Ну и как вам нравиться этот бардак? Ведь я никогда прежде не видел здесь этого шута горохового, равно как и он, ежу понятно, не видел меня, и вот он пропускает меня в дверь, которую следует держать запертой!..
Я едва не сцепился с ним. А стоило бы. Ведь, в конце концов, я в этом доме живу, и последнее, чего бы мне хотелось, так это чтобы тут по коридорам шастали всякие посторонние и подвергали опасности жильцов, один из которых — я сам. Уж я-то знаю, как с помощью различных уловок, улыбок и хитростей пробраться практически в любое здание, а потому никак не могу позволить черт знает кому орудовать в моем собственном доме.
Однако я сдержался. Ничего, потолкую с этим прохвостом в следующий раз. Пока мне есть, чем заняться.
Прежде всего — принять душ и побриться. Необходимость и в том, и в другом, что называется, назрела. Затем, переодетый во все чистое, я вышел из дома, спустился в метро, доехал до центра и плотно позавтракал в кафе на Юнион-сквер. День снова выдался чудесный, последний в череде прекрасных дней, достойное завершение выходных в честь Дня памяти.[25] Я допил вторую чашку кофе и, насвистывая, отправился в лавку.
Где сподобился поистине королевского приема от Раффлса, который пустился вовсю вырабатывать статическое электричество и без устали терся о мои ноги. Я тут же накормил его до отвала — скорее для того, чтобы зверь не путался под ногами, а не потому, что ему грозила голодная смерть. Затем выволок на улицу столик с дешевыми книжками — не раз приходила мысль о том, что не мешало бы прикрепить к нему колесики, — хотя тогда какой-нибудь кретин обязательно укатит его, и пиши пропало. Сегодня столик на улице был нужен мне не для бизнеса, но чтоб освободить побольше места в лавке. Если все пойдет по плану, то сегодня у меня будет полон дом гостей.
Первым возник в дверях Маугли.
— Что я вижу! — воскликнул он. — Никак хочешь разбогатеть, а, Берни? Но, старик, сегодня же праздник! Почему ты не на пляже?
— Акул боюсь.
— Тогда как тебя угораздило влезть в книжный бизнес?.. Честно говоря, не рассчитывал тебя увидеть. Сперва открывает лавку Кэролайн и торчит в ней весь вчерашний и позавчерашний день, сегодня — ты, собственной персоной. Ну что, поглядел книжки, которые я тебе притащил?
Я, разумеется, не глядел, да и не до них мне было, но я все же нашел его рюкзак под прилавком и для приличия проглядел его содержимое. Товар оказался неплох, в числе прочего там была пара томов первого издания про Страну Оз с прекрасно сохранившимися цветным фронтисписом. Мы сошлись на семидесяти пяти долларах, за вычетом той десятки, которую выдала ему Кэролайн в качестве аванса, и я нашел в кассе четыре двадцатки и протянул ему.
— Сдачи нету, — сказал он. — Можешь дать шестьдесят и тогда будешь должен еще пятерку, или пятнадцать будет за мной. Лично я предпочел бы последнее, но если тебе неудобно…
— Давай сделаем так, — предложил я. — Поможешь мне передвинуть тут кое-какую мебель, и мы в расчете.
— Передвинуть мебель? Но куда ее двигать, дружище?
— В другое место, — сказал я. — Мне надо расчистить пространство, вот тут, чтобы поставить раскладные стулья.
— Ждешь толпу гостей, Берни?
— Нет, толпой бы я это не назвал. Человек шесть, максимум восемь.
— И все равно будет тесно. Так вот для чего ты все это затеял… И что в программе? Поэтические чтения?
— Не совсем.
— Вот уж не знал, что ты этим занимаешься. Как-то и я тоже читал кой-чего из моего собственного в одном маленьком таком местечке, на Ладлоу-стрит. Кафе «Вилланелла» знаешь?
— Черные стены и потолок, — кивнул я, — черные свечи в жестянках из-под кошачьего корма.
— А, так, выходит, знаешь! Вообще-то мало кто слышал об этом месте.
— Нормальных людей туда и на аркане не затащишь. — Меня едва не передернуло при воспоминании о том, как текст Эмили Дикинсон пели на мотив «Желтой розы Техаса», а потом меня засыпали хайку на тему «В твоем лице…» — Нет, сегодня у нас не поэтические чтения, — добавил я. — Скорее закрытые торги.
— Вроде аукциона?
— Можно сказать и так, — кивнул я. — С неким элементом драмы.
Он счел, что это звучит интригующе, и я разрешил ему присутствовать, если он хочет, конечно. Маугли помог вынести из кладовых несколько кресел, и тут появилась Кэролайн и сказала, что у нее в салоне найдется пара складных стульев, и они с Маугли отправились за ними.
