Иоанна Хмелевская - Роман века

Но все-таки у меня никогда не было добродушного английского характера и никогда я не любила изображать достойную сожаления жертву. Моральные муки никогда не были для меня желанным испытанием. Я не стала надолго откладывать выяснение отношений и сразу бросилась на него выпустив когти, сразу после выхода на прогулку, на парапете первой же встретившейся набережной.

– Послушай-ка, сокровище, – зловеще сказала я. – Я к тебе уже привыкла и поверила, что ты будешь любить меня до конца света. Что означают эти афронты?

– Какие афронты? – искренне удивился он, как типичный мужчина. – Что ты имеешь в виду? Не понимаю.

Для меня это было слишком. Последние события, в которых я принимала непосредственное участие, прикончили бы и слона-флегматика. Сначала я две недели панически переживала в образе чужого человека, боясь не того, кого следует, потом на меня падает подозрение в краже бриллиантов и милиция предостерегает, что если я не отдам бриллиантов, дело кончится плохо, потом в мои руки попадает великолепный блондин, я настраиваюсь на из ряда вон выходящий роман, сама испытываю глупые чувства, и тут дорогу мне переходит сногсшибательная дива, чудо красоты, и блондин немедленно оказывается обыкновенным мужчиной, жеманность и кокетство которого, я терпеть не собиралась! Не дай бог!

Я разволновалась. К скандалам у меня всегда был талант. Придуманное счастье слушало, сначала недоуменно, потом с живым интересом, а потом отреагировало полностью неожиданно.

– Так ты ревнивая?! – он обрадовался, как будто было с чего.

Тоже мне, повод радоваться… Естественно, ревнивая!

– А ты думал нет?

В жизни я никого еще так не смешила, как его этим адом. В высшей степени расстроенная, я присматривалась к его нетактичным приступам веселости, задумываясь о том, что, черт побери, он видит смешного в моих протестах против обслуживания мерзкой гарпии. Успокоиться он не мог. Это уже было нетипично, и, в довершение, вместо того чтобы восстановить мое внутренне равновесие, он сказал:

– Ты же сама надеялась, что в Сопоте случится что-нибудь необыкновенное. Потерпи и увидишь.

Бог свидетель, я имела в виду совсем не то! В заигрывании с прекрасной гетерой не было ничего необычного, как раз наоборот, было бы необычно не обращать на нее внимания. Но его слова прозвучали как-то удивительно таинственно, настолько таинственно, что полностью меня заблокировали. На дне души поселилось что-то интригующее, неопределенное, нечто, что хоть и отодвигало в сторону вопрос амуров с гетерой, но беспокоило в другом. Я вспомнила, что с таким блондином все должно перевернуться с ног на голову, но отуманенная ситуацией, не посвятила пророческому голосу достойного внимания.

– Хотя бы не занимайся ей так активно, – недовольно сказала я.

– Я не занимаюсь ей так активно. По отношению к ней я веду себя так же, как и со всеми.

Он опять меня разозлил.

– Но ты не снимаешь плащ старичку из конца коридора! И старичок не смотрит на тебя хищным взглядом! Не благодарит с пониманием, не роняет перед тобой пакетов, не махает ручками перед твоим носом, не ждет за обедом и ужином, пока ты спустишься! И я ни разу не видела, чтобы ты зажигал старичку трубку!..

– Наверняка я бы получил этой трубкой по голове…

– Интересно, кого бы из нас ты спасал, если бы мы вместе упали в воду! Прекрасный случай, поинтересоваться! Скорее всего ее, из вежливости…

– Похоже на то, что она умеет плавать…

– Зато я умею грести! А если бы не умела, что тогда?!

– По-моему, я являюсь объектом классической сцены ревности?

– Как, ты только теперь заметил? Что за реакции!..

– Хорошо, я ей заниматься не буду. Если она что-нибудь уронит, я изо всех сил пну это подальше, и стану громко хохотать.

– Надеюсь, это будет сырое яйцо, – мстительно произнесла я и наконец перестала дурачиться. Мысль о том, что он пнет сырое яйцо, удовлетворила меня в достаточной степени.

Скандал оказался ненужным, потому что на следующий день, девушка исчезла. Это не значит, что ее кто-то похитил или, что она как-то таинственно пропала, просто убралась из своего номера, в котором поселился кто-то другой. Я испытала облегчение смешанное с недовольством собой и решила о ней забыть.

