– А кто имеет? – вопросила она. – Кто может иметь?
– О, неизвестный мужчина! – беззаботно сказал он.
– А какой у него мотив?
– Тот же… что у Джона. Любовь.
– Как, новые расписки?
– Нет. Ревность. Месть. Все – признаки убийства из несчастной любви, не кажется тебе?
– Это идея. – Она нахмурилась. – Ты, случайно, не знаешь, он кому-нибудь не напакостил?
– Конечно, не знаю. Я бы давно это разболтал, драгоценная дурочка. Но в жизни Эрни было столько хорошеньких дам.
– Ты думаешь, что неизвестный мужчина убил его из-за женщины? Звучит правдоподобно – но как, черт возьми, он ухитрился уложиться в эти минуты?
– Меня там не было, я не знаю. Вычисли сама!
– Суть в том, может ли это вычислить суперинтендант, – сказала она.
– По-моему, гораздо важнее, может ли он вычислить, как я совершил оба убийства, – возразил Невил.
В эти минуты оба соображения равно занимали ум суперинтенданта. Сказав констеблю Глассу несколько тщательно подобранных слов насчет осуждения вслух собственного начальства, он направился с ним к полицейскому участку.
– Господь сказал Моисею, – изрек Гласс, – скажи сынам Израилевым: вы народ жестоковыйный; если я пойду среди вас, то в одну минуту истреблю вас.
– Очень может быть, – ответил Ханнасайд. – Но вы не Моисей, а эти люди – не сыны Израилевы.
– И все же надменным должно склонять шею. Перед Богом они грешны.
– Опять-таки и это возможно, только вас не касается, – сказал Ханнасайд. – Вы весьма бы меня обязали, если бы побольше думали о деле и поменьше о недостатках окружающих.
– Я глубоко обдумывал дело, – вздохнул Гласс. – Все суета и томление духа.
– Совершенно с вами соГлассн, – съехидничал Ханнасайд. – С устранением мистера и миссис Норт почти все теперь указывает на Невила Флетчера. И все же – все же мне это не нравится.
– Он невиновен, – с уверенностью произнес Гласс.
– В самом деле? Как вы пришли к такому выводу?
– Он не из тех, кто видит свет; у него дерзкий язык; люди развратные возмущают город; но я не нахожу в нем жестокости.
– Я тоже, но не придаю этому слишком большое значение, я много раз ошибался. Но тот, кто убил Флетчера, без сомнения, также убил Карпентера. Может быть, это молодой Флетчер… Но я бы отдал свою годовую пенсию, чтобы узнать, что он сделал с орудием убийства!
– Нет сомнения, что было использовано то же орудие? – со своей обычной дотошностью спросил Гласс.
– Чрезвычайно похоже на то, судя по отчету врача о характере ран в обоих случаях.
– А что насчет человека, которого я видел? Это не Невил Флетчер.
– Может быть, Карпентер? Гласс нахмурился.
– Кого же тогда видела миссис Норт?
– Не могу сказать, если это был не Карпентер.
– Вы полагаете, что он вернулся после того, как его проводили? С какой целью?
– Боюсь, что на это ответ мог бы дать только он.
– Но мне кажется, что дело становится только туманнее. Зачем бы ему возвращаться, если он не имел намерения причинить Флетчеру зло? А он его не имел, ибо сам он мертв. Я думаю, у господина Флетчера было много врагов.
– Эту теорию не подтверждает то, что мы о нем знаем. Была реальная возможность, что убийца – Норт, но по-настоящему к делу имеет отношение один Бадд, который не соответствует описанию человека в вечернем костюме, которого видели вчера вечером. А ведь мы довольно старательно порылись в прошлом Флетчера. Скверное дело. Сержант сказал это с самого начала.
– Нечестивые – как прах, возметаемый, ветром! – Глаза Гласса сверкнули.
– Довольно, – холодно сказал Ханнасайд, заканчивая разговор.
Узнав, что невиновность Норта установлена, сержант с грустью сказал, что пора выходить на пенсию.
– Лучший подозреваемый из всех, пожалуйте, чист! И я полагаю, ни малейшего шанса на то, что его алиби – липа?
– Боюсь, ни малейшего, Шкипер. Алиби достаточно основательные. Я их проверил. Кажется, для нас остался один Невил Флетчер. У него нет алиби на вчерашний вечер. Более того, он признал, что был в Лондоне.
– Ну, – рассудил сержант, – если бы не его шуточки с Ихаводом, я бы с радостью его сцапал.
– Я знаю, да, к сожалению, есть загвоздка – две загвоздки. Он открыто признал, что на нем вчера вечером был смокинг. Но он сказал, что был в черной фетровой шляпе. А тот, кого мы ищем, был в цилиндре.
– Это не страшно, – сказал сержант. – Он мог это выдумать:
– Не думаю. К этому молодому человеку не придерешься. Он сказал, что это его единственная шляпа. Если бы это было неправдой, это было бы легко доказать, так что я даже не стал разбираться. Больше того, или он великолепный актер, или искренне не подозревает, на что я намекал, когда допрашивал его о передвижениях вчера вечером.