Едва они ушли, как мне позвонили, а когда они вернулись, позвонил я, после чего в лавку заявились двое покупателей. Один из них пожелал приобрести восьмитомник Дефо и вытащил кошелек, когда я согласился скостить пятнадцать долларов. Он расплатился наличными, что заставило меня задуматься: а правильно ли я поступал все эти годы, закрываясь по праздникам и выходным.
В двенадцать тридцать Кэролайн отправилась в ближайшую забегаловку под названием «Борец за свободу», откуда принесла ланч на троих. Мы съели по сэндвичу «Феликс Дзержинский» (с черным хлебом), выпили по бутылке крем-соды. Сидели мы в трех креслах, которые я вытащил из кладовки, а ели на двух других, сдвинутых вместе, так что получилось нечто вроде стола. После ланча кресла были расставлены по местам и я обозрел проделанную нами работу.
Кэролайн сказала, что все замечательно.
— Это самая простая часть нашей задачи, — заметил я. — Главный вопрос в том, придут ли они.
Маугли сложил ладошки вместе и поклонился на восточный манер.
— Раз уж ты за это взялся, — объявил он неожиданно низким, звучным голосом, — то все придут.
И примерно через час так и произошло.
Первыми прибыли двое мужчин, которых я никогда не видел прежде и тем не менее узнал с первого взгляда. Один — высокий и невероятно толстый, с крупным орлиным носом, тяжелым подбородком и кустистыми бровями. На нем был белый костюм и белоснежная сорочка с двойными манжетами и запонками, сделанными из пары золотых монет достоинством в пять долларов США. Гриву серо-стальных волос украшал черный берет.
Его спутник оказался страшно худеньким человечком с безвольным подбородком и слишком близко посаженными бегающими глазками. Лицо его отличала бледность, которую можно обрести, разве что поспав в гробу. Из уголка злобно искривленного рта небрежно свисала сигарета.
Толстяк оглядел всю нашу честную компанию, вежливо поклонился Кэролайн, затем окинул меня и Маугли испытующим взором и угадал правильно.
— Мистер Роденбарр, — обратился он ко мне, — позвольте представиться: Грегори Царнов.
— Мистер Царнов, — кивнул я и пожал ему руку. — Очень рад, что вы пришли.
— Мы, похоже, самые первые? — заметил он. — Пунктуальность — это моя болезнь, сэр. Пунктуального человека в наши дни постоянно подстерегают разочарования.
— Надеюсь, сегодня разочарование вас не постигнет, — сказал я. — Мы не знакомы с вашим… э-э… другом, но, кажется, говорили по телефону?
— Ах да, простите: Уилфред. А это мистер Роденбарр.
Уилфред кивнул. Но руки не подал, впрочем, я тоже.
— Очень рад, — сказал я, стараясь вложить в эти два слова максимум искренности. — О Уилфред, боюсь, я вынужден попросить вас затушить сигарету.
Он вылупился на меня.
— Дым портит книги, — объяснил я. А заодно и воздух, хотелось мне добавить.
Уилфред перевел взгляд на Царнова, тот коротко кивнул. Тогда Уилфред вынул сигарету изо рта. Мне показалось, что сейчас он бросит ее на пол. Но нет, он отворил дверь и ловким щелчком отправил ее на тротуар.
— Прискорбная привычка, — заметил Царнов, — но сей молодой человек обладает целым рядом других качеств, которые делают его порой просто незаменимым. Полагаю, что мне столь же трудно отказаться от его услуг, как ему — от пристрастия к мадам Никотин. Но разве не все мы рабы своих привычек, сэр?
Я не мог с этим не согласиться.
А затем подвел мистера Царнова к моему креслу за прилавком, не преминув заметить, что оно самое удобное из всех, и он погрузил в него свою тушу. Кресло достойно выдержало это испытание. Уилфред, ничуть не повеселевший после расставания с сигаретой, придвинул раскладной стул и уселся рядом.
— Я тут подумал, — начал Царнов, — а почему бы нам не насладиться плодами нашей пунктуальности, хоть они и довольно кислые? Я явился по вашему зову, сэр, вы тоже здесь, так почему бы нам не сделать свое маленькое дельце, оставив опоздавших, так сказать, за бортом?
— О, к сожалению, это невозможно.
— Очень даже возможно, сэр. Все зависит только от вашего желания.
Я покачал головой.
— Нет, это было бы непорядочно по отношению к остальным, — сказал я. — И к тому же не позволит прояснить несколько очень важных моментов. И потом, люди будут здесь с минуты на минуту.
— Кажется, вы правы, — заметил он и кивком указал на дверь, возле которой стояла женщина, обвешанная бесчисленными свертками, и безуспешно пыталась дотянуться до дверной ручки.
