— Он почему — то на ровном месте вдруг не справился с управлением и вылетел за ограждение дороги, — шипел мужик. — Несколько раз перевернулся на склоне, потом взорвался бензобак, и он заживо сгорел. Я его крики из машины до последнего слышал. Ясно тебе, мразь, как твой женишок умрет??? Чего молчишь?
— Думаю, — прошептала я.
— Думай, сучка, думай, — и он провел еще одну линию у меня на животе, поперек прежней, образуя крест.
Кровь полилась интенсивнее.
— Сколько человек мне надо будет убить, если я соглашусь? — превозмогая боль, спросила я.
— Пятерых, — бросил он, все еще ведя линию на животе. Я замерла, боясь вздохнуть или дернуться от жгучей боли. Ведь одно мое неправильное движение — и нож воткнется глубже.
— Красота, — удовлетворенно сказал он, закончив свое дело. Потом он обмакнул палец в рану и с видимым наслаждением пососал.
— Вкусно? — внезапно для себя злобно спросила я.
— Посолить бы, — в тон ответил он. — А у меня и соль есть с собой.
И он деловито выудил из кармана сверточек.
От первых крупинок я взвыла сквозь ладонь, которой он предусмотрительно зажал мой рот.
— Еще раз — и в глаз, ясно? — шепотом рявкнул он, приставляя нож к коже около глаза.
Я судорожно сжала веки и прерывающимся шепотом сказала:
— Я согласна.
Я поняла, что это — садюга. Он мне действительно вырежет глаз, вспорет живот, и потом будет слизывать кровь, соля ее для вкуса. Он непременно сожжет заживо Дэна.
Он на это способен.
У меня не было выхода.
— Давно бы так, — снисходительно сказал он и похлопал меня по животу, вызвав новую волну боли. — Оставляю пакет для тебя, в нем фотографии. Чтобы завтра они все вместе собрались и коллективно отправились на тот свет. Не по одиночке. Ясно?
— А почему так? — прошептала я. — Я не знаю, как это сделать…
— Придумаешь, — жестко отрезал он. — Вместе — это менее подозрительно, если их по разным углам города сжигать. Ясно?
— Буйвола там нет? — с внезапным страхом спросила я.
— А если б был — неужто отказалась б? — усмехнулся он.
Я молчала. Я не знала, какой ответ ему понравится, а какой нет, но я до жути боялась его рассердить. Его соль все еще разъедала мои раны…
— Завтра я не смогу, — прошептала я. — Максимум — послезавтра…
— Завтра! — Рявкнул он.
— Да хоть режь меня — не смогу, — заплакала я.
Он помолчал, зачерпнул пальцем моей крови, обсосал, и милостиво разрешил:
— Уговорила. Если в воскресенье не будет результата — пеняй на себя.
Я беззвучно плакала.
— И еще, цыпочка, — фамильярно похлопал он меня по лицу. — Нажалуешься Буйволу или еще кому — мы твоего женишка все ж поджарим. Имей в виду.
Ответа от меня он дожидаться не собирался. Он просто меня проинформировал — и исчез в распахнутом окне. Я резко вскочила — откуда только силы взялись? — подскочила к окну и тщательно заперла створки. Потом я сорвала простыню, прижала ее к разрезанному животу и пошла в ванную.
Ванная комната была в коридоре, не то что у меня, где у каждой гостевой имелся свой санузел. Там я долго промывала раны, в основном не столько смывая кровь, сколько вымывая жгучую соль. Потом положила руки прямо на кровавую рану, и отчитала себя воинским старинным заговором от ратных ран. Больше мне ничего в голову не пришло. Потом подумала и отчитала себя еще и заклинанием на восстановление сил — крови-то я потеряла много.
Аптечки тут, вопреки моим надеждам, не оказалось. Я надрала узких полос из простыни, кое — как перевязалась, одела забытый кем — то халат и, превозмогая боль и страх, пошла из дома. Я понимала — с этим я должна справиться сама. Если дело дойдет до больницы — никто не поверит что я шла, споткнулась, очнулась — а у меня вырезанный крест на животе. Мне придется что — то объяснять, а этого делать было нельзя. Обмирая от ужаса — за каждым кустом мне чудился мой мучитель, я доковыляла до гаража и крикнула в приоткрытую дверь:
— Есть тут кто?
Голос мой был каким — то жалким и писклявым.
— А это кто? — ответил мне такой же писклявый голос.
— Я, — ответила я голосу.
— Кто я?
— Ребята, мне аптечку срочно надо, у вас же есть в машинах? — спросила я.
Откуда — то послышалось шебуршание, зажегся резанувший глаза свет и я оказалась нос к носу с Полукастратом.
— А, ты, — хищно поприветствовал он меня, сразу подобравшись.
— У нас мир! — опасливо напомнила я ему.
