— Вот видите, — упрекнул Бежана Лукаш. — Ладно, алиби. Сейчас скажу. Так вот...
Меня это даже не удивило, потому что, как я вам уже говорил, люди такое придумывают, что даже трудно себе представить... Клиент подошел ко мне на стоянке, велел ехать к банку на площади Нового Света. Вылез, как паралитик, толпы людей его видели, ещё и эта.., из военизированной охраны, глядела.., а мне велел объехать вокруг банка и подождать его на углу Мысьей.
Вошел он в банк, там наверняка тоже покрасовался, я на этой Мысьей минут пятнадцать торчал; вдруг он появляется, запрыгивает в машину и командует: вперед, мол, поехали дальше. Ну а люди что видели? Он вылез из такси, машина отъехала, и что он о ней знает? Ничего. А я даже и не задумался, зачем ему эти фокусы, хотя перед банком имелось свободное место, и я бы мог там припарковаться...
Бежан слушал и размышлял. Да, алиби неплохое, подтвердила бы и охранница; кроме того, в банке достаточно было провести какую-то операцию, компьютер зарегистрировал бы клиента...
А на Мысьей мужик наверняка позаботился о том, чтобы на него никто не обратил внимания.
А что там таксист дальше делал и куда поехал, это его дело, и временный пассажир, который вылез у банка, об этом понятия не имеет.
— И кто же это был? Вы его вообще-то знаете?
— Разумеется. Он представляется как Ружицкий, но это скорее кличка, а не фамилия, настоящей-то он не злоупотребляет. С Микульским это он так, пошутил, на самом деле его зовут Пустынко. Зигмунт Пустынко. И если хотите знать, именно его я и возил тогда в Лесную Тишину. Впрочем, не в первый раз.
— Интересно, а зачем он вообще прибегает к вашим услугам? Своей машины разве нет?
— Ясное дело, есть. Кажется, даже две. Но на любой машине есть регистрационные номера, а ему, видно, не хотелось связываться с фальшивыми. Такси — машина анонимная, водитель может хоть сто раз возить мужика и все равно ничего о нем не ведать. Но один раз случилось так, что он копался в своем бумажнике, потом вышел, а бумажник оставил на сиденье. Я заметил бумажник, а он здорово смахивал на мой собственный, заглянул внутрь, а там паспорт... Не мой. Через секунду он уже вернулся за потерей.
— Он догадался, что вы видели его документы?
— Думаю, нет. Я тут же бросил бумажник обратно на сиденье, испугался, что ещё подумают, будто украл.
— Не повезло ему, значит.
— Еще как! Дважды. Если бы я не пошел в кустики...
Разговор этот Бежан вел уже по дороге к Варшаве. Тут у Лукаша заверещал мобильник.
Бежан прислушался и понял, что звонит не кто иная, как Иза Брант. Интересоваться беседой подозреваемых он не стал, решив заняться этим позже.
— Поедем в управление, не возражаете?
Вы вроде бы не ранены, что-нибудь горячительное у нас найдется, закончим беседу и составим протокол о происшествии. Льготным порядком и без очередей.
— Идет, — согласился Лукаш. — Я выхожу из дела, справлюсь и без этой шайки.., да и ничего такого у меня на совести нет. От лишних знаний в случае чего отопрусь, имею полное право выглядеть дебилом, это я вам наперед говорю, потому как одно дело — признания в частном порядке, а официальные показания — совсем другое. Что вы от этого выиграете — не моя забота.
К тому времени в управление приехал и сержант Забуй, который по телефону из квартиры Михалины Колек настойчиво потребовал смены.
Сведения у него были, как он утверждал, «эпохальные», по телефону такое не передашь. Поскольку означенную квартиру накануне навестила подозрительная личность, желание его было удовлетворено.
А произошло вот что. Сержант Забуй сидел себе спокойно и тихо в доме покойницы, как вдруг кто-то позвонил в дверь. Обычный, казалось бы, звонок, но очень назойливый.
Учитывая, что посетитель вел себя весьма шумно, шмыгал носом, кашлял, вытирал ноги и даже вроде что-то бурчал себе под нос, опасности он не представлял. Поэтому сержант открыл дверь.
— Ну чего ты, Михася, так долго возишься, — начал с порога гость. — Звоню и звоню...
И тут же повисло молчание. Сержант увидел перед собой женщину, которая явно относилась к виду блондинок великолепных. Сержант слышал о том, как выглядела Михалина Колек, и, по его мнению, гостья была копией покойницы — такая же блондинистая и мощная, из тех баб, для которых поднять пудовый мешок — раз плюнуть. К счастью, и сам сержант легко справлялся с пудовыми мешками. Голубенькие глазки подозрительно уставились на него.
— А вам тут чего надо?..
— Проходите, пожалуйста, — любезно и даже с поклоном пригласил сержант.
