– Где сейчас жена? – перебил его Ханнасайд.
– Взращивает маргаритки, – ответил сержант. – Года два назад умерла от гриппа, перешедшего в воспаление легких. Альфред знает, что Чарли сидел, но не слышал о нем ничего с тех пор, как он вышел, да и слышать не хотел. Он никогда не видел Энджелы, но говорит, что, когда Чарли подцепил ее, она явно еще не была на сцене. Со слов его жены он понял, что это обычная история деревенской девушки. Ну, сами знаете, как это бывает. Романтичная, сурового воспитания, влюбляется в кудрявого тенора и убегает с ним.
Бедняжка, в конце концов она за это так поплатилась.
– Альфред Карпентер не помнит ее настоящего имени?
– Нет, он его никогда не слышал. Но кажется, разрешилась по крайней мере одна загадка: почему никто из родственников не объявился, когда Энджела покончила с собой. Если она родом из пуританского дома, можете быть уверены, что ее исторгли из семьи – точно так же, как в свое время исторгли Чарли. Я такое видел не раз.
Ханнасайд кивнул.
– Да, но это не слишком нам помогает. Вы чего-нибудь добились от хозяйки, Карпентера или от хозяина ресторана, в котором он работал?
– От Джузеппе я добился талантливой игры, которая мне была ни к чему, – кисло сказал сержант. – Ума не приложу, как эти иностранцы могут столько болтать без устали! Он для меня одного устроил представление: рвал на себе волосы, восклицал «дио мио», «корпо ди бакко» и тому подобное. Чтобы это перенести, мне пришлось выпить рюмочку, он же, когда кончил, был свеж как огурчик и тут же начал ругню со своей женой. По крайне мере, так это было на мой взгляд, но надо думать, он это считал нормальным, спокойным разговором. В общем, он ничего не знает про Чарли.
– А хозяйка?
– Она тоже ничего не знает. Говорит, вообще не любит разговаривать с людьми. Это и неудивительно. Вряд ли у кого возникнет желание пооткровенничать с такой особой. И вот мы зашли в тупик. Это Невил или вообще никто, шеф. А ежели хотите знать, куда он подевал орудие убийства, то он не иначе как засунул палку в рукав.
– Вы когда-нибудь пытались засунуть дубинку в рукав? – спросил Ханнасайд.
– Здесь не дубинка. Бамбуковая трость.
– Бамбуковой тростью так голову не проломишь. Орудие было тяжелое, если палка, то толстая, вроде палицы.
Сержант поджал губы.
– Если это Невил, нам нечего беспокоиться об орудии, которым он пришил своего дядю. У него было полно времени избавиться от него, почистить его и так далее. Что касается второго убийства – я думаю, не сунул ли он в карман то пресс-папье, а?
– Это было бы достаточно заметно. Голова статуэтки сильно торчала бы.
– Могло быть незаметно в сумерках. Займусь-ка я снова Брауном – это хозяин кофейного киоска – да еще таксистом. Я их, конечно, уже как следует расспросил. И все же…
– А как со шляпой?
– Шляпа – это морока, – заявил сержант. – Если у него не было цилиндра, он мог позаимствовать его у покойного Эрни, хотя бы потому, что никому в голову не придет, что он может быть в цилиндре. Когда он уходил из дома, мог нести его сложенным, под мышкой, чтобы не заметил дворецкий. Когда он переменил шляпы, свою мог сунуть в карман.
– Теперь два оттопыренных кармана, – сухо заметил Ханнасайд. – И все же два свидетеля – девушка не в счет, она говорила слишком расплывчато – показали, что в нем не было ничего необычного. И вот еще что. Водитель такси, который показался мне весьма разумным человеком, описал пассажира как обычного человека приятной наружности. Он не думает, что мог бы узнать его, если бы встретил опять. Когда я нажал на него, он только повторил, что тот выглядел как десятки людей между тридцатью и сорока годами. Ну а если бы вы встретили Невила Флетчера, по-вашему, могли бы вы его не узнать?
– Нет, конечно, – неохотно проговорил сержант. – Я бы его узнал. Такого ни с кем спутаешь. Во-первых, волосы у него чернее, чем у большинства, да и лицо, я бы сказал, необычное. И еще у него дурацкие длинные ресницы и улыбка, которая всегда действует мне на нервы. Нет: ни один здравомыслящий человек не скажет, что он похож на десятки других. Кроме того, ему нет тридцати, и он выглядит моложе тридцати. Так что нам теперь делать?
Задумавшись, Ханнасайд легко забарабанил пальцами по столу. Сержант смотрел на него с сочувствием. Наконец суперинтендант произнес своим обычным решительным тоном:
– Энджела Энджел. Все упирается в нее. Может быть, Шкипер, это покажется вам притянутым за уши, но у меня странная уверенность, что, если бы мы узнали о ней побольше, мы увидели бы то, что от нас теперь так упрямо прячется.
