После второй покупки даже Дамир повеселел и потянул напарника к выходу. Я упрямо тащилась следом, чувствуя, что меня ловко накололи, вот только непонятно в чем. Может, пока один отвлекал продавцов, второй успел сунуть бомбу под прилавок?
Уже исключительно на остатках упрямства я полезла за ними в метро и проехала две остановки. Дважды я чуть не потеряла их в толпе, несколько раз попалась на глаза. Оставалось надеется, что преступники не запомнят меня.
На «Проспекте Мира» они снова поднялись на поверхность и потянулись вместе с толпой в сторону «Олимпийского». Мы обогнули спорткомплекс слева, прошли какими-то дворами и вышли к симпатичному бело-голубому домику дореволюционной постройки с башенкой. Здесь преступники разделились: Крыс остался стоять на улице, а Дамир зашел внутрь. Возможно, моей наглости и хватило бы, чтобы последовать за ним, но, к счастью, я вовремя обратила внимание на непривычно большое скопление около здания «лиц кавказской национальности». А заметив, догадалась перевести взгляд на верхушку, где сиял золотой полумесяц.
Я, конечно, авантюристка, но не настолько, чтобы ломиться в мечеть, полную террористов. Пришлось спрятаться за угол дома напротив. Ждать нам с Крысом пришлось долго. Я успела замерзнуть, а он — выкурить три сигареты и отправить несколько эсэмэс.
Прошло минут двадцать, Крыс уже начал недовольно поглядывать на часы, когда Дамир наконец вышел, и я возликовала. Мое ожидание было вознаграждено сторицей, потому что террорист появился не один. Его сопровождал пожилой мужчина кавказской внешности, и в руках у этого мужчины... я еле удержалась, чтобы не выкрикнуть что-нибудь восторженно-неприличное... в руках у мужчины была деревянная коробка. Очень характерного вида коробочка!
Стало ясно, что я сглупила. Сегодняшний поход в «Атриум» был только разведкой, бомбу подложат в другой день. Для меня настал срок остро пожалеть об отсутствии в хозяйстве направленного шпионского микрофона. Дамир с незнакомцем обменивался какими-то фразами, похлопываниями по плечам, рукопожатиями и прочими ритуальными жестами взаимной симпатии, а мне оставалось только с тоской наблюдать за этим издалека. Возможно, именно сейчас называется точная дата и время теракта, а я опять вне игры.
Всю дорогу до метро Дамир нежно прижимал коробку к груди. Я кралась сзади на приличном расстоянии. Мы как раз подошли к подземному переходу, и я ускорила шаг, намереваясь сократить разрыв, но все равно нас разделяло метров тридцать.
Эти тридцать метров чуть не оказались роковыми. Поднявшись по переходу, я успела увидеть,как за Крысом захлопывается задняя дверь серой «Волги».
Обычно я в таких ситуациям проявляю чудеса тупости, но испытания последних дней не прошли даром. Вместо того, чтобы провожать удаляющийся автомобиль растерянным взглядом, я подскочила к обочине, распихивая прохожих, и буквально вломилась в ближайшую машину.
— Вон за той «Волгой»! Быстро!
— Чито? — изумился водитель.
О боже! Что же это за день сегодня такой! Как по заказу, мне достался «Ара-мобиль»: подержанная «шаха» с очередным «лицом кавказской национальности» в качестве водителя.
— Езжай за той «Волгой»! Плачу тысячу! — Для убедительности я достала из кошелька бирюзовую бумажку и помахала ей в воздухе.
— Карош, — согласился водила и ударил по газом.
К моему счастью, «Волга» с террористами далеко не уехала. Мы догнали машину у ближайшего светофора и аккуратно пристроились в хвост. Преследовать ее было несложно, она двигалась в потоке неспешно, аккуратно притормаживала на желтый, попускала пешеходов. Я немного успокоилась и даже смогла беспристрастно оценить ситуацию...Вряд ли мои подопечные заметили слежку. Просто, в отличие от меня, террористы прекрасно понимали, что ехать с бомбой в переполненном людьми метро опасно, и поймали частника.
— А? Чего? — Я не сразу поняла, что водитель уже несколько минут пытается привлечь мое внимание.
— Я гаварю: зачем такой красывый дэвушк слэдит за «Волга»?
— А у меня там муж. Хочу узнать, где он шляется, когда говорит, что на работе.
— Гулаэт, да? — посочувствовал водитель. — Если бы я такой красывый дэвушк имэл, никуда бы нэ ходыл, толко дома сыдел, на жина сматрэл!
Я промычала что-то неопределенное, разговор завял. Но минул через пять темпераментный гость с юга сделал второй заход:
— Давно гуляэт, нэ?
Я кивнула: мол, давно, давно.
