за ним взглядом, Евгения продолжила:
– Вы женщина и поймете меня. Нестор – как Питер Пен, такой же типаж. Вечный нерешительный мальчик. Ему не нужна была любовница или, упаси Боже, жена. Ему нужны были музы, которые вдохновляли бы его. Обычная реальная женщина рядом быстро бы наскучила ему.
– Вы все-таки сделали попытку? – догадалась я по ее задумчивому лицу.
– Да, однажды засиделась с подругой в ресторане, муж в командировке был. Я набралась смелости и приехала к Нестору. Он вроде бы удивился, но был рад. Я осталась на ночь, все было хорошо, а утром он вызвал мне такси.
– И больше не писал?
– Нет, почему. Иногда писал, поздравлял с праздниками. Но я окончательно поняла – это дохлая лошадь. Да это и было где-то год назад. Я давно выбросила все из головы. И с мужем у нас все как-то наладилось. Наверное, я поняла, что надежный мужчина рядом важнее каких-то там мифических романтиков. Так что вы там говорили про девушку? – встрепенулась она, отгоняя воспоминания о былой любви.
– Да, Марина. Молодая, тоже художница, она работала в книжном. Дружила с Нестором.
– Фейерверки и все такое… – выкрикнул Славик из-за двери, а я поняла, что все это время он, по обыкновению, подслушивал.
– Кстати, она училась на художественном отделении в вашей школе лет десять назад. Ей двадцать шесть вроде…Славик, зайди, покажи фотки, – крикнула я ему, заметив, что в моем телефоне села батарея. Все равно интимные разговоры мы уже завершили.
Славик деловито внедрился в кабинет и полез в телефон. Быстро нашел фотографии и протянул ей.
Евгения принялась листать и отрицательно покачала головой.
– Вроде не помню. Хотя я в это время уже преподавала, но у нас музыкалка в другом крыле. Может, я ее когда-то и видела…
– Подруга Марины говорит, она с парнем дружила. Они его почему-то называют Чайка. Это кличка, наверное…
Евгения всплеснула руками:
– Чайка? Конечно, помню! Его фамилия Чайковский, представляете? Выдающийся ребенок, пианист. Про него вся школа говорила, ему прочили великое будущее. Он после нашей школы вроде в Москву уехал. Но что-то там не сложилось. По крайней мере, я про него больше не слышала. Так бывает: подростком подает надежды, а потом интересы меняются.
– Эта Марина с ним встречалась.
– Да, припоминаю, они группкой ходили …
– А нет ли у вас его телефона? – решила поинтересоваться я, раз уж мы так удачно зашли.
– Нет, разве что в личном деле. Мобильный мог не измениться, так ведь?
Кажется, Евгения была очень рада, что мы переключили свое внимание на пианиста, и готова была быть полезной. Так что номером мы обзавелись и, наконец, оставили Евгению в покое.
Покинув школу, мы направились в ближайшее кафе. Я хотела подзарядить телефон, а еще не худо было бы выпить кофе, чтобы в голове прояснилось.
– Итак, был еще Чайковский. Наверное, это ему муж Марины морду набил или что-то там сломал. Помнишь, он говорил, что вроде условный срок имеет.
– Вот еще один отличный подозреваемый! – обрадовался Славик. – Затаил обиду на Маринку, выждал время и объявил всем вендетту. Отравил Маринку, подставил мужа. Не удивлюсь, что он прознал и про Борю, специально использовал цикуту, чтобы в случае облома с мужем, подозрения пали на коллегу.
– Он у тебя прямо какой-то биохакер и Джеймс Бонд в одном лице.
– У этих столичных знаешь, какие возможности? Заплатил частному детективу – и тебе досье соберут на любого, начиная с рождения. А может, Кролик Боря до кучи пришелся. Он явный неудачник, вот вечно и попадает в неприятности. Чует мое сердце, его все-таки издадут в этом бабском импринте с мастером короткой пипи…
– Славик, уймись! Ладно, давай позвоним Чайковскому, только пообещай не лезть в разговор. Все твои попытки интервенции обычно плохо заканчиваются.
– Кстати, болтают, что сам Чайковский не очень любил женщин… – задумчиво начал Славик, помешивая ложечкой свой кофе. – Интересно, а как с этим дело обстоит у его однофамильца?
– Вот об этом я и говорю! Не лезь! – возвысила я голос и отодвинулась от Славика подальше, набирая номер.
Трубку взяли не сразу, где-то после четвертого гудка.
– Да, – отрывисто бросил Чайковский. Если это, конечно, был он. Парень явно совершал какие-то физические подвиги, потому что был запыхавшийся. Я уже грешным делом подумала, что оторвала его от свидания с дамой, но тут он кому-то крикнул:
– Разгружай, я сейчас подойду.
– Да, – еще раз повторил он, – слушаю.
А я поняла, что совсем не подготовилась к разговору и не знаю с чего начать. Почему-то мне казалось, что я буду беседовать с подростком. И я совсем упустила из виду, что бывший ухажер Марины – давно уже взрослый мужчина.
– Вы Чайковский?
– Ну, был когда-то, – пошутил парень, а я прочистила горло и приступила:
– Я бы хотела поговорить с вами о Марине. Салущевой. Помните такую?
Он помолчал, словно что-то обдумывая, после чего усмехнулся:
– Салущевой? Когда-то она была Иваненко.
– Вы в курсе, что она э-э-э… умерла?
– Да, общие знакомые есть, рассказали. Вы из полиции?
– Почти. Мы частное агентство.
– А от меня вам что нужно?
– Ее муж сказал…
– Это он вас, что ли, подослал? – посуровел Чайковский. – С какой радости?
– Идет расследование, Марину вроде как отравили, и теперь ее муж пропал. Арестовали ее коллегу, но он, кажется, невиновен.
– Кажется? Это что, прогноз погоды? В полиции не синоптики сидят, они свои выводы должны не с потолка брать. Если виновен – понесет наказание. Только при чем здесь я, все никак не пойму.
– Вы с ней встречались…
– Когда это было? Сто лет назад? Погодите, вы что, намекаете, что это я ее отравил? Вы больные, что ли?
Я подумала, что за последнее время кто только не называл нас со Славиком больными. Конечно, я могла бы дать парню достойный отпор, но решила не обострять конфликт. Так как вначале разговора я невольно представилась будто бы адвокатом невинно задержанного Кролика Бориса, то поинтересовалась, давно ли Чайковский не приезжал в родной город.
– После того, как мне ее будущий муж-придурок руку сломал, меня как-то от Марины отвернуло. Я не мазохист. Конечно, она мне нравилась, но это детская влюбленность. Уехал и забыл. И чтобы нервы себе не портить, в родной город не езжу принципиально. Пусть лучше родня ко мне приезжает, нечего в нашем захолустье делать. Марину мне по-человечески жалко, я стараюсь зла не держать. Все что ни делается… Понимаю ваше желание выгородить своего клиента, но ничем помочь не могу. Можете проверить, я вообще из города никуда не уезжал уже год. Работаю днями,
