Я недоверчиво посмотрела на него.
— Что, так быстро? Ты же медитировал всего-то минут пять.
— Долго ли умеючи?
— Слушай, тогда отлично. Ты просветлился, поигрался, теперь давай обратно, не пугай меня.
— Куда обратно?
— В тело! — терпеливо прояснила я.
— Ну сейчас! — он посмотрел на меня как на полную дуру. — Когда еще такой шанс выпадет, думаешь, просветлиться — это так просто?
— У матери от твоего просветления инфаркт, а я сдуру всю силу на тебя отдала, — устало сказала я, кивнув на Ирину Сергеевну.
Миг, и он неслышной тенью скользнул к дивану, присел и вгляделся в лицо матери.
— Скорая уже едет, — пожала я плечами в ответ на его отчаянный взгляд. — Пойду, встречу их. Ты уж присмотри, ладно?
На улице было мерзко и холодно. Минут через десять я замерзла, пронизывающий ветер удивительно быстро выдул все тепло из моего тела. Помучавшись еще немного, я сбегала в ларек на углу, купила пачку «Парламента», бутылку подозрительно дешевого коньяка, вернулась на подъездную лавочку и принялась кутить.
Ведьмам запрещен табак и тем более алкоголь, только церковный кагор на причастии. Бабуля неоднократно говаривала мне, что пьяница ведьмой быть не может — сил не хватит вытянуть даже зубную боль или нарыв. Но я соблюдала этот запрет не из идейных соображений, мне самой не нравился ни табачный дым, ни вкус алкоголя.
Однако сегодня я с каким-то мазохистским удовлетворением делала затяжку, долго кашляла, после чего — бульк! — делала глоток ужасно противного коньяка. Отдышаться — и по-новой.
Я наказывала себя. Надеялась, что алкоголь отключит в моем сознании панику от того, что я натворила.
«Но он же того… просветлился. Сам. Твоей вину тут нет», — жалостливо напомнил мне голос.
«Ты сам-то в это веришь?», — устало спросила я.
Я ясно понимала, что это моя вина-то, что хороший парень Женька стал привидением. И ведь почувствовала, что что-то пошло не так во время моей работы по перекладу. Я ощутила, как он умер, ощутила как рванулась бессмертная душа ввысь, и как я, отчаянно словив ее своей магией, упорно пыталась вбить в тело.
И мне даже показалось что все получилось.
Черт!
Прокашлявшись от едкого сигаретного дыма, булькнула коньяком и вновь, запрокинув голову, принялась рассматривать звезды.
Я не знала, как поправить то, что натворила.
С малолетства я обучалась магии у своей бабули. С девятнадцати лет веду самостоятельный прием, так что опыта уже полно. От корки до корки я прочла Библию Ведьмы, родовую книгу Потемкиных, в которой восемь поколений наших ведьм вели рабочие записи.
Но вот такого казуса, как создание привидения из живого человека — я еще не слышала.
С расстройства я хватила аж два булька коньяка, горло невыносимо ожгло. Пришлось поскорее затянуться сигареткой, и тут же напал ужасный кашель.
Когда врачи приехали, я была почти в мире с окружающей действительностью. И погода стала казаться теплой, и мысли возвышенными — я размышляла о том, делать мне ремонт на лоджии или пусть стоит до следующего года.
— Сюда-сюда, — слегка пошатываясь, повела я врачей в квартиру. — Вот на этой ступеньке осторожнее, а то тут кошаки водятся, это очень опасно!
— И чем же? — неодобрительно покосилась на меня пожилая докторша.
— Женьки-то больше нет, — поведала я, все вспомнила и впала в еще более мрачное расположение духа. И посему до места трагедии хранила траурное молчание. Лишь войдя в комнату, я ткнула в Женькино тело и обвиняюще пробормотала:
— Вот, посмотрите, каков подлец! Наобещал бедной девушке: три свидания, карусельки, мороженое, цирк. Люблю, говорит, трамвай куплю, а сам взял да помер!
Потом перевела взгляд на второго Женьку, который сидел около матери и смотрел на меня странным взглядом, и уточнила:
— Ну ладно, ладно. Почти помер. Но все равно — какие теперь с ним свидания, вот скажите мне, люди добрые?
Так я сокрушалась еще минут семь, пока медсестричка, вконец выведенная из себя, не наорала на меня.
— Девушка! — сказала она. — Вы если напились, так сидите тихо и не мешайте работать!
— Я? Напилась? — искренне удивилась я. — Вы что такое говорите? Я же ведьма, мы не пьем!
Женька от моих слов только скривился и отвернулся.
И мне внезапно стало безумно стыдно.
Я прислушалась к себе — и осознала, как затуманен мой ум и неверны движения. Как неадекватно мое поведение. Как я… неприятна.