– Все равно, – сказал сержант, – мистер Норт не в счет, молодой Невил – единственный, кто мог это сделать за то время.
– Какое время?
– Ну, между уходом миссис Норт и приходом Ихавода, шеф! – в голосе сержанта слышалось нетерпение.
– Времени у него было меньше, – поправил Ханнасайд. – Убийство было совершено после 22. 01 и до 22. 02.
– Раз так, значит, никакого убийства не было, – в отчаянии заключил сержант.
– Но убийство было. Даже два. Сержант потер подбородок.
– Убежден, что Карпентер не видел убийства. Если он ушел в 22. 02, он не мог видеть. Это, кажется, ясно.
– Тогда почему и он был убит?
– Этого я пока что не представляю себе, – признал сержант. – Но сдается мне, он знал что-то, что могло навести его на убийцу. Интересно, были ли у Энджелы Энджел другие дружки? – Он наклонил голову и искоса, по-птичьи, взглянул на начальника. – Допустим, его выпроводили в 21. 58. Допустим, когда он зашагал прочь, он заметил знакомого типа, который шмыгнул в калитку. Могли у него при этом возникнуть какие-то мысли?
И сдается мне, когда он прочел о том, что Эрни проломили череп, он сложил два и два и получил четыре.
– Вполне логично, но вы упустили из виду одно обстоятельство. Вы полагаете, что тот, кого Гласс видел в 22. 02, был не Карпентер, а убийца, а мы уже сошлись на том, что, когда бы тот человек ни вошел в сад, он не мог убить Флетчера до 22. 01. Так что не получается.
– Увы, – огорчился сержант. Подумав с минуту, он вновь оживился: – Хорошо! Допустим, Карпентер вернулся посмотреть, что будет делать тот, другой тип. Он был свидетелем убийства и со всех ног бросился наутек.
– А другой мужчина?
– Как я говорил. Он услышал неземную поступь Ихавода и спрятался в саду и, как только Ихавод вошел в кабинет, смылся из сада. Чем больше я об этом думаю, шеф, тем больше это походит на дело.
– Действительно, это выглядит правдоподобно, – согласился Ханнасайд. – А какой мог быть у неизвестного мотив? Энд-жела?
– Да, кажется, надо признать, что Энд-жела, ибо как иначе мог Чарли быть связан с ним?
– И все же ее подруга – как ее звать? Гледис! – которую вы допрашивали, не упомянула в связи с Энджелой ни одного мужчины, кроме Карпентера и Флетчера, – так ведь?
– Ну, так сказать, особо. Она сказала, что вокруг бедняжки их увивалось немало.
– Как-то не верится, чтобы неудачливый поклонник мог пойти на убийство Флетчера, так ведь?
– Уж если начистоту, то в этом деле не верится ни во что, кроме того, что мы едва ли докопаемся до сути! – сердито заключил сержант.
Ханнасайд улыбнулся:
– Не унывайте! Мы еще его не закончили. Что вам удалось выяснить сегодня?
– Кажется, ничего такого, в чем был бы прок, – ответил сержант. – Мы нашли родственника Карпентера, но он мог рассказать немного. Минуточку, у меня все записано. «Карпентер. Альфред. Род занятий – служащий. Возраст 34 года. Брат покойного. Не видел покойного с 1935 года».
– Он что-нибудь знает об Энджеле Энджел?
– Нет, только понаслышке. По его словам, на Чарли в семье никогда не возлагали больших надежд. Из тех мальчишек, которые крадут у товарищей по школе. Он начал работать в магазине тканей и был уволен за то, что присвоил какую-то мелочь. Разбирательства не было; старик Карпентер – он уже умер – возместил недостачу. После этого наш герой примкнул к концертной труппе. Кажется, он был смазлив и немного пел. Какое-то время он продержался с ними, а потом получил работу на настоящей сцене – в хоре. К этому времени по той или иной причине его семья устала от его проделок, и он получил приказ убираться – без дураков. Тогда он женился на актрисе. По имени Пегги Робинсон. Следующим номером семья узнает, что он от нее сбежал, и она бушует у их дверей. Альфреду она не понравилась. Сказал, единственное, в чем он не упрекнет брата Чарли, так это в том, что он сбежал от жены, которая больше похожа на взбешенную тигрицу, чем на порядочную женщину. Им удалось избавиться от нее, но ненадолго. О нет! Она поехала на гастроли, и хотя, по словам Альфреда, они знали, что она недурно устроилась с другим парнем, это не помешало ей по возвращении рассказать родным Чарли, что он снова в городе и живет с девушкой, которую подцепил где-то в Мидленде. Вроде бы он тоже был на гастролях. Что из этого следует, я не знаю, и Альфред не знает, но, по-моему, не приходится сомневаться, что эта девушка была именно Энджела Энджел.
