. А кроме того, мне бы хотелось спокойно поработать. Ты что?
Тадик выглядел каким-то вроде бы смущенным.
– Уж не знаю, как и сказать, – запинаясь, начал он, – глупость какая-то.
– А что случилось?
Вздохнув, Тадик подкрепился пивом и пояснил:
– Уж не знаю, я виноват или шурин. А может, мальчишки хулиганят…
– Ну, говори же!
– Да уж скажу, никуда не денешься. Пропала ваша корреспонденция. Просто ума не приложу…
– Как это? Из ящика для писем?
– Из него самого. Обычно я туда не заглядываю каждый день, просто вижу – что-то есть, а как побольше наберется, открываю и вам привожу. И тут видел – есть какие-то письма. Шурин тоже видел. А вчера вечером пришел, сунулся в ящик – пусто, нет ничего. А ведь были! Холера знает, кто забрал их и зачем. Ящик был заперт, ключик только у меня да у шурина. Те письма, что я раньше вынул, – вот они, принес. А остальные исчезли.
Я просмотрела стопку конвертов. Все, как обычно, – приглашения, банковские извещения, два письма от незнакомых, наверное читателей.
Кому понадобились мои письма? Кто-то захотел узнать, сколько у меня на счету денег? Как раз сейчас очень мало, пусть порадуется.
Я пожала плечами:
– Пустяки, что ты так переживаешь? Может, замок сменить?
– Я и сам подумывал уже об этом, только что там за замок! Любой ногтем откроет. И ведь замок не сломан, его просто открыли. А значит, и другой запросто откроют. Первый раз такое случилось, просто ума не приложу…
Я тоже не могла понять, кому это понадобилось. Разве что кто-то отправил мне письмо, в содержании которого потом раскаялся, и поспешил забрать послание до того, как я с ним ознакомилась? Что же такое мне могли написать? Что-то обидное? Или там было официальное предложение руки и сердца? Предложил, а потом раздумал. Но тогда бы человек украл только свое письмо, зачем ему остальные?
Я ломала голову, а рядом испуганно сопел Тадик.
– Я вот что подумал, – вдруг сказал он, – а не тот ли это тип, что все насчет пани спрашивает?
– Какой тип?
– Ну тот, гундосый. Несколько раз уже звонил. Я еще его за иностранца принял и дал ему ваш телефон. Он не звонил вам?
– Не помню… Но я могла и не обратить внимания. Скажем, звонит кто-то, я отзываюсь, а в трубке: «Зигмунт?» Отвечаю «нет» и тут же забываю. Или просят позвать какую-то Боженку. Откуда я им возьму Боженку?
– Так что мне делать, если он опять позвонит?
– Дай ему номер телефона пана Тадеуша Левандовского. В конце концов, должен же хоть чем-то заниматься мой агент?
***
Только вышел Тадик, появился Гурский. Они даже столкнулись у калитки, и это избавило меня от необходимости подкрадываться на четвереньках к входной двери.
Гурский принес свежие новости.
По части вытягивания информации инспектор Рейкееваген на голову превосходил Малгу Кузьминскую, наверняка сказался опыт работы в полиции.
Он молниеносно отловил всех «девчонок», включая Мальвину Дверник, пребывавшую в Египте. И допросил всех!
Но их показания добили несчастного. Как было у него трое подозреваемых, так и осталось, потому что каждый из них знал о машине Эвы в гараже Марселя Ляпуэна. Правда, на первую строчку в списке подозреваемых переместился Мейер ван Вейн. И вот почему.
Наталья Штернер, одноклассница Малги Кузьминской, не знала никакого ван Вейна, зато знала очаровательного шведа Герхарда Торна. Наталья Гоморек (это ее девичья фамилия) с малолетства страдала комплексами на почве своей внешности. Откуда они взялись, кто их вбил в голову девушки – неизвестно, но бедняжка была уверена, что она жуткая уродина и мужчины, завидев ее, разве что не кричат от ужаса. Долгие годы эта дурочка грызла себя, хотя на деле была весьма миловидной и славной девушкой. Разве что чересчур стеснительной и робкой, что резко отличало ее от основной массы нынешних молодых особ.
