— У нас — это у кого? — решила все-таки уточнить Анна.
— У творческих людей, — пояснила Люда и щелкнула пальцами, подзывая официанта.
Видимо, от такой творческой интеллигенции в свое время родители Лукреции и пытались уберечь свое нежное чадо.
Официант подошел очень быстро, но вместо заказа был вынужден выслушать грубую брань, состоящую сплошь из нецензурных слов. Так Людмила сожалела о сломанном ногте.
— Нам водки, — полувопросительно, полуутвердительно сказала ему Лукреция.
В это время Людмила сняла с пальца длинный ноготь, накрашенный ярко-красным лаком, и положила его в пепельницу.
У официанта глаза на лоб полезли, но он все-таки направился в сторону бара.
— И закусить что-нибудь! — крикнула ему вслед Люда.
Лукреция с Анной переглянулись.
Официант принес поллитровый графин с водкой, три рюмки и закуску, состоящую из нарезанных овощей и бутербродов с колбасой и сыром.
— Вам налить? — спросил он, потянувшись к графину, но тут же был остановлен Людой.
— Свободен! — кивнула она ему и снова щелкнула пальцами. Видимо, это был ее фирменный жест. Но тут же испуганно посмотрела на пальцы: — Фу, остальные держатся… Надо в руках себя держать, а то дощелкаюсь!
Официант удалился, красноречиво закатывая глаза, словно призывая всевышние силы оценить его мучения.
— Ну что? Вздрогнем? — прохрипела Люда, обводя окружающих тяжелым, напряженным взглядом.
— Чего? — не поняла Анна.
— Чего-чего! Задолбала! Я говорю, давайте выпьем! Как это… За встречу, вот! Хоть я вас видеть и не хотела, но вы сами напросились, то есть нашли меня! — гаркнула Люда и громко рассмеялась. — Шучу я!
Подруги чувствовали себя весьма неуютно, но выпить «за встречу» пришлось всем. Лукреция только пригубила и поморщилась.
— Какая гадость! Я вообще не пью.
— Ты всегда была «отмороженная», — согласилась Люда и зачавкала бутербродом.
«Интересная встреча», — подумала Лукреция, скользя взглядом по высохшей фигуре Люды. Сапоги дорогие, но потертые, кожаная юбка вытянутая, свитерок тоже такой… не первой носки. У Лукреции закралось большое сомнение в состоятельности бывшей однокурсницы. А дальше ее самые страшные опасения подтвердились. Напившись, Люда сделалась плаксивой и с большой охотой принялась погружать подруг в дебри своей личной жизни. Лукреция охарактеризовала бы этот рассказ как эротический триллер.
После института жизнь у Милы, как она любила себя называть, бурлила на полную катушку. Богатых любовников у нее было хоть отбавляй. Кто только не перебывал у нее в постели. Режиссеры и продюсеры — для пользы дела, актеры и рабочие сцены — для хорошего секса. Меняя мужей и любовников как перчатки, Мила попала в Америку, где несколько лет танцевала стриптиз в дорогом злачном месте. Она была просто погружена в омут разврата. Затем в очередной раз вышла замуж за престарелого миллионера, и он перевез ее в Париж. Там Мила продолжила выступать в эротических программах и изменять старику-мужу. Потом, правда, выяснилось, что это он сам подкладывал свою жену под дружков, которые видели ее на сцене, так сказать, в деле, и готовы были платить любые деньги, чтобы воплотить в реальности свои эротические фантазии. Так они прожили еще несколько лет, пока супруг не застал Милу в постели с молоденьким шофером. Парень не был его проплаченным клиентом, и муж выгнал Милу из дома ни с чем. Но ее подобрали, и жизнь опять закрутилась. Танцы, беспорядочные связи…
— Тебя же просто использовали! — не выдержав, Анна высказала свое мнение.
— Чего?! Да я сама использовала этих козлов! — И Милка крепко выругалась. — Твари неблагодарные! Пялились на меня! Тело мое терзали! Пока молоденькая была… А как за тридцатник перевалило, стала замечать, что интерес ко мне уже не тот! Нет, я могла, конечно, еще завлечь мужика, но таких желающих становилось все меньше и меньше… Наливай! — махнула она Анюте и подставила рюмку. — Что греха таить, я бы не выдержала такой жизни без алкоголя и еще кое чего. Пила я много, каждый день… Это на первых порах расслабляло, помогало забыться, потом стало жутко мешать. По утрам я долго не могла прийти в себя, меня всю трясло. Мне становилось все хуже и хуже, я стала задыхаться, сбиваться с ритма, у меня начались головокружения и постоянно тошнило. Как выяснилось, алкоголем и другими препаратами я окончательно посадила печень. Меня стали выгонять из одного шоу, из другого… С дорогого и элитного кабаре я скатилась до дешевого стриптиз-бара. — Люда перевела дух и опрокинула еще одну рюмку. — Вот так вот, бабоньки! Стрекоза лето красное пропела, все пролетело и закончилось, — развела она старыми, морщинистыми руками. — Выгляжу я кошмарно, все, что ни ем, плохо усваивается, печень не работает. Мужикам я больше не нужна, не то что богатым, а вообще никаким. Я все про себя знаю, я — реалист. — Люда закурила. — Еще и легкие окончательно посажу!
