— А вы не жалейте, больше обещайте! — твердо сказала Марта Сергеевна.
— Попробуем посулить и больше, — важно проговорил тот.
У нее ничего не клеилось. Стала считать кассу — ничего не сходилось. Три раза подряд вылезали откуда-то семь тысяч сто пятнадцать рублей. Не сошлось и на четвертый раз. Позвонила Юля, объявила, что еще болеет, врачи даже подозревают у нее гепатит. Она разговаривала с Мартой писклявым голоском и твердила одно и то же: если нужно, она выйдет и все сделает.
— Лежи, без тебя управимся! — прикрикнула на нее Марта. — Когда вылечишься, тогда и вылечишься!
— Нет, я правда могу приехать и посчитать ту же кассу, я понимаю, вам сейчас не до нее...
— Почему не до нее? — встрепенулась Марта.
— Я звонила еще утром, хотела предупредить, что продлили бюллетень, но вас не было, и я разговаривала с Алексеем, он сообщил, что вчера у нас опять были из налоговой и производили какой-то обыск...
— Да, они заходили в гости.
— Но все, надеюсь, обошлось? — спросила Юля.
— Будем надеяться. Но ты не дергайся, спокойно болей. Выздоровеешь и тогда уже выходи!
Марта положила трубку, налила себе чаю, снова ceлa пересчитывать кассу.
Стас с состраданием смотрел на своего главбуха, на пепельницу, полную окурков, на тени, внезапно появившиеся под глазами у Марты, и сухой комок вставал в горле.
— Пойдем в кино сходим! — предложил он.
— С ума сошел! У меня дел невпроворот! Я кассу не могу сосчитать, а ты про какое-то кино!
— Посчитай, и пойдем.
— Займись делом, я тебя умоляю, а то ты меня только путаешь! — рассердилась она.
Марта жила в страхе и ожидании, вздрагивала от каждого телефонного звонка, боялась взять трубку. Ей казалось, звонят из налоговой полиции, чтобы пригласить на допрос. Душа уходила в пятки. Возвращаясь домой, с тревогой заглядывала в почтовый ящик, боясь найти там судебную повестку. Но из налоговой никто не звонил и повестки не присылали.
Не было никаких вестей и от Стукова. Он просил помочь своих старых друзей из ФСБ, и те искали знакомых приятелей среди налоговых полицейских, которые могли бы что-то разузнать о затевающемся новом деле.
В эти напряженные до крайности дни неожиданно позвонила Кустова.
— Я освободилась и теперь готова заняться вами! — после сердечного приветствия ласково проговорила она. — Я даже придумала одну необычную конфигурацию, которая сделает вас еще неотразимее! Мне так нравится ваше лицо, что не терпится побыстрее сделать из вас писаную красотку!
Елена Леонидовна говорила столь искренне и с таким увлечением, что Марта не смогла ей ответить отказом, как собиралась. Лишь безумец отважился бы в такие дни обновлять свое лицо и транжирить деньги, которые могли понадобиться на подкуп следователя или прямых заказчиков этой полицейской акции.
— Тогда, может быть, прямо со следующей недельки? — предложила Кустова.
— Да, это прекрасно! Рада была вас слышать.
— Взаимно! До встречи!
Марта вытащила деньги, лежавшие под матрасом и под кроватью в большом бумажном мешке, аккуратно пересчитала — сто девяносто шесть тысяч долларов. Затем позвонила сыну, он приехал к ней на грязной проржавевшей «ауди» и перевез баксы к себе, на тот случай, если к ней вдруг нагрянут с обыском. Так посоветовал Александр Васильевич. Особо ценных вещей в доме не было, кроме того, половина всего имущества принадлежала мужу. Марта не стала мелочиться и отправлять к сыну печь-СВЧ, пылесос, новенькую стиральную машину, компьютер и прочую бытовую технику.
«Черт с ней, пусть забирают, если так уж случится!» — решила Земская.
На самом деле она просто не верила, что до всего этого дойдет, а потому и не хотела искушать судьбу.
Марта не посвящала сына в тайны своего бизнеса, но, переправив к нему деньги, вкратце обрисовала сложившуюся на сегодняшний день ситуацию. Костя, хорошо знавший, как непредсказуемо действуют законы в этой стране, лишь сочувственно вздохнул:
— Может, удастся отмазаться?
Она пожала плечами.
— Если не получится, будешь отправлять посылки на зону, — мрачно пошутила она.
— Перестань! — оборвал он мать.
Косте Земскому исполнилось двадцать пять, он перепробовал массу профессий за эти годы и в последнее время занялся ремонтом иномарок. Лучшего механика в Москве трудно было сыскать, телефон обрывался, и за срочный выезд предлагали и триста, и четыреста баксов, но Костя знал себе цену и никогда не спешил сразу ответить согласием.
