и пронырливая. Но я и подумать не могла, что ты сумеешь нарыть на меня так много.
– Это же ты убила Анатолия Петровича?
– Яд бледной поганки я ему подлила.
– А зачем?
– Лично против Толи я ничего особенного не имела. Ну, подумаешь, когда-то он меня в своих фильмах для взрослых снимал, а потом эти кино нежданно-негаданно мой тогдашний работодатель увидел и расшумелся страшно.
– Почему?
– Очень он правильный у нас был, женскую добродетель считал чем-то вроде святыни. Меня он в тот же день со скандалом уволил, да еще запись в трудовую мне по его настоянию сделали такую, что я потом ни на одну приличную работу не могла устроиться.
– Но при чем тут Анатолий Петрович? Вы же должны были понимать, что такой риск есть.
– Никогда мой начальник сам такое кино покупать и смотреть бы не стал. Ему эту кассету подкинули в другой обложке. Он думал, что боевик, а там такое… И самое главное, что я в том фильме в середине только появлялась, а обычно с какого места кассету смотрят?
– С самого начала.
– Вот именно. А это кино на том самом кадре со мной и было остановлено. Понимаешь, к чему я клоню? Только начальник мой кассету вставил, а тут она уже я и есть! В самом натуральном виде!
– Вас подставили, – догадалась Фима.
– Точно!
– Но почему вы думаете, что это сделал Анатолий Петрович?
– Может, и не он, а Танька. Она тоже в курсе была. Вместе снимались. Наверняка она кассету моему начальнику и подкинула. Такие шутки были в ее духе.
– Но зачем?
– За тем, что сука! Но не в кассете дело. У меня уж на их счет к тому времени много чего накопилось. И он, и она много мне обид причинили.
– И главная заключалась в том, что Анатолий Петрович, как вы его ни прикармливали, женился все равно на Татьяне.
– А она и готовить-то никогда не умела! Вечно они по ресторанам мотались и домой готовую еду заказывали, потому что ее еда была сущей отравой!
– Настоящую-то отраву вы ему подлили. Куда? В чай?
– В кофе. Зазвала его к себе на кофе и плеснула немножко.
– Специально такой яд выбрали? Чтобы на Татьяну подумали? Мол, отец, брат, а теперь еще и муж?
– Ну, а что? Почему нет? Пусть в тюрьме бы посидела. Все мне радость!
– Но потом вы передумали.
– Передумала.
– И решили ее убить.
– Потому что Танька-зараза ушлой очень оказалась. Смекнула она, что муженек ее вот-вот копыта откинет, и развела эту суету с продажей Толиного дома и квартиры. По завещанию-то Толя все детям своим отписал. Не из ревности, а просто так решил. И не скрывал он своих намерений от Таньки. Значит, при всей своей ловкости Таня всю недвижимость к своим рукам бы прибрать не сумела, и с детками Толиными наследством ей поделиться пришлось бы. А может, что и все им отдать бы пришлось. Это Тане не с руки было. Вот она эту аферу с продажей дома и городской квартиры быстренько и прокрутила.
– А вы откуда об этом знали?
– Так я же глаз с нее не спускала. А про Танькины проделки с переодеваниями я еще раньше знала. Сама в них несколько раз участвовала, пока Танька мне замену подешевле не нашла. Мне-то она озвучила, что Миша с Венди куда способней и талантливей меня, но я-то знала, в чем фишка. Танька жадная до одури, каждую копейку считает. А со мной делиться надо было баш на баш, я за гроши на нее батрачить бы не стала. И вообще, я про нее много всякого-разного знала, со мной ей трудно было договариваться. Она мне слово, я ей десять.
Да уж, что и говорить, тут Фима прекрасно понимала нежелание Татьяны работать с такой напарницей. Фима бы и сама нипочем не согласилась.
– А артисты эти нищие любой копейке из Танькиных рук были рады.
– Про то, что Татьяна сумела продать дом и квартиру своего мужа, вы таким образом узнали и решили, что эти деньги вам самой пригодятся?
– Конечно! Ведь, если посчитать, сколько эти двое у меня крови выпили! Вовек не рассчитаться! Забрала я и двенадцать миллионов из синей сумки. И те деньги, что Татьяна со своих счетов сняла. Но там мелочь, а все-таки около четырех миллионов набежало. И золотишко ее поганое, им я тоже не побрезговала. Взяла. И колечки, и браслетики, и цепочки. Э-эх!
Почему-то при этих словах на лицо Марины набежала тучка, словно упоминание о золотых украшениях, которыми владела Татьяна, доставило ей лишнюю боль.
– А Венди с Мишей? Чем они вам помешали? Их же вы тоже пытались отравить?
– Эти-то?.. Ну, этим я зла не желала. Совсем немножко отравы я им плеснула, не хотела лишний грех на душу брать. Убивать мне их было не за что. Мне их только из игры нужно было на время вывести. Пусть бы они в больничке повалялись, а я бы за это время тайник их общий и опустошила.
– Тайник в камере хранения на автовокзале?
– Татьяна все и устроила. Ох, и ловкая она была штучка. Ничего не скажу, умела она людей очаровывать и через них проблемы свои решать. Сначала она начальника вокзала соблазнила, потом убедила, что он благое дело делает, старые камеры старичкам оставляет. В одной из камер Танька свои «левые» деньги и держала.
– Но почему там? Почему не в банке?
– Экая ты… Банки что? Откроется какое-нибудь из Танькиных художеств… Придет в банк запрос откуда-нибудь сверху, мол, откройте нам ячейку гражданки Татьяны Шишаковой, имеем на то судебное предписание. И что им делать? Откроют и содержимое отдадут. И плакали тогда все наворованные денежки. Танька это прекрасно понимала. А камеры эти на вокзале, они вроде как есть, а вроде как их и нет. Деньги за хранение в них вещей никто с пенсионеров не берет. Добрая воля администрации города, которую на эту благотворительную акцию уговорил сам начальник, а его, в свою очередь, Татьяна. Начальник тоже не растерялся, ставку смотрителя для своего тестя у администрации выбил. Всем хорошо. В семью начальника лишняя копеечка пошла, пенсионеры довольны, а у Татьяны личный сейф, которым, кроме нее, никто пользоваться не мог. Я за Танькой долго следила, прежде чем поняла, где она свои основные деньги держит. Только код мне был неизвестен, а без него ячейку было не открыть. Двери там прочные, не то что на нынешних. Современные камеры хранения хоть консервным ножом можно вскрыть,