— Может, не надо? — спросила Лукреция.
Мила заливисто рассмеялась.
— Да и пить тебе нельзя, раз такое дело, — добавила Лукреция.
— А ты у нас просто мать Тереза! Не надо обо мне заботиться! Я опустилась на самое дно, но я ни о чем не жалею. Я прожила ярко, пусть и мало! И если бы у меня была возможность прожить жить заново, я бы ничего не стала менять. Многие бабы за всю жизнь не ловят столько восхищенных взглядов мужчин, сколько я ловила за один вечер! Это дорогого стоит.
— Подумаешь! Не каждая трясет голыми телесами! Велика заслуга! — фыркнула Анна и тут же столкнулась с полным презрения взглядом Милы.
— Чистенькая какая. А я — грязная! Да! Грязная! Только чтобы «трясти телесами», надо эти телеса для начала иметь!
— Намекаешь, что я очень толстая? — спросила Анна.
— А ты сама, что ли, это не знаешь? — засмеялась Мила. — Ты всегда такой была! А сейчас совсем разжирела.
— Да знаю я, — более миролюбиво произнесла Анна. — Вот задумываться стала, как похудеть.
— Знаю одну диету, — приблизилась к ней Людмила и дыхнула перегаром. — Пьешь много водки, много-много. И сажаешь печень, поджелудочную и потом худеешь до состояния скелета. Шучу!
— Нет уж! Спасибо! Я как-нибудь сама похудею, — ответила Анна.
— Выпьем! — примирительно сказала Мила, вздыхая. — Как же хорошо, что я вас встретила!
— Мы тоже рады, — ответила за двоих Лукреция с достаточно кислой физиономией.
— Короче говоря, я опустилась на самое дно, жила уже на какие-то подачки, жрала объедки. И уже думала, что таки встречу свой конец. Но тут встретился мне Володька Крапивин. Не помните такого? Он на два курса старше нас учился. Был в меня влюблен… — задумалась Мила.
— Да в тебя все влюблены были! — откликнулась Лукреция.
— Это точно! — согласилась Мила. — Но спала я все-таки не со всеми, а вот с ним состояла некоторое время в интимной связи. Он вышел на меня случайно, сразу же узнал и был первым человеком, кто не испугался меня, понимаете? Словно не видел всех изменений, произошедших со мной, словно я в его глазах оставалась все той же девушкой. Он вытащил меня из притона, привез в Москву, пролечил в специализированной частной клинике, — рассказывала Мила, нервно подергивая ногой.
— Лечение не пошло на пользу? — уточнила Лукреция, косясь на почти пустую бутылку.
— Я только пью и курю! Но зато больше никаких химических препаратов. Я чиста сейчас! А алкоголь… так не все сразу, может, и пить брошу! Кто знает? — предположила Мила, сама себе не веря.
— Так теперь ты с Вовой? — спросила Анна.
— С ума сошла? Вова давно и счастливо женат! Он просто помогает мне! Для меня было самым главным встать на ноги и выйти куда-то на работу! Это было мне необходимо! А кроме танцев я ведь ничего не умею.
— И куда же ты устроилась? — с интересом спросила Анна.
— Вова попросил своего знакомого Альфреда, чтобы меня взяли во второй состав ансамбля «Лукоморье». Тот, конечно, сопротивлялся, потому что я не подходила по возрасту, да и выгляжу… Там старшей девочке тридцать два, а мне уже тридцать шесть. Ну с помощью макияжа я лицо подправила, со сцены морщин не видно. Я не толстая, да и рост у меня соответствующий. Вы знаете, что там все девушки одного роста? Сто семьдесят пять! И ни сантиметром больше или меньше. Просто жесть!
— Это известный коллектив, — подала голос Лукреция.
— Еще бы! Иностранцы раздирают этот коллектив на части. Это — символ славянской женской красоты. И, самое главное, так эротично! Куда эротичнее обнаженного тела! А мы ведь все закрыты наглухо! Я сначала думала, что водить хоровод — это так просто, идешь себе и идешь! Я такие кульбиты умею выделывать, так что здесь-то уж раз плюнуть. Но оказалось, что водить хоровод гораздо сложнее, чем висеть на шесте, раздвинув ноги. Это — искусство! Все тело напряжено и работает! — В глазах Милы читалось возбуждение. Было очевидно, что она очень дорожит своим местом работы.