Блондинка без особой робости ввалилась в квартиру.
— Здесь живет Михалина Колек, моя подруга. Тогда чего вы тут делаете? Где Михася? Вы её родственник, что ли?
Внезапно она заметила полицейский мундир.
— Эй! А полиции какое дело до Михалины? Может, её обокрали, грабеж какой?
И куда по девалась сама Михалина? Я вчера только приехала, ничего не знаю, чего случилось-то?
Сержант поколебался: сказать ей правду или нет? Баба явно не из молчуний, вот только о какой Михалине она станет больше рассказывать — о живой или о мертвой? Недоверие из гостьи так и перло — как квашня из кастрюли.
Нет, решил сержант, лучше придерживаться фактов: от потрясения бабища может расслабиться, а подозрения, не дай бог, замкнут ей рот наглухо.
Он закрыл дверь на засов — на всякий случай.
— Так вы подруга пани Колек?
— Ну, подруга. Лучшая. А что, нельзя?
Где она, я вас спрашиваю, откуда мне знать, а может, вы какой липовый полицейский?
— Да вот, извольте, мое удостоверение. Но и вас тоже попрошу, ваш паспорт...
Одной рукой вырывая у сержанта его удостоверение, другой блондинка великолепная нашарила в сумке паспорт. Они почти одновременно проверили персональные данные друг друга, однако сержант оказался проворнее: привычно найдя необходимые сведения, он, словно клещами, ухватился за уголок своего удостоверения — не доверял он этой гарпии.
— Анастасия Рыкса, — прочел он. — Замужем, девичья фамилия Веньчик, проживает в Варшаве, Селецкая, три...
— Где я живу, я и сама знаю, — гневно оборвала его пани Рыкса. — А вот где Михалина, никак не могу от вас добиться. Вижу, что вы не липовый, так, наконец, скажете или нет?!
— Скажу, почему не сказать. В морге.
— Где?
— В морге.
— Что вы мне тут глупые шуточки шутите?
— Я не из шутников. Пани Колек мертва, похорон ещё не было, так что, насколько я знаю, она обретается в морге.
У Анастасии Рыксы на какое-то время перехватило дыхание. Она сделала два шага вперед и тяжело шлепнулась на стул.
— Вы.., вы мне голову не морочите?..
— Честное слово, нет.
— Поклянитесь!
Сержант быстро прикинул, чем бы он мог поклясться, чтобы она ему поверила. Чем-то по-человечески понятным.., а!
— Да чтоб мне до пенсии не дожить, вот те крест!
— О Господи Иисусе Христе и все святые...
— Да вы сами подумайте, что бы я тут иначе делал?
Анастасия Рыкса некоторое время молча посопела, после чего пухлым пальцем ткнула в напольные часы, стоявшие в углу комнаты.
— Там, — выговорила она сдавленно, — там, внизу, Михалина коньяк держит.., держала то есть. Достаньте...
Сержант послушно залез в часы, нашел бутылку с рюмками, тем самым удостоверившись, что гостью с Михалиной и вправду связывала дружба, налил, не обойдя и самого себя, а затем украдкой включил диктофон у себя в кармане.
— Вы сказали, что только вчера вернулись, — с сочувствием напомнил он. — А откуда? Где вы были?
— В Дрездене, у дочки, — автоматически ответила Анастасия. — За немца вышла. А тут такое несчастье! Что с ней случилось, святая Дева Мария, она же всегда такая здоровая была!
Несчастный случай какой, а?
— Можно и так назвать. Ее убили.
У Анастасии чуть рюмка из рук не выпала.
— А я говорила! — заголосила она оглушительным шепотом. — Я же ей говорила, чего она за этих сволочей держится. «Каждый у неё в руках был», видите ли! Сто раз говорила: сиди тихо! А этот её, он-то что? Тоже мне опекун, лишь о себе заботился... У той-то курвы хватило ума его бросить, а Михалина уперлась: все нет да нет! И где он теперь? Где он был, когда её убивали? Я вас спрашиваю, где?!
— Кто? — заинтересовался сержант.
— Как — кто, этот её Доминик! Я говорила — высоки пороги на её ноги. Эти сволочи все в рост идут, одна ведь мафия. Они её боялись, а уж Доминик у них вообще сидит как заноза в заднице! Его ещё больше боятся. Я говорила, куда ей до их миллионов, шиншилл и бриллиантов, но она упрямая была. А Доминик над этими сволочами словно Господь Бог! Налейте еще!
Сержант выполнил поручение с такой поспешностью, что чуть было не выронил бутылку.
Себя он на сей раз обошел.
— И что Доминик? — вопросила пани Рыкса сурово.
— Ничего.
— Как это ничего?
— Ну так. Он, в общем-то, и не мог отреагировать.
