— Я позвоню вашему брату, предупрежу, что мы вернемся поздно.
— А куда же мы пойдем?
— Куда пожелаете. Выберите себе напиток, я быстро!
«Разорюсь — и черт с ним!» — шалея от счастья, думал молодой человек, направляясь к телефонному аппарату за стойкой.
Сбежать вдвоем с Жозефом куда-нибудь подальше от глаз Виктора и Кэндзи — это было одновременно романтично и дьявольски прогрессивно. Айрис, лопаясь от гордости — она чувствовала себя идеальной девушкой конца века, эмансипированной донельзя, — сама заказала гарсону две порции хинной настойки и принялась обдумывать маршрут предстоящей прогулки.
Вернувшись, Жозеф плюхнулся на стул и схватился за щеку:
— По официальной версии у меня чудовищный приступ зубной боли — судя по всему, из-за жары. Мы случайно столкнулись на улице, и вы предложили проводить меня к врачу. Хозяев, конечно, на мякине не проведешь — ваш брат, выслушав меня, издал серию звуков, которые я определил бы как хихиканье, а ваш батюшка поблизости от него разворчался, что я вечно где-то пропадаю, манкируя своими обязанностями в лавке. Так что пришлось прилежно постонать в телефонный рожок некоторое время.
— Бедненький! Вы, наверное, ужасно страдаете, — поддержала игру Айрис.
— Сейчас мне гораздо лучше, но я провел кошмарные четверть часа.
Девушка помолчала немного, вдруг покраснела и тихо проговорила:
— Однажды я наблюдала за полетом стрекозы на площади перед Пантеоном. Ослепленная солнечными зайчиками на стеклах, она заметалась среди экипажей и прохожих. Казалось, ее вот-вот раздавят, но подул свежий ветерок, она очнулась от морока и взмыла выше, к небу, на простор… Простите ли вы меня когда-нибудь?
— Война окончена, с этой минуты начинается эпоха мира, — улыбнулся Жозеф и отметил про себя: «Надо будет обязательно включить эту фразу в роман-фельетон» — Так куда мы направимся? Хотите посетить какое-то особенное место? — спросил он, мечтая о том, чтобы уединиться с Айрис в первой же подворотне.
— Месье Пинхас написал Таша из Америки о праксиноскопе. Я бы с удовольствием побывала в оптическом театре Эмиля Рейно в музее Гревен, там дают сеансы до шести вечера.
— Почему бы нет? Всё лучше, чем к дантисту! — философски заметил Жозеф. Тайком от Айрис пересчитав в кармане монетки — итоговая сумма его совсем не обнадежила, — он обнаружил, что гардения куда-то пропала.
Из трех удивительных пантомим Айрис больше всего понравился «Бедный Пьеро», но и «Клоун с собачками» и «Добрая кружка пива» тоже доставили ей огромное удовольствие. Она радовалась, как девчонка, смеялась и хлопала в ладоши, что позволяло Жозефу время от времени прижимать колено к ее бедру — дескать, неприлично так громко смеяться, вы нарушаете общественное спокойствие, мадемуазель. Через сорок минут они с сожалением покинули «Фантастический кабинет». Айрис вполголоса прочитала афишу Жюля Шере с программой представления:
БЕДНЫЙ ПЬЕРО пантомима Действующие лица: Пьеро, Арлекин, Коломбина
«Арлекин — это Ломье, Коломбина — я, а Пьеро…»
Вероятно, Жозеф подумал о том же самом, потому что вдруг заторопился увести ее из оптического театра.
— Никогда еще не видела такого волшебства, — поделилась впечатлениями Айрис.
— Волшебство тут ни при чем, мадемуазель. Или мадам? — сказал выходивший вслед за ними стройный блондин в светлой визитке.
— Мадемуазель скоро станет мадам, — холодно произнес Жозеф.
Айрис, охваченная любопытством, не обратила на его слова внимания, устремив сияющий взор на незнакомца.
— Правда? Вы знаете, как это работает? О, объясните мне, пожалуйста! — взмолилась она, к неудовольствию Жозефа.
— Месье Эмиль Рейно усовершенствовал зоотроп американца Хорнера, — улыбнулся незнакомец. — А дело вот в чем: несколько рисунков, изображающие разные фазы движения, помещаются на внутренней стороне цилиндра, в центре которого закреплена зеркальная призма. Вы заглядываете в окошко, прорезанное в кожухе, и вращаете цилиндр — создается иллюзия движения, которое длится до бесконечности.
— Детская игрушка, — фыркнул Жозеф.