Сержант кивнул.
– Интуиция. Я сам очень верю в интуицию. Что будем делать? Дадим объявление?
– Нет, – сказал Ханнасайд после раздумья. – Лучше не надо.
– Я сам не любитель этого дела. Больше того, если ее родичи не объявились после ее смерти, не похоже, что они объявятся теперь.
– Я не хочу провоцировать еще одну трагедию, – мрачно проговорил Ханнасайд.
Сержант так и подскочил:
– Как, еще одну проломленную голову? Неужели вы думаете…
– Не знаю. Кто-то изо всех сил старается, чтобы мы не выбрались из тумана, в котором блуждаем. Все в этих двух убийствах указывает, что нам противостоит беспощадный человек.
– Я бы сказал, маньяк, – уточнил сержант. – Ну правда, только подумайте! Можно понять человека, когда он, дойдя до белого каления, раскроит череп другому человеку. Ну, и вы понимаете, его достаточно потрясет то, что он натворил, так ведь? Вряд ли уж такой чистоплюй, но я бы не хотел проделать такое дельце сам, даже видеть бы не хотел. Я бы сказал, это мерзкое, грязное убийство. Но нашей птичке хоть бы что! Взмахнула крылышками – и дело повторяется, – хладнокровно, еще как хладнокровно! Думаете, это нормальный человек? Черт возьми, я так не думаю!
– Тем более надо быть осторожными и не давать ему повода для нового убийства.
– Это, конечно, верно. Но если наш клиент – сумасшедший, тогда, супер, наши дела хуже, чем я думал. Нормального человека поймать можно. Его ум работает так же логично, как ваш собственный, и, что еще важнее, для убийства у него всегда есть мотив, это тоже небесполезно. Но когда вы пытаетесь понять ход мыслей безумного, все летит к черту, потому что за ним вам не уследить. И десять против одного за то, что для убийства у него нет никакой причины – по крайней мере, того, что нормальный счел бы причиной.
– В том, что вы говорите, много верного, не я не думаю, что наш убийца настолько безумен. Мы достаточно точно знаем, за что он убил Карпентера, и более или менее понимаем, за что он убил Флетчера.
Сержант порылся в бумагах на столе и поднял лист, испещренный его почерком.
– Что ж, супер, пора сказать, что я сам попытался разобраться в этом деле. И единственное заключение, к которому я пришел, это то, что вся эта история с начала до конца невозможна. Стоит изложить все установленные факты на бумаге – и вам станет ясно как день, что покойного Эрнеста никто не убивал. Этого не могло быть.
– Не надо говорить чепуху! – В голосе Ханнасайда слышалось нетерпение.
– Это не чепуха, шеф. Если бы вы могли отбросить показания миссис Норт, все встало бы на свои места. Но, даже не беря в расчет того, что ей незачем врать, когда она знает, что ее драгоценный муж никак не замешан в убийстве, мы имеем рассказ почтальона, что женщина, одетая, как она, вышла из «Грейстоунз» сразу после 22. 00 17-го числа. Так что присутствие ее доказано. Если бы старик Ихавод не сверил свои часы с часами в кабинете покойного Эрнеста, я бы сказал, что он спутал время, когда увидел человека, выходящего из калитки. Но он добросовестный, старательный полицейский; наш Ихавод, и он бы не утверждал, что было 22. 02, если бы это было не так. Если б вы только слышали, что он говорил о лжесвидетелях! Он таки отчитал меня, когда я попытался чуть-чуть повлиять на его показания. Но я скажу, если вы можете совместить его показания с показаниями миссис Норт, значит, вы здорово умнее меня. Дело было не так плохо, когда мы знали только, что в 22. 02 Ихавод увидел неизвестного, а в 22. 05 обнаружил тело покойного Эрнеста. Но как только мы начали получать новые и новые указания на время, все дело так перекособочилось, что разобраться в нем стало совсем невозможно. А теперь, если мы не сочтем, что молодой Невил убил своего дядю, а Карпентер видел это и бросился наутек, мы натолкнемся на четыре несовместимых указания на точное время. 21. 58 или вроде того, когда Эрнест проводил человека, которого видела миссис Норт; 22. 01, когда ушла миссис Норт; 22. 02, когда Ихавод видел человека, выходящего из калитки; и 22. 05, когда был обнаружен труп Эрнеста. И это все, и это черт знает какая каша. Или, может, вы думаете, что это все-таки сделал Невил, а миссис Норт его прикрывает?
– Нет, никоим образом. Миссис Норт не интересует никто, кроме ее мужа. Но на мой взгляд, тот, кого видела она, и тот, кого видел Гласс, – один и тот же человек. Конечно, это не решающее доказательство, но в вещах Карпентера была светло-серая фетровая шляпа.