Все было бы хорошо, если бы не возникли новые проблемы. Ночная жизнь на улице перед Гранд-отелем приобрела невыносимые размеры и гремела так, будто там происходил по крайней мере старт гонок в Монте-Кальварио. Мне это особо не мешало, потому что сон у меня, слава богу, каменный, если я засну, понадобится землетрясение, чтобы меня разбудить. Но Марек почти полностью перестал спать. Он стал немного раздраженным, это раздражение подавлял, но, тем не менее, его можно было заметить. Прежде чем я успела подумать, что делать с этим фактом, возникли следующие хлопоты, а именно, я получила по почте корректуру очередной рукописи. Из-за дела Мачеяков я полностью пренебрегла профессиональными обязанностями, но, уезжая в Сопот, успела договориться по телефону, что эта рукопись будет мне в нужный момент прислана, я как можно быстрее сделаю все необходимые правки и как можно быстрее отошлю обратно, потому что в случае опоздания с ней произойдет что-то нехорошее, она вылетит из плана или еще что-то в этом роде. Передо мной возникла перспектива двух, а то и трех дней напряженной работы и я сдурела окончательно.

Я сама предложила, чтобы Марек на эти три дня переехал в Гранд-отель, что при случае позволит ему выспаться. Я боялась его реакции, мужчины имеют странное отвращение к уступкам по поводу работы любимых женщин. К моему великому удовольствию, он принял это естественно, признавшись, что тоже думал об этом и считает единственным выходом. Мне даже странно, как мне не пришло в голову, что еще никогда в жизни никакие проявления рассудка до добра меня не доводили.

Рукопись висела надо мною, как упрек совести, я хотела эту правку начать и кончить, поэтому оставила его без присмотра, не вдаваясь в подробности, удовлетворившись информацией, что он получил комнату на втором этаже Гранд-отеля. Слава богу, я даже не осмотрела эту комнату! Исключительно благодаря этому, моя рукопись вовремя отправилась в Варшаву, если бы я раньше узнала то, что узнала потом, сомневаюсь, смогла бы я понять хоть слово из собственного текста.

Я справилась с самым противным. Просидела половину ночи и все утро, с разгона поработала еще немного, за обедом придумала новые исправления и вечером наконец потеряла вдохновение. Я решила сделать перерыв, надела резиновые тапочки и, чрезвычайно довольная жизнью, оставила рабочее место. Мне остались только мелочи, не требующие больших умственных усилий.

Я собиралась пробежаться с Мареком по пляжу. Из того, что он говорил за обедом было ясно, что в это время я должна найти его в гостинице, возможно спящим. Я ворвалась в Гранд и, едва миновав двери, превратилась в неподвижное изваяние.

Через холл шла противная, мерзкая, прекрасная дива собственной персоной. Она не обратила на меня внимания, только что вышла из зала ресторана и начала подниматься по лестнице. Плаща на ней не было, в руке она держала ключ, можно было не сомневаться, что она здесь живет.

Внутри у меня все застыло. Неизвестно почему, именно в этот момент я вспомнила как ее зовут, прочитала в списке гостей, когда ждала разговора с Варшавой. Мануэлла… Тоже мне, имечко! Хотя, следовало признать, в ее черных волосах, ее прическе с коком, ее кремовой коже лица было что-то южное… На свитере у нее была завязана зеленая шелковая косынка, и вдруг всплыло мое самое плохое, до сих пор неясное впечатление! Как гром среди ясного неба меня поразило воспоминание о собственных фантазиях! Ну конечно же, именно так должна была выглядеть его прекрасная жена, которую я мысленно увидела в городском автобусе!!!

В мгновение ока я придумала целую эпопею. Она действительно его жена, настоящая, скорее бывшая, чем настоящая. Он водит меня за нос, они оба скрывают свою связь по неизвестным причинам, целью обмана является что-то имеющее связь со мной… Бриллианты полковника! Пардон, не полковника, а Мачеяков… За сто тысяч долларов они могут делать из меня дуру…

Какой смысл могли иметь такие сложные махинации, я не придумала, потому что вспомнила, что бриллиантов я не крала, их у меня нет, из меня их не выдоить. Я немного расслабилась. Так или иначе, я не могла стоять в дверях Гранд-отеля до конца света, я тоже собиралась подняться наверх, причины, по которой я должна была отказаться от своего намерения, не было. Когда она почти поднялась до первого этажа, я отправилась за ней, чувствуя себя полностью выбитой из колеи и пытаясь как-то трезво отнестись к страшному открытию.

Мерзкая гарпия выше не поднялась, на втором этаже она свернула в коридор налево, я заглянула за ней, она меня не заметила и, благодаря тапочкам, не услышала. Я успела увидеть как она открывает двери в конце коридора, рядом с дамским туалетом.