Вот черт!
— Полисы на больных где? — снова спросила девушка?
— Не знаю, — пожала я плечами.
— У матери в комнате лежат, — подал голос Женька. — Пошли покажу.
— Ага, пойдем, — кивнула я ему, и мы вышли, провожаемые недоуменными взглядами.
— Ты где успела напиться? — сухо спросил он по пути.
— Да я чуть — чуть, — вздохнула я. — Тяжко мне, понимаешь?
— И что, ты всегда проблемы так решаешь?
— Нет конечно. Обычно я к психоаналитику хожу. Но не пойду же я к нему с такими проблемами, верно?
Помолчав, я горько добавила:
— Вот так всегда. Стоит раз в жизни совершить нечто асоциальное — обязательно тут же запишут в неисправимые маргиналки…
— Сюда, — не обращая внимания на мои жалобы, Женька кивнул на дверь, мы вошли в комнату и я под его руководством извлекла из комода кучу бумаг. Нашла два полиса и мы пошли обратно.
— Ну ты из-за этого не передумаешь насчет тех нескольких свиданий, что мне обещал, а? — тревожно спросила я.
Он внимательно посмотрел на меня и хмыкнул.
— Ну и черт на тебя, — пожала я плечами, перешагнула порог и подала полисы пожилой докторше.
Та быстро их просмотрела и подняла на меня глаза:
— Больных мы забираем. Вы им кто? Сестра, жена?
— Невеста! — ляпнул мой дурной язык. — А что с ними?
Ну а как? Он мне сам пообещал карусель и медовый месяц, так что я, разумеется, невеста!
— У жениха вашего коматозное состояние, у матери его подозрение на инфаркт.
— А как завтра их навестить? — вылез с вопросом Женька.
Докторша на него даже и не посмотрела.
— Блин, ну не видит она тебя, неужто не понял! — сочувствующе сказала я.
— Девушка, а вы с кем все время разговариваете? — медсестра как-то подозрительно смотрела на меня.
— Да так, — смешалась я.
— Белка у нее, — хмыкнула пожилая. — Такая молодая, вроде приличная, а уже допилась до зеленых чертиков.
— Но-но, попрошу без оскорблений!
— Завтра позвоните дежурной медсестре в больницу, она вам скажет, куда ваших больных положили, — не обращая внимания на возражения, врачиха сунула мне клочок бумаги с нацарапанным телефоном, пошла, позвала водителя с носилками, и они отчалили.
Женька зачем-то пошел их провожать.
А я пошла на кухню, рассеянно взяла чашку с недопитым чаем и долго стояла у окна, вглядываясь в холодное утреннее небо.
Нет, я ни о чем ни думала. Не истерила. Просто пялилась в темноту, прорезанную алой полоской рассвета и крутила в руках чашку. Прижавшись лбом к холодному стеклу, я на диво быстро трезвела, и это было неприятно. Сразу накатывало понимание действительности.
Потом пришел Женька, встал рядом и спросил:
— Ну, ты чего такая расстроенная?
— Да уж, поводов нет, — едко ответила я.
— Да все нормально будет, — успокоил он меня. — Все равно это не твои проблемы, верно?
«Моя проблема — это ты», — чуть не ляпнул мой дурной язык, а вслух я спросила:
— Кто такая Нинка?
Не давала мне покоя вот эта девица, что порушила мне работу. И вроде мать Женькина разволновалась из-за нее.
— Завьялова, что ли? — хмыкнул он.
— Ну не знаю, — пожала я плечами. — Молоденькая, темные волосы до плеч, толстенькая.
— Точно, Нинка Завьялова, — кивнул он. — А что?
— Я ее у вас видела.
— Неудивительно, — скривился он словно от зубной боли, — Житья мне эта девица не дает, пристала как банный лист, «люблю — не могу». С матерью вроде дружат, как-то втерлась она к ней в доверие.
— Она часом … колдовством не увлекается? — на всякий случай осторожно спросила я.
— Чего?? — воззрился он на меня. — Шпионажем она увлекается! Магдалина, вот не хочется ничего плохого про девушек говорить, но она и правда достала — вечно по моему же дому с материного попустительства шныряет, вынюхивает. Достало.
— Ну, может быть решила тебя от большой любви приворожить, то-се, — не сдавалась я, пытаясь найти хоть кого-то виноватого, кроме себя.
— Слушай, не улыбай меня с утра пораньше. У нее мозгов на это не хватит. Смотри, лучше, что я умею, — он беспечно посмотрел мне в глаза, подошел к стене, и… прошел сквозь нее.
— Женя!
Из стены высунулась рука и помахала мне.
— Иди сюда! — мне как-то стало очень страшно в этот момент.