— Сегодня — мир, завтра — не мир, — философично отозвался он. — Чего явилась?
— Аптечку б мне…
Он посмотрел на меня повнимательней и потом кивнул:
— Ну, пошли.
Из Дэновской машины была извлечена аптечка, и он принялся перебирать лекарства:
— Чего болит-то, говоришь?
— Зубы, — мрачно ответила я.
— Та-ак, на анальгинчик и вали отсюда, не мешай людям спать.
— Бинт дай, вон он лежит, — попросила я.
— А тебе зачем? Зубы бинтовать? — заржал он.
Я выхватила у него аптечку, сунула в карман анальгин с бинтом и принялась рыться дальше.
— Это антисептик, чтоб раны не загноились! — вскричал Полукастрат, глядя как я снова отправляю в карман пузырек с лекарством.
— У меня зубки как раз гноятся, — отмахнулась я.
Так же я экспроприировала йод, зеленку, фурацелин и вонючую мазь.
— Это ранозаживляющее, — внимательно посмотрел на меня Полукастрат. — Ты чего, порезала кого? Рвешься первую помощь оказать?
— Дурак ты, обиделась я. — Никого я не прирезала. Я сроду руку ни на кого не поднимала.
— Ну-ну, — пропищал Полукастрат, и я покраснела, вспомнив, как я обработала его в офисе «Бастиона».
— Ну я пошла, выздоравливай, — бормотнула я и бочком — бочком ринулась из гаража. Не дай бог он вспомнит то же самое, что и я.
— Да я здоров, — услышала я его недоуменный голос мне вслед.
В своей комнате я заново промыла раны раствором фурацелина, намазала вонючей мазью от нагноения и выпила антисептик. Тщательно перевязалась стерильным бинтом, выпила полпачки анальгина и протерла прополосканной простынею пол в коридоре и комнате — уж слишком накровила, пока бежала в ванную.
Потом перестелила постель, закрыла за собой дверь и пошла к Дэну в спальню.
Знали бы вы, как я себя ругала, из-за того что не позволила ему остаться! Все тогда было бы по—другому. Конечно, садюга мог его пришить, око за око, но что — то мне подсказывает, что мои услуги в качестве компенсации за Харитона были бы им предпочтительнее.
Я разбудила Дениса и робко попросила:
— Слушай, можно я с тобой лягу спать?
— Конечно! — обрадовался он.
— Только чур — ты ко мне не пристаешь! Даже пальцем не касаешься!
— Ну ладно, ладно, — вздохнул он.
— Поклянись! — потребовала я.
Если он захочет меня обнять — я скорее всего взвою от потревоженных ран белугой.
— Клянусь, — кисло ответил он. Я легла прямо в халате, спина к спине, и мы долго лежали молча, притворяясь что спим.
Дэн на меня обиделся — это было понятно.
Утром я совершенно расчувствовалась. Потому как проснулась я от поцелуя в щечку и запаха кофе.
— Вставай, засоня, — ласково сказал Дэн, — я тебе как классический любящий муж принес кофе и Светкины пирожные в постель.
Я протерла глаза, схватила кофе, пирожное и застонала от блаженства. Вчерашние трубочки были полной ерундой по сравнению с этими. Ну что за золотая кухарка! Нет, бриллиантовая!
Я уплела эти шедевры, откинулась на подушки и сообщила:
— Классический любящий муж — мне это крайне подходит!
— Ну слава богу, — обрадовался Дэн. — А я уж сомневался — не банально ль это.
— Забота о своей девушке никогда банальной не бывает! — наставительно изрекла я. — Ставлю тебе большой плюсик в тетрадку!
— Тебе придется сегодня мне много плюсиков наставить, — улыбнулся мой будущий муж.
— А в связи с чем? — подозрительно нахмурилась я.
Ну не привыкла я к тому, чтобы надо мной так тряслись! Все чудится какой — то подвох…
— В понедельник свадьба потому что, — пожал он плечами. — Я собираюсь купить тебе платье. Банкет уже заказан, народ приглашен…
— Дэн, — решительно сказала я. — А ты уверен что нас в понедельник зарегистрируют?
— Конечно! — уверил он меня. — Связи есть, не беспокойся.
Я молча допивала кофе и рассматривала его, чувствуя, что у меня перехватывает дыхание от его красоты и где — то в глубине души рождается робкий изумленный вопрос: «Это — мое???».
Я протянула руку и ласково отвела от его глаз темную челку. Он перехватил мои пальцы и нежно перецеловал их все.
Он меня любит всей душой — это было да и аминь. Милый, поразительно красивый парень. Я бы действительно жила с ним душа в душу много лет. С таким — сложно иначе. Его невозможно не полюбить — и даже не за красоту, а за его отношение. Когда тебя так любят — невозможно устоять…
В понедельник наша свадьба. Но от меня зависит, доживет ли он до нее.
