Ознакомительная версия.
Глава двадцать девятая
Как во сне я протянула руку, взяла флакончик, поднесла к носу и понюхала. Ну конечно, оно самое…
– Что там у тебя? – подскочила любопытная Тайка. – Ох, ничего себе... Тот самый «Шалимар»?
– Угу.
Осторожно, будто флакон мог взорваться, я поставила его на место и задернула штору. Прислушавшись к отдаленному шуму воды, я на цыпочках подскочила к платяному шкафу и открыла дверцы. Первое, что бросилось в глаза – рыжая масса кудрей, кое-как засунутая на верхнюю полку, потом уже я увидала лисий полушубок, висящий на «плечиках» и в самом низу, в глубине шкафа стояли женские сапоги на высоченных каблуках. Размера эта обувка была, должно быть, сорок третьего – не меньше. Если я еще и тешила себя надеждой, что вещи могут принадлежать женщине, то эти громадные сапоги не оставили от надежды ровным счетом ничего.
– Кошма-а-а-ар… – прошептала Таисия Михайловна.
– Срочно звони Горбачеву, – шепнула я ответ.
– Не получится, денег на звонок не хватит.
В ванной прекратился шум воды. Я захлопнула дверцы шкафа, мы метнулись к дивану, уселись и напустили на себя беспечный вид. Появился Вова, он выглядел значительно бодрее, хотя все равно оставался каким-то помятым, взъерошенные влажные волосы, торчащие в разные стороны, довершали неряшливый образ.
– Слушайте, а как вы меня нашли? – он подошел к тумбочке у боковины дивана, выдвинул ящичек, вытащил пачку сигарет, зажигалку и огляделся в поисках пепельницы. Пепельница стояла на клеенчатом столике. Вова присел на стул и закурил, мы тоже полезли в сумки за сигаретами, что-что, а никотин сейчас весьма кстати.
– Очень захотели и нашли, – ласково улыбнулась Тая. – Мы за тебя волновались, ты так неожиданно пропал, вот мы и подумали, мало ли, что могло случиться.
– А что могло случиться?
Вовин взгляд мне отчего-то не пришелся по душе.
– Ну-у-у… мало ли, – Тая снова полезла в сумку. – Кстати, мы привезли тебе отчет о проделанной работе…
Судя по тому, как она слегка переменилась в лице, я поняла, что эта бестолочь отчет благополучно забыла дома. И я оказалась права.
– Ой, ну надо же, я забыла его! – хохотнула Тая. – Ну, ничего, я и на словах тебе все расскажу. Так вот, Вова, твоя мачеха ни в чем не виновата…
А Вова смотрел куда-то в сторону. Я проследила его взгляд. Володя изучал криво зашторенные занавески, затем повернул голову назад и посмотрел себе через плечо. М-да, дверцы платяного шкафа тоже толком не закрылись. Вова медленно повернул свое табло к нам и уставился тяжелым немигающим взглядом куда-то мне в лоб. Тая жизнерадостным, слегка визжащим от страха голосом, продолжала докладывать о проделанной работе, а Вова все смотрел и смотрел мне в лоб кирпичным взглядом. Черт, мне это совершенно не понравилось! При таком пристально внимании у меня даже не было возможности включить диктофон, скрывающийся под свитером. Володя перевел свой неприятный взгляд на Таисию и зафиксировал его примерно там же – где-то на лбу. Тая еще что-то потявкала с минуту и заткнулась. Воцарилась скверная тишина.
– Ладно, Вова, – вздохнула я, – мы пришли рассказать тебе о куче несчастий, обрушившихся на твою семью.
– Это не моя семья, – равнодушно произнес он. Столбик пепла упал на пол, дотлевшая сигарета, которой он затянулся только когда прикуривал, обожгла ему пальцы, Володя очнулся, взглянул на огонек, подобравшийся к фильтру и затушил окурок в пепельнице. Мы с Тайкой так и не закурили.
– Почему это не твоя? – я старательно изобразила удивление-непонимание-недоумение. – Как так?
– Все эти люди мне совершенно чужие, – Вова прикурил вторую сигарету, мы наконец-то тоже решились на потраву организмов. – Родители меня усыновили.
– И ты об этом всегда знал? – осторожно поинтересовалась я.
Вова отрицательно качнул головой, затягиваясь так сильно, что резко обозначились скулы.
– Не так давно узнал.
– И кто тебе об этом рассказал? – никак, ну никак не получалось взять, сунуть руку под свитер и включить диктофон, Вова сидел к нам практически вплотную, он бы это непременно заметил.
– Никто, случайно услышал разговор шлюшки деревенской с этим… якобы моим отцом. Она задолбала его своими походами по всяким гадалкам-шарлатанкам – так сильно ей хотелось узнать, насколько безоблачным будет их совместное будущее. Чтобы эта дура хоть немного угомонилась, отец посоветовал съездить в Воскресенск к своей сестре…
– Агафье? – не выдержала я.