— Конечно, одна и та же постоянно повторяющаяся короткая сценка, хоть и движущаяся, быстро наскучивает, — проигнорировал насмешку стройный блондин. — И месье Рейно пришла в голову гениальная идея использовать перфорированную целлулоидную пленку с целой серией рисунков. Эта пленка перематывается с катушки на катушку, зеркала улавливают отражения тщательно прорисованных и раскрашенных от руки композиций и с помощью фонаря, то есть пучка света, проецируют их на экран.
— Вы здесь работаете? — спросил Жозеф, которому неприятно было, что Айрис внимательно слушает рассказ незнакомца. «Неужели я заделаюсь таким же ревнивцем, как месье Легри?» — с ужасом подумал он.
— Вовсе нет, я журналист из «Тан».
— Ах, как чудесно! — обрадовалась Айрис. — Мой жених тоже пишет для газеты, только для «Пасс-парту». Он автор знаменитого романа-фельетона!
При этих словах Жозеф почувствовал, как у него вырастают крылья, — Айрис назвала его женихом и упомянула роман-фельетон! Тем самым она полностью загладила свою вину и даже примирила его с присутствием самоуверенного репортеришки.
— Неужели? Может быть, обсудим это в каком-нибудь ресторанчике на Бульварах? Позвольте пригласить вас отобедать за мой счет, — поклонился блондин.
Жозеф принял предложение с благодарностью — его бумажник был почти пуст.
«А голубки легко попались, кто бы мог подумать! — мысленно усмехался Фредерик Даглан, изучая меню, написанное чьим-то безобразным почерком. — Малой толики технических познаний, почерпнутых из газет, где чего только не печатают, и умеренной дозы красноречия вполне хватило».
— Местечко, как видите, простое, как раз по моим гонорарам, зато уютно и кухня недурна. Рекомендую окорок — он здесь отменный.
— Вы читали «Странное дело о водосборах»? — не утерпела Айрис.
— Увы, мадемуазель, я веду финансовую рубрику, цифирь застит мне достижения литературы. А что же странного в этом деле о водосборах?
Тут фельетонист разразился очень длинной и запутанной речью, нить которой Фредерик Даглан очень быстро утратил, предавшись своим мыслям. Сегодня утром на площади Мадлен, в окружении роз, нежных, хоть и с шипами, Жозетта Фату была обворожительна. Он, Фредерик, как раз собирался к ней подойти, когда откуда ни возьмись, как черт из табакерки, выскочил этот олух и скандализировал публику, а потом все-таки добился беседы с мулаткой и, судя по заговорщицким лицам обоих, выспрашивал ее об убийстве Гранжана. Потом парень сел в омнибус, и Фредерик успел запрыгнуть следом, надвинув шляпу на глаза. На набережной Малакэ он скрипя зубами слушал воркование парочки на тротуаре и в кафе, дальше они поехали в фиакре на бульвар Монмартр, и он вместе с ними томился в оптическом театре, наблюдая движущиеся картинки. И все эти страдания ради того, чтобы слушать, как сомнительный литератор несет полную чушь?!
— …И тогда доктор Рамбюто приказал сиделке выкупать несчастного Феликса Шарантона,[92] — заключил Жозеф.
— Браво! — поаплодировал Фредерик Даглан. — Блестящий сюжет, мастерски изложенный. И кто же автор этого захватывающего произведения?
— Жозеф Пиньо, ваш покорный слуга. Но вы преувеличиваете — это всего лишь проба пера…
— Не слушайте его, — вскинулась Айрис, — месье…
— Ренар, Седрик Ренар.
— Месье Ренар, Жозеф вечно скромничает. Он не только писатель, но еще и книготорговец.
— Прекрасное сочетание, месье Пиньо. И где же находит применение ваш второй талант?
— В книжной лавке «Эльзевир», дом восемнадцать по улице Сен-Пер. Возможно, вам знакомо имя одного из владельцев — Виктор Легри. Он раскрыл множество преступлений, и я его правая рука!
У Фредерика Даглана екнуло сердце. Легри… Легри… Мелькнула мысль о мадам Милан — трактирщица ему недавно зачитала свои записи о разговоре Рауля Перо с каким-то безусым субъектом… Легри? Именно так. Он обедал с помощником комиссара в заведении «Милан»… вроде бы девятнадцатого числа.
— Месье Легри чертовски умен, — разглагольствовал паренек, — но без меня он ни за что бы тогда не справился. Сейчас вот мы тоже… — Он осекся.
— Сейчас тоже? — повторил Фредерик Даглан, перемешивая пюре, и собственный голос показался ему чужим. «Давай, птенчик, хвастай, чего замолчал? Если б я мог тебе ответить начистоту, сказал бы: не думай, что вы с месье Легри такие уж ловкие сыщики, будут вам еще и плач, и скрежет зубовный».
— Прошу прощения, месье Ренар, рот на замок, ключ за спину, время пока не пришло. Но погодите — это будет бомба!