— За прошлый месяц, не особо напрягаясь, двадцать штук заработал, — сказал он. Марта даже не подозревала о такой бешеной популярности сына и его фантастических заработках.
— А чего на ржавой «ауди» гоняешь? — удивилась она.
— Во-первых, ржавчина накладная, американская, это такие наклеечки, которые почти не отличишь от настоящей, чтобы придурки не угнали. Движок же там стоит что надо, двести шестьдесят — двести восемьдесят без особых усилий выдает на трассе. Найди лучше.
Костя дару лет отбатрачил на двух крупных автосервисах, приобрел знакомства в мире автомобилистов, посыпались заказы. Сегодня механики, обслуживавшие такие крупные автоцентры, как «Вольво» и «Мерседес», сами уже рекомендовали своим клиентам услуги Кости, который был способен не только разобраться в причинах той или иной поломки, но и быстро устранить ее, самостоятельно выточить ту или иную деталь. Одним словом, он был отличным диагностом и автослесарем одновременно.
Костя давно сам зарабатывал себе на жизнь, успевая кое-что и откладывать. Однако такую прорву денег он в руках еще не держал.
— А я уж было возгордился и подумал, что смогу скоро предложить тебе уйти на пенсию и без хлопот содержать тебя, но вижу, что ты и сама времени не теряла. Пива хочешь?
— Нет, лучше чаю. А тебе советую поменьше болтать о деньгах, — строго заметила она.
— Это я понимаю, — усмехнулся сын. — В наше время могут прихлопнуть и за сотню баксов. Ты считаешь, что все так серьезно с обвинениями против тебя?
— Похоже, что так.
— С такими деньгами я бы ничего не боялся!
— Иногда деньги ничего не значат. Как говорят, среди сотни рыжих бывает и один брюнет, вдруг этим брюнетом окажется следователь, который будет вести мое дело. И что тогда?
— Нанять лучшего адвоката.
— Наймем и адвоката конечно же! Но это только в кино герой, помытарствовав, выходит сухим из воды. А в жизни все происходит совсем не так.
— Первый раз вижу тебя смирившейся, — с грустью отметил Костя.
— Я не смирилась, я только готовлю себя к наихудшему, но буду до конца бороться.
—Виталик знает?
Марта отрицательно покачала головой.
— Все произошло после его отъезда, — сказала она.
— Все, больше не буду! — Она вытерла слезы, высморкалась. — Последние дни живу в каком-то диком напряжении. Держусь из последних сил... А что, разве я раньше не плакала? — удивилась главбухша.
И, усмехнувшись, добавила: — Он всегда шутил: если тебя посадят, то я тебе буду отправлять посылки на зону. И вот его пророчество, кажется, сбывается.
— Перестань!
Сын сжал ее руку, и Марта, не выдержав, обняла его, прижала к себе и расплакалась.
— Мам, ну что! Ну не надо! — приговаривал Костя, поглаживая ее по спине. Смахнул слезинки со щек. — Ты же никогда не плачешь!
—Может быть, и плакала, но при мне — никогда. Не помню такого. Я тебя видел только сильной и решительной. Мои школьные друзья прозвали тебя буревестником.
— Почему?
— Не знаю. Может быть, потому, что буревестник всегда ищет бури, а не покоя. И поэтому, как только начиналась спокойная жизнь в семье, ты чахла, увядала и тебе хотелось взорвать это семейное болото. Разве не так?
— Нет, не так, сыночка...
— А как?
— Видишь ли, твой отец уже после четырех лет жизни со мной забыл, что рядом с ним живет красивая женщина, и Валерьян Адамович лишь ловко этим воспользовался. У меня закружилась голова от похвал, комплиментов, подарков, мужского внимания, но брак с ним оказался неудачен, как ты понимаешь. Что же касается Виталика... — Она вдруг осеклась, только сейчас поняв, что, в сущности, его почти не замечала.
А может быть, в том и состоит вообще преимущество браков?
Вскипел чайник. Костя налил ей чаю, достал варенье и шоколад.
— Оставайся у меня ночевать, завтра я тебя на работу отвезу! — предложил он, и она согласилась, хоть и не любила спать в чужих постелях.
Ей вдруг приснился родной городок, где по сию пору жили родители, школа, в которой она училась, подружки и старый пруд, который осенью сплошь засыпало листвой. И все было такое знакомое, милое, что она снова всплакнула во сне и сразу же проснулась от этих горячих слез, обжигающих щеки. Посмотрела на часы: без десяти пять утра.