– Нет, Калерии, якобы с нею вместе в доме живет хорошая такая, конкретная ясновидящая…
Господи, так значит, Калерия Дмитриевна им родственница! Сестра Аркадия Дмитриевича, ё-к-л-м-н…!
– Отец с Калерией не общался, из-за чего-то они поссорились, и Вику она в глаза не видала, поэтому он сказал ей прямиком к Агафье топать, не заходя к ее соседке. Ну, съездила Викуся к ясновидящей и та ей накаркала, что в доме у них живет очень опасный человек, который в семье чужой, и что через этого человека им будет много горя. Сказала, чтоб дунька деревенская к ней через неделю приезжала, типа тогда сможет подробнее рассказать про этого человека и даже назвать его. Отец сказал, что никаким колдовкам не верит, а потом вдруг начал рассказывать, что я приемный, а сам он детей не может иметь. И если для Викочки это большая проблема, то она может себя считать свободной, он ни в коем случае не собирается ломать ей жизнь и вся такая прочая слюнявая чепушень. Викочка тоже распустила слюни на тему любви и принялась выспрашивать о том, где ж меня взяли? Папенька и выложил историю, что меня оказывается, на помойке нашли! Так и сказал, старая сволочь: «Я его на помойке нашел». Тут Викочка и заблажила, мол, это, наверняка, про него колдовка говорила, это он нам всем несчастье принесет, надо типа от него подальше держаться. Ага, размечталась, принцесса шуйская! Я ничего им не сказал, вида не подал, что этот разговор слышал, а шлюшка эта с тех пор начала от меня шарахаться и отца против настраивать. А потом я у него в кабинете на столе черновик завещания нашел. Оказывается, этот дохлый сперматозоид квартиру и весь бизнес оставляет рыжей дуре, с условием, что его нынешний управляющий будет продолжать вести все дела, триста штук баксов отваливает мамане, свалившей в Геленджик и по сто штук – вы только подумайте! – по сто штук отваливает этой голытьбе, уродцам-нахлебникам – своим родственничкам! А мне папик щедро отваливает аж три своих машины, двести штук на открытие собственного дела и дачу в Переделкино. И все! Это ж охренеть можно! Вот нафига, скажите, нафига мне какая-то долбанная дача в Переделкино? И три тачки, блин! Некому спихнуть что ли было? Сбросил мне, стало быть, находке помоечной, крохи с барского стала. Ага, не на того нарвались!
Вова доверительно изливал нам душу, будто друзьям за бутылкой винца, видимо ему давно хотелось выговориться, да все возможности не представлялось. Он вытряхнул из пачки очередную сигарету, мы с Тайкой тоже, как по команде закурили.
– И тогда тебе пришла в голову идея нарядиться Викой и навести справедливость? – подала я реплику.
– Ага, – закивал Вова, – не так уж много там родственничков осталось. Вичку посадят, у отца сердце слабое – долго не протянет…
– Слушай, – не выдержала я, – неужели ты не испытываешь никакой благодарности к человеку, который тебя вырастил? Ну и что, что он не родной отец, он же заботился о тебе, любил тебя, все для тебя делал, считая тебя божественным подарком…
– Да конечно! – Володя ощерился в улыбке. – Любил! Как же! Никого никогда он кроме себя не любил! Он же такой великолепный, богатый, элегантный! Все должны были постоянно им восхищаться, в пояс ему кланяться, а он только позволял себя любить! Допускал к своему трону! Старый скот! Мать чистейших дворянских кровей – не чета этому торгашу, все время была на заднем плане, права голоса не имела и тоже должна была поклоняться паршивому ювелиришке! Я так хотел, чтобы она меня любила, а ей никто уже не был нужен, она не хотела с нами жить, мама со мной почти не разговаривала, а отца тихо, молча ненавидела. Потом взяла и уехала. И я остался с ним, с торгашом самовлюбленным. Ой, как он любил мной похвастаться! Вот, это мой наследничек, есть кому дела передать, бла-бла-бла! А потом перестал вдруг брехать направо и налево, призадумался и говорит, что, похоже, не получится из меня продолжатель его ювелирного дела, жилки какой-то во мне нет, хватка не та, тоже мне Савва Морозов, купец-молодец нашелся! Чтоб не начал куском хлеба попрекать, пошел работать в автосалон, думал, постепенно найду свое призвание, докажу, что я тоже кой-чего стою. Тогда-то я думал, что я его родной наследник, что все равно мне все дело отойдет, надо просто подождать немного, а как узнал, что я помойкин сын, да еще и шалава эта начала воду мутить со своей колдовкой, так я и понял, что ничего мне не светит.
– И первой ты убил Агафью, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла я.
Ознакомительная версия.
