деле она вовсе не бросила Макса, а это они вместе реализовали коварный план? Завтра подумаю!!!
Я яростно застучала по клавиатуре:
«Сознательное кокетство – смертельное оружие массового поражения. Женевской конвенции следовало бы запретить его как негуманное, потому что от расчетливого женского кокетства мужчины страдают не меньше, чем от шрапнельных разрывов».
– Точно, некоторые вообще погибают, – согласился внутренний голос. – Вот взять, к примеру, Афанасьева…
Я захлопнула макбук. Уйти с головой в работу не получилось.
Я вылезла из кровати, вышла в гостиную, включила точечные светильники в кухонном закутке, нашла в шкафчике чай с ромашкой и липой – пакетированный, но вкусный и, как утверждает производитель, успокаивающий – и поставила чайник.
Едва он закипел, на характерный свист эхом отозвался тихий скрип двери, и из своей опочивальни явился Петрик, очень уютный в пижамке, мягких тапочках и сеточке для волос.
Ничего не говоря, он устроился на кухонном диване. Я так же молча поставила на стол вторую чашку, положила в нее пакетик и ложечку. Петрик поискал глазами, сделал выбор между сахарницей и баночкой с изображением шаровидной пчелки, положил в свою чашку мед и старательно размешал его. Я сделала то же самое. Мы синхронно пригубили чай, поставили чашки, и дарлинг наконец изрек:
– Выкладывай, бусинка.
Божечки, как же я выйду замуж за Караваева и оставлю Петрика, съехав с нашей с ним съемной квартиры?! Ведь никто в целом мире не знает и не понимает меня так, как лучший друг!
– Мы все решили, будто Афанасьев с подружкой погибли случайно, и очень ошиблись, мне кажется, – охотно поделилась я с дарлингом. – Смотри, Максим завел отношения с Кирой, но бросил ее ради Марины, а чем та лучше?
– Не знаю. По-моему, Кира даже красивее. А что?
– То, что Кира оказалась трусихой, а Марина – вовсе нет. К тому же ее – я про Панфилову – нельзя было назвать высоконравственной особой, раз она состояла в браке, но от мужа гуляла, согласен?
– Ну-у-у?
– Следи за мыслью. Мы думали, что Панфилова сама ушла от Горетова к Афанасьеву, но оказалось, что миллионер приходится Максу дядюшкой, так может ли это быть случайным совпадением? Не логично ли предположить, что это Максим познакомил Виктора с беспринципной Мариной? Специально, в расчете на то, что тот ею увлечется?
– И зачем бы он это сделал?
– Чтобы Марина обосновалась в доме, разогнала прислугу и без свидетелей основательно обработала Афанасьева. Уговорила его уехать к морю, причем не туда, где у него давно имелись дом, катер и знакомые, а совсем в другое место – в этот самый поселок. А тут она подбила старичка-бодрячка заняться дайвингом и организовала несчастный случай, испортив акваланг!
– Погоди, так ведь она и сама утонула из-за неисправного акваланга! – напомнил Петрик.
– А если не сама? – Я так пристально посмотрела на дарлинга, что он вздрогнул. – Если это Горетов ее… того? Сначала она или они вместе утопили Афанасьева, а потом Максим – Марину! Ты не забыл про розовые ласты? Племянник был там, в подозрительной близости от места гибели дядюшки с подружкой!
– Не так быстро, я за тобой не успеваю! – Петрик немного подумал, почесал голову, едва не сдернув сеточку, и предложил: – Давай, моя бусинка, рассуждать спокойно, придерживаясь верных фактов. Во-первых, у нас нет доказательств, что Макс Горетов действительно был тут, в поселке.
– Но Кира слышала его фирменный вопль, а морячка с катера запомнила, что крики птеродактилей издавала летавшая в тандеме парочка – Максим и Марина!
– Это косвенная улика.
– Я что-нибудь придумаю, – пообещала я.
– Не сомневаюсь. Но есть ведь и другой вопрос, моя бусинка, и он даже более важный. Какой у Макса был мотив?
– Не знаю, – призналась я. – Уже всю голову сломала, но ничего не вытанцовывается. Вот если бы он был единственным прямым наследником состояния дяди…
– Но он и не прямой, и не единственный, все унаследовала его мать, – подхватил дружище. – А она, если я правильно понял, особа легкомысленная, вполне может успеть протрынькать обретенное богатство, так что за ней самой наследовать уже будет нечего. А если что-то и останется, делить придется на троих, ведь у Макса есть еще старший брат и сестра. Так неужели ради такой ненадежной смутной схемы обогащения в неопределенном будущем стоило сейчас убивать сразу двух человек?
– Получается, не стоило, – согласилась я, нервно взъерошив волосы. – Но, может, мотив – не деньги, а что-то другое? Не знаю… Месть, например?
– Мы слишком мало знаем об этом семействе.
– Да…
Мы допили чай.
– Что будем делать? – поставив на блюдце пустую чашку, спросил Петрик.
– Думать… Но уже завтра! – Я поднялась и переставила грязную посуду в мойку: будет работа для Эммы. – Сейчас все-таки постараемся уснуть, я очень надеюсь на хваленый успокаивающий чай…
Утро окрасило нежным светом все, до чего дотянулось: небо, море, пляж, стены зданий и деревянную веранду, где Петрик с Покровским занимались йогой.
Дарлинг руководил процессом, ресторатор очень старался. Он гнулся и качался, точно тонкая рябинка из песни, и рушился, как подрубленный дуб. Хорошо, что Петрику хватило ума со всех сторон обложить неустойчивого начинающего йога диванными подушками. Мне бы не хотелось принимать пищу, приготовленную шефом с тяжелым сотрясением мозга.
К счастью, завтрак был уже подан и даже частично съеден. Искательно погремев посудой на столе, я обнаружила, что мне оставили сырники с медом и бутерброды с мясом и сыром.
– Бутеры сунь в микроволновку, они идеальны горячими, – посоветовал Караваев. Я не сразу его заметила, потому что он тихо сидел в кресле за выступом пустого по летней поре камина и на взгляд мельком не отличался от резной деревянной девы с носа какого-то корабля, неподвижно высящейся в углу. Он даже был таким же точно коричневым и блестящим. Прекрасно загорел, однако, и без всяких солнцезащитных средств!
– Мерси за вашу заботу, – сказала я и сунула в микроволновку бутерброд, а в рот – черносливину.
Тарелка с сухофруктами и орехами тоже нашлась на столе. Покровский упорно пытается приучить лакомку Петрика к полезным сластям.
– Я собираюсь съездить в город, тебе ничего не нужно? – Караваев отложил смартфон, в который до этого неотрывно таращился, хмуря брови, и выбрался из кресла, оставив деревянную деву сиротеть в одиночестве.
– Отлично, я поеду с тобой! – обрадовалась я. – Когда стартуем?
Любимый посмотрел на часы-парусник:
– Двадцать минут тебе хватит? Я имею в виду, на завтрак и сборы? У меня назначена встреча, нужно успеть к одиннадцати.
Он удалился наверх, а я налила себе чаю и с кружкой в руках высунулась
