Вернувшись домой, мы сели учить билеты к предстоящему зачету, но не прошло и пятнадцати минут, как позвонила Катя.
– Дуй ко мне. Есть дело. – Что ж, доходчиво и лаконично.
На улице было очень тепло, но, если верить метеопрогнозам, которым, впрочем, веры нет, в конце недели похолодает. А сейчас солнышко весело жонглировало лучами на девственно-чистом, безоблачном небе, легкий весенний ветерок ласково забирался под короткую шелковую кофточку и приятно щекотал кожу. На душе было радостно и светло, и ничто, казалось, не предвещало беду. Однако вопреки всем интуитивным отмалчиваниям, поднимаясь на третий этаж, я сломала босоножку. Подошва с маленьким устойчивым каблучком полностью отделилась от остальной части бедной обуви, идти в ней дальше стало решительно невозможно.
Собрав куски «умершей» босоножки, я преодолела последний фрагмент пути до Катиной квартиры прыжками на правой ноге. Ужасно, но факт: возвращаться домой было положительно не в чем.
Открывшую дверь Катерину мой вид привел в изумление:
– Вау! – сказала она. – Ты так всю дорогу шла в одной туфле? Новая мода? – Я продемонстрировала ей остатки былой роскоши, зажатые в правой ладони. – Почему тебе так не везет с обувью?
– Откуда я знаю? – Я ловко перепрыгнула через порог. – Позвони мне домой, попроси, чтобы Танька другие принесла.
– Вообще-то, я звала тебя на дело, на которое нужно идти, и желательно прямо сейчас.
– Куда? – Я скинула единственную босоножку, но обувать тапки не спешила.
– Звонила с утра следователю, выяснила имя человека, опознавшего Колесникову, – вместо краткого ответа принялась рассказывать Катька целую поэму. – Так вот, им оказался некий Михаил Иванович Козенко. Он же является ее соседом по лестничной площадке. Туда-то нам и надо. Зайдем, побеседуем. Авось чего интересненькое вспомнит, о чем ментам не доложил. В третьей квартире на площадке давно никто не живет, так что этот товарищ наш единственный след. Кстати, Бориска, почуяв неладное, предупредил: не смейте, мол, вы еще к нему ходить, мужик с приветом.
– Буйный?
– Возможно.
Но это, естественно, лишь подогрело наш интерес.
– Но в чем же мне идти?
Подружка опустилась на колени и распахнула дверцу обувного шкафчика.
– У меня всего две пары босоножек – черные и красные. Какие одолжить?
– Где шпилька поменьше.
– Одинаково.
Я оглядела свой черно-зеленый прикид.
– Думаю, черные.
– Мне достаются другие. Тогда подожди, я надену красную блузку, а то фиолетовая не слишком подходит.
Если квартира убитой была в центре площадки, то к Михаилу Ивановичу нужно было свернуть направо. Мы позвонили один раз. На долю секунды в глазке мелькнула тень, грозный старческий голос поинтересовался:
– Вы чьих будете?
– Что значит – чьих? – не поняла я вопроса, начиная ощущать себя ограбленным Шпаком и ожидая ответной реплики, смысл которой сведется к интересному слову «холоп», а Любимова ткнула меня в бок, дескать, не мешайся, когда профессионал работает, и, натянув на лицо одну из своих самых обаятельных улыбок, проблеяла:
– Здравствуйте. Мы из соцзащиты. – Катя знала, что у пожилых людей коронная фраза «мы из собеса», коим ранее и именовалась соцзащита, вызывает приступ неограниченного доверия и расположения к пришедшим. Но не в этот раз.
– Убирайтесь прочь, люди подземелья! – последовал ответ.
– Ну дела, – пробурчала я себе под нос. – Кто-то говорил про мужчину с приветом? По-моему, это уже приветище.
– Тсс! – шикнула на меня Катерина.
Подумав минут пять, она попробовала вновь, на этот раз в совершенно ином стиле.
– Ты, козел вонючий! – заорала она яростно и стукнула кулаком в дверь, отбив себе руку. – Ты мне весь потолок залил, чудозвон безбашенный! Кто за евроремонт платить будет?
«Чудозвон? – хмыкнула про себя я. – А уж не путает ли она букву?»
– Я залил?! – неимоверно удивились по ту сторону двери. – Я не мог залить – я не моюсь.
Очередной ответ поставил нас в тупик.
– Вообще? – переспросила я.
– Вообще.
– Совсем-совсем? – поддержала Катя.
– Совсем-совсем, – заверил старик.
– Но почему? – Мы растерялись.
– Секта запрещает, – по-прежнему не открывая двери, ответил невидимый нами собеседник. – Мы – люди света! Вода смывает свет!
– Во псих, – шепнула подружка и забарабанила всеми четырьмя конечностями по двери, словно по боксерской груше. – Открыва-ай!
Наконец окрашенная белой краской хлюпкая прямоугольная деревяшка распахнулась. Голос из вопиющей темноты поинтересовался:
– Чего надо?
– Вы Козенко? – неожиданно оробела Катерина.
– Откуда вам это известно?
– Следователь сказал, – ляпнула я.
– Хм… Казенный дом? Люди подземелья? Убирайтесь! Свет не может общаться со тьмой.
– А что, подземелье и тьма – это одно и то же? – искренне заинтересовались мы.
Невозмутимый старческий голос, крякавший в районе моего пупка, гордо ответил:
– Подземелье есть тьма, ибо там нет света! – Железная логика у мужика, даже возразить нечем.
Любимова с укором воззрилась на меня, мол, не с того начала, подруга. Я угрюмо пожала плечами: что теперь сделаешь?
– На самом-то деле мы есть люди света, ибо имеем желание задать вам пару вопросов, – перешла на сленг сектанта сообразительная Катька.
– Врете. Вы встречались с чертом подземелья, следовательно, вы из «темных».
– Ни фига мы не встречались, ибо дети света не есть друзья детям тьмы! – со знанием дела сообщила чокнутому старикашке Катя и заговорила метафорами: – Просто Свет проверить послал нас, насколько члены секты верны ему. Первый экзамен выдержали вы. Э-э, нам можно войти?
– Ура! – незнамо чему обрадовалось старое чудо, правда, потом пояснило: – Наконец-то Свет признал меня истