Иоанна Хмелевская - Подозреваются все (вариант перевода Фантом Пресс)

— Так вот, имею вам сообщить, что мое ясновидение продолжается. Я пришла к выводу, что записная книжка не исчерпывала всех сокровищ Тадеуша, что он располагал еще кое-какими материалами, которые где-то припрятал.

— Очень, очень интересно, — сквозь зубы процедил прокурор, когда я сделала паузу, чтобы набрать в легкие воздуха, а на лице ясно читалось: «Америку открыла», но я проигнорировала его замечание и, не вдаваясь в подробности, не разграничивая вымысла и действительности, рассказала все о своем видении, включая и завершающий его вопль Алиции.

Оба представителя власти сидели молча, с очень странными лицами, и ждали, не скажу ли я еще чего-нибудь. Я молчала.

— Гхм… — откашлялся капитан. — Не будете ли столь любезны сообщить нам, милостивая пани, откуда вам известно о тайнике покойного?

— Мне кажется, — холодно ответила я, — в самом начале разговора я сказала об этом достаточно ясно.

Не отвечая, они продолжали странно смотреть на меня. И тут я поняла!

— Не хотите ли вы сказать, — сорвавшись с места, воскликнула я, — что это и в самом деле правда?

— Что вы! — возразил прокурор. — Ведь это же только ваше ясновидение? Я правильно понял?

— Правильно. — Сразу потеряв остатки бодрости, я бессильно опустилась на стул. — Очень надеюсь, что только мое воображение.

— Что ж, благодарим вас, — заторопился капитан. — Это все? Или еще имеете в запасе информацию?

Я только отрицательно покачала головой, не в силах ни слова произнести. Потом до меня дошло, что они ждут, когда я уйду. И я ушла, на чем свет стоит проклиная дьявола с его дьявольским советом.

Гнусное настроение персонала мастерской продержалось до ухода Зенона. Следственные власти ушли еще раньше, сразу после моих откровений, наверное переполнивших их чашу терпения. Кто первый поставил поллитра — не помню. Кто предложил немедленно устроить поминки — не знаю. Все получилось как-то само собой, наверное, люди уже просто не могли выдержать. Мы узнали о поминках от Стефана.

— А вы чего ждете? — крикнул он, открыв дверь в наш отдел. — Там уже пьют за здоровье покойника.

Угощенье состояло из французской булки, килограмма зельца и кошмарного количества водки. А запас кофе у нас всегда был порядочный. Не все сотрудники мастерской остались, кое-кому надо было обязательно уйти, но большинство приняло участие в поминках.

Первый литр мы распили в очень грустном настроении, чинно и сдержанно рассуждая о постигшей нас утрате и делая мрачные прогнозы о будущем мастерской.

И о печальной судьбе Ядвиги поговорили, поделились своими соображениями о других подозреваемых, и все это чинно, благородно.

После второго литра большинство моих коллег пришло к выводу, что жить, собственно, можно, работать тоже, а вообще надо больше пользоваться маленькими радостями жизни, ну вот как эта наша пирушка.

После третьего литра настроение изменилось радикально. Кто-то включил радио, как раз передавали танцевальную музыку. Владя принялся ей подыгрывать на губной гармошке, сначала меланхолически, а потом изменил темп и стал наяривать любо-дорого. Сколько там было литров еще, не знаю, водка вперемежку с кофе текла рекой. Первым пустился в пляс Лешек, бодро восклицая:

— Эх, была не была, только раз живем! Братья-панове, спляшем на вулкане!

У меня побаливало сердце, по этой причине я, к сожалению, не могла пить, как остальные, и была, кажется, самая трезвая из всей нашей братии, что не мешало мне присоединиться к общему настроению. И все-таки только я услышала, как в соседней комнате звонит телефон.

На проводе оказался Зенон. У него была милая привычка проверять, что делается во вверенном ему учреждении в его отсутствие. С трудом удалось убедить начальство, что в мастерской остались несколько самых добросовестных сотрудников, которые трудятся в поте лица. Вернувшись в большую комнату, я застала поминки в полном разгаре.

Особенно безумствовал Лешек Он носился дикими прыжками по всей комнате, налетая на столы и шкафы, что означало — он танцует чарльстон.

— Уберите эту мебель! — хрипел он. — Она мне мешает! Нет того полету! Я орел! Орел!

Непонятно, почему звуки чарльстона превратили его именно в орла, внешне эта метафора никак не проявлялась. Моника с Янеком танцевали твист. Янек умел, а Моника нет. Было весело, непринужденно.

Ни с того ни с сего Лешек вдруг пришел к выводу, что он вовсе не орел, а умирающий лебедь, и в соответствии с новым образом изменил характер танца. Томно изгибаясь и припадая к полу, он выплыл в коридор, добрался до стола Ирэны, где и помер, свесившись со стула, издавая постепенно замирающее хриплое завывание, что, несомненно, означало лебединую песню.

Сидя на шкафу с нашими проектами, Владя доблестно соперничал с Польским радио, оглушительно наяривая краковяк Здорово поддавшая Алиция требовала сыграть для нее польку, единственное, что она умела танцевать. Я солидарно поддержала подругу, но Владя умудрился, не прерывая краковяка, объяснить нам, что это по техническим причинам невозможно, ибо в его гармонике отсутствует до-диез, без которого польки никак не сыграть. Нас это не убедило.

— Играй польку! Не то разобью башку! — пригрозила я, взяв в руки стакан с остатками кофе. Владя сделал вид, что не слышит угрозы, и продолжал играть свое. Пришлось привести угрозу в действие, и я плеснула в музыканта остатками кофе.

— Мегера! — сказал Владя, стряхнул с себя кофейную гущу и продолжал играть. Алиция с интересом наблюдала за происходящим.

— Я тоже хочу! — заявила она и, схватив со стола большую вазу с цветами, вылила ее содержимое на Владю, смывая оставшуюся кофейную гущу. Музыкант обиделся, слез со шкафа и выбросил гармонику за окно.

Стоя у стола, Стефан раздраженно выковыривал из зельца куски поаппетитнее, а остальное бросал через плечо. Анка с Анджеем и Моника с Янеком танцевали твист под любую музыку, льющуюся из радиоприемника. Алиции пришлось от польки отказаться. Она вытащила Каспера в коридор, и они принялись отплясывать мазурку под собственный аккомпанемент, громкий и фальшивый. Услышав звуки мазурки, Рышард, до сих пор сидящий в глубокой меланхолии, встрепенулся, как боевой конь при звуках трубы, выволок меня из комнаты, и мы пустились следом за первой парой.

Первая пара уже добралась до входной двери, мы следовали за ними по пятам. Умирающий лебедь Лешек вдруг ожил и, вскочив со стула, оказался в самом центре огненной мазурки. Он рванулся, пытаясь выбраться, но на него с налету наскочил Рышард. Лешек отлетел к первой паре, и все трое свалились на стол Ирэны. Хилое произведение столярного искусства на тонких ножках не выдержало напора, зашаталось и рухнуло на пол. Грохот привлек внимание пирующих. Высыпав в коридор, они имели удовольствие наблюдать копошащуюся на полу живописную группу. Куча мала с хохотом и шутками разобралась, и на полу остался лишь Лешек да бренные остатки со стола. Впрочем, он оказался крепче, чем можно было подумать, судя по его хлипкой внешности, — отлетела лишь одна ножка, да разбилось стекло, все же остальное выдержало удар. Замки держали крепко, ни один ящик не вылетел, все остались на месте. Только откуда-то выскочил ключ и теперь лежал посередине коридора.

Про ключ знали все. На все лады обсуждалась в мастерской проблема дверей, соединяющих кабинет с конференц-залом. Только сегодня дискутировался вопрос о причастности или непричастности к ключу Ядвиги. Ключ стал не только важной уликой в расследовании преступления, но и своего рода символом преступления. И вот теперь на полу коридора лежал непонятно откуда взявшийся ключ. Все замерли, глядя на него. Сразу стихли шутки и смех. Неизвестно, как долго продолжалась бы немая сцена, но тут входная дверь открылась, и вошел капитан.

Вошел и тоже застыл, ошарашенный немой сценой. Взглянул на нас, Лешека — и увидел ключ. Вздрогнув, он вынул из кармана носовой платок и, подойдя к ключу, осторожно поднял его с пола.

— Откуда он взялся? — строго спросил капитан.

— О, с-с-сокол! — вскричал Лешек, почему-то в этот вечер испытывая явную склонность к орнитологии. — О сокол! — Лешек с трудом поднялся и докончил: — Провидение послало!

Немая сцена закончилась.

— Вылетел из стола? — предположил Янек, почему-то обращаясь ко мне.

— А может, у кого из кармана? — высказала предположение Моника.

— Я жду! — так же строго напомнил капитан. — Что тут у вас происходит?

— Поминки, — вежливо ответила Алиция. — У нас поминки.

Капитан посмотрел на нас осуждающе. Он явно сомневался, что может быть хоть какой-нибудь толк от разговора с этой толпой пьяных свидетелей. Но с другой стороны, вряд ли хоть один из них, протрезвев, вспомнит, что произошло. Пришлось действовать.

— Не двигаться! — приказал он и, обойдя нас, прошел в кабинет, поднял трубку телефона и набрал номер, стараясь одновременно не спускать с нас глаз. Позвонить по аппарату Ирэны было невозможно, он валялся на полу в виде мелких осколков.