— А ты нэ сыди, тоже ходы-гулай. Поэхали в сауна, у мой брат сауна ест! Вина випьем, посыдымь.
Пришлось еще и отбиваться от любвеобильного водителя. Уяснив наконец, что ни в сауну, ни в ресторан, ни просто в гости я с ним не пойду, он не озлобился, а, напротив, проникся чем-то вроде уважения и остаток пути рассказывал байки из своей практики. Возможно, они были даже смешными, но жуткий акцент бомбилы помешал мне воздать должное его красноречию. К счастью, от меня требовалось только угукать и улыбаться в нужных местах.
Все скверное когда-нибудь кончается, кончилась и наша поездка. На прощание водитель настойчиво сунул мне обрывок бумаги со своим телефоном и напутствовал:
— Звани, когда нада будэт. Рафик приэдэт, спасет.
Ага, спасет. Рафик — Герой Галактики.
Высадил он меня в какой-то унылой промзоне. Серый бетонный забор исписан ядреными нецензурными словосочетаниями, посередине забора такая же серая проходная. Обшарпанные административные здания в стиле НИИ семидесятых придают пейзажу органичность и законченность. Даже небо над головой из голубого стало серым и рыхлым. Застрелиться можно! А ведь кто-то сюда каждый день на работу ездит.
Ярким пятном на фоне этого торжества серости выделялась вывеска местной пивнушки. Кислотными цветами на вывеске был намалеван одутловатый амбал с признаками олигофрении в стадии дебильности на лице. В руке амбал сжимал початую бутылку «Жигулевского». Под олигофреном красовалась пояснительная надпись «У Васяни», сделанная ярко-оранжевыми буквами.
Крыс с Дамиром высадились прямо напротив проходной и уже зашли внутрь. Я их догнать и не пыталась — слишком велик риск засветиться. Человек на безлюдной улице сразу привлекает внимание. По этой же причине околачиваться около выхода было опасно, и я, преодолев естественное чувство брезгливости, решилась заглянуть к «Васяне».
Редкий случай, когда упаковка на сто процентов соответствует содержанию. Словно перенесшиеся сюда из какой-нибудь ялтинской пивной восьмидесятых годов высокие столы не располагают к долгим посиделкам и трепу, стены аскетично обшиты красным пластиком. В дальнем углу прилавок и холодильные шкафы с дешевым пивом, на прилавке горка засохших вчерашних пирожков. Ну и грязь, конечно же. Такое ощущение, что здесь недели две полы не мыли, столы даже издалека кажутся сальными, б-р-р-р!
Несмотря на разгар рабочего дня, в пивной были посетители. Несколько опустившихся личностей из тех, что вечно клянчат у соседей полтинник на опохмел, уже гудели за столиком в углу, а прямо у окна седой старикан бомжеватого вида, пугливо озираясь по сторонам, грыз пирожок.
И как на грех, наблюдательный пункт из пивняка превосходный — проходная как на ладони. Я выдохнула, решительно сжала зубы и вошла внутрь. Не убьют же меня здесь, а грязь как-нибудь переживу.
Звякнул колокольчик над дверью, посетители почти синхронно обернулись и посмотрели в мою сторону. Даже радио, как на зло, замолчало в этот момент. Я почувствовала себя героиней вестерна, которая вошла в салун где-то на Диком Западе. Дурацкое положение. Под пристальными взглядами местных алконавтов я невольно съежилась и тут же разозлилась на собственную трусость.Уже в целях аутотренинга заставила себя подчеркнуто неторопливо продефилировать через пивную и любезно побеседовать с продавщицей. Наглость — второе счастье, нехитрая уловка сработала, завсегдатаи потеряли ко мне интерес.
Я купила банку колы и огляделась. К большой досаде, единственный столик у окна оккупировал бомжеватый старик. С остальных мест был виден в лучшем случае кусок улицы. Все еще пребывая в боевом задоре, я встала у столика напротив старика.
Главное — вести себя естественно.
Я, вся такая естественная, стояла с початой банкой колы в руке минут пятнадцать, пока старик расправлялся с пирожком. Он грыз его, как собака грызет резиновую кость: монотонно, яростно, попеременно работая то одной стороной челюсти, то другой. Пирожок медленно, но неуклонно сдавал позиции. Наконец своеобразная дуэль завершилась полной победой старика. Он утер губы рукавом, сыто рыгнул и обратил на меня подслеповато прищуренные глазки. Я внутренне напряглась, чувствуя, что сейчас начнется.
И, конечно же, началось.
— Во тьме и боли приходим мы в сию юдоль скорби. Темен человек, темен и жалок путь его. Лишь свет слов Господа озарит его благодатью своей, — возведя очи горе, рек старец. Задав таким образом общее направление беседы, он перешел к конкретике, то есть к моей скромной персоне.
