— Увы! — незнакомец развел руками. — Виновницей этих неудобств являетесь вы одна. Присаживайтесь…
Его французский, насколько я могла судить, был очень неплох. Я остановила свой выбор на невысокой кушетке.
— Ну? — спросил незнакомец.
— Ну? — машинально повторила я.
— Вы хотели поговорить, не так ли?
— Да… — я потратила несколько секунд на конструирование следующей фразы: — Но, простите, не с вами, мсье…
Геретс что-то вякнул из недр своего кресла.
Я беспомощно оглянулась на Хорхе, все еще торчавшего у входа в гостиную, но мальчик застенчиво потупился.
— Только что комиссар Геретс оказал мне честь, представив меня вам, — перевел незнакомец.
— Что вы говорите? Как жаль, что я ничего не поняла.
— Ничего страшного, — спокойно улыбнулся он, и улыбка сразу преобразила его малоподвижное лицо. При свете этой улыбки я разглядела, что он голубоглаз и даже не лишен некоторого шарма.
Незнакомец бросил несколько слов Хорхе, после чего мой юный друг и толмач как-то неловко поклонился и исчез.
— Так вот, сеньора Мальцева, мою фамилию вы вряд ли запомните. Видите ли, испанцы любят пышные, цветистые фамилии, такова уж традиция, ничего не поделаешь. А вот имя у меня короткое и легкое — Рей.
— Конечно, — поддакнула я. — И к тому же типично испанское.
— Боюсь, что ономастическая дискуссия заняла бы у нас слишком много времени… — тут Рей выразительно переглянулся с Геретсом. Коротышка не без труда выкарабкался из кресла, выплюнул в тяжелую металлическую пепельницу очередной огрызок сигары и ушел, даже не попрощавшись. — А времени у вас очень мало, не так ли, сеньора Мальцева?
— Кто вы такой, господин Рей?
— Человек, — ответил Рей, усаживаясь в кресло напротив меня. — Просто человек, который может оказаться вам полезным. Насколько я понимаю, вы попали в переплет и теперь не знаете, как выбраться…
— Вы что, ясновидящий?
— Нет, я из разведки.
— Ну, это почти одно и то же, — заявила я тоном резидента с тридцатилетним стажем.
— Где? В КГБ?
— А вы разве не оттуда?
— Вы о чем-то хотели поговорить с Геретсом, верно?
— А почему вы думаете, что это желание распространяется и на вас?
— Потому что ваши проблемы, сеньора Мальцева, не подлежат юрисдикции аргентинской полиции.
— А чьей же юрисдикции они подлежат?
— Разведки и контрразведки.
— И вы считаете, что после этой правовой консультации я должна вам безоговорочно доверять?
— Безоговорочно не надо, — усмехнулся Рей, закуривая длинную черную сигару. — Лучше в пределах известных границ.
— Государственных, естественно?
— Этических, сеньора Мальцева. Меня интересуют только специфические проблемы, связанные с интересами национальной безопасности.
— У нас в России говорят «государственной безопасности».
— Это синонимы.
— Не всегда…
— Может быть, закончим увертюру? Она и так затянулась.
Я и сама это чувствовала — тяжелые напольные часы с лунообразным циферблатом показывали без десяти девять.
— Не знаю, с чего начать…
— Давайте я попробую вам помочь… — Рей встал. — О бароне Гескине рассказывать не надо. Нам достаточно хорошо известна эта фигура. А вот как вы познакомились с ним? Что вас связывало? Что вы знаете о его смерти?
Вопросы Рея были более чем конкретными. Надо было отвечать. Но мне почему-то не очень хотелось. Я не знала этого человека. Я понимала, что сказав «а», должна буду вывернуться наизнанку. Причем в весьма невыгодном для себя свете. Одна только мысль, что этот неведомо откуда взявшийся Рей узнает подробности моей вербовки, детали личных контактов с людьми КГБ, особенностей задания и тому подобное, показалась мне крайне отталкивающей. В этот момент я четко поняла, что в принципе мне совершенно все равно, где именно отбывать срок — в аргентинской пампе или в сибирской тайге. Если меня и интересовали некоторые аспекты безопасности, то вовсе не национальной и тем более не государственной, а — личной. Моей.
— Службу какой страны вы представляете, Рей?
— Не комментируется, — сухо ответил он.
— У вас есть звание?
— Не комментируется.
— У вас есть дети?
— Какое это имеет значение?
— Вот видите, — сказала я, — а меня беретесь допрашивать. Причем только на том основании, что я имела глупость обратиться за помощью к полиции. Подчеркиваю, к полиции, а не к разведке, причем еще неизвестно чьей. Я располагаю кое-какой информацией, которая, возможно, прольет свет на обстоятельства смерти сэра Джеральда Гескина, с которым я познакомилась три дня назад. Вот и все, господин Рей.
— Вот так вот, — ухмыльнулся он. — Просто решили оказать помощь полиции. Из чистого бескорыстия.
— Этого я не говорила, не надо передергивать. Это сказали вы. Так получилось, что смерть Гескина косвенно затрагивает вопрос моей причастности. Я, разумеется, не убивала его и смогу это доказать.
— Вы уверены?
Мне стало нехорошо.
— Да, потому что, мне кажется, я знаю того, кто сделал это… Если вас интересует такая информация, я могу передать ее вам. Естественно, не безвозмездно, а в обмен на гарантии моей безопасности. Я достаточно ясно выразила свою мысль?
— Да, — Рей затушил сигару и тут же достал из кожаного портсигара новую. — Мне кажется, я хорошо вас понял. Вы, сеньора Мальцева, хотите использовать меня в своих целях. Ваш план прост: вы утаиваете ту информацию, которая может выставить вас в неблагоприятном виде, предлагая в обмен необходимую нам, но безопасную для вас информацию. Так?
— В общих чертах.
— Не пойдет!
— Почему?
— Потому что подобная постановка вопроса уместна в разговоре с комиссаром полиции, но никак не с сотрудником разведки.
— Так верните сюда Геретса, я не гордая!
— Увы, тоже не пойдет! — Рей пустил к лепному потолку сизое кольцо дыма. — Со вчерашнего дня полиция не занимается этим делом. Скажу больше: утренний звонок Хорхе был санкционирован нами. План вашей эвакуации из «Плазы» — это мой план. А вилла, в которой мы с вами так тепло беседуем, — это наша конспиративная вилла. Вы понимаете меня? Весь вчерашний день вы находились под наблюдением…
— Ну и что? Вы изучали в ванной особенности моей конституции?
Рей вынул из внутреннего кармана пиджака несколько фотографий и небрежно бросил их мне на колени. Фотографий было пять, а сюжет один: мы с Витяней в баре «Плазы». Снимки были профессиональные, отлично сфокусированные и сделанные из одной точки. Мне вдруг пришла в голову идиотская мысль, что со стороны мы с Витяней очень неплохо смотримся.
— А это звуковое сопровождение, — Рей поставил на стол небольшой черный диктофон и нажал серебристую клавишу. — Чтобы обзор фотографий не казался вам чрезмерно сухим.
На легком фоне шипения и отдаленных голосов я услышала слова Витяни — так близко, словно это он, а не Рей, сидел в кресле напротив и безостановочно курил черные сигары:
— … но это уже не наши проблемы.
— Как хорошо ты пахнешь, сволочь… Слишком хорошо для такого мерзавца. Как называются твои духи?
— «Красная Москва»…
Рей выключил запись.
— Если вы вспомните свой вчерашний разговор с этим господином, сеньора Мальцева, то поймете, как много нам известно. Поэтому давайте не терять времени. Ради вас же самой.
Я была разбита.
Наголову.
А Рей стремительно, не фиксируя внимания на моем конфузе, уже переходил в атаку:
— Как зовут мужчину, изображенного на снимке? — голос Рея стал сухим и деловитым. Он нажал кнопку записи на диктофоне и подвинул его ближе ко мне.
— Мишин. Виктор Мишин.
— Он русский?
— Да.
— Он сотрудник КГБ?
— Да.
— Его звание?
— Я не знаю.
— В разговоре вы называли его Мельцером. Куртом Мельцером.
— Он просил называть его так.
— Вы видели его документы?
— Нет.
— Этот Мишин-Мельцер владеет испанским?
— Нет… Не знаю. По-моему, нет.
— Во время разговора в баре вы сказали Мишину-Мельцеру, что он убил Гескина. Почему вы так решили?
— Это трудно объяснить в нескольких словах.
— Объясните в нескольких десятках слов.
— Духи. Запах духов. От Мишина пахло так же, как в прихожей гостиничного номера Гескина…
— Вы являетесь штатным сотрудником КГБ?
— Нет.
— Вы выполняете задание КГБ?
— Да.
— В чем оно заключается?
— Я должна передать профессору Телевано самиздатовскую рукопись одного из советских авторов-диссидентов.
— Цель?
— Она мне не известна.
— Когда?
— Сегодня. В перерыве между заседаниями.
— Что потом?
— Не знаю. Больше мне ничего не говорили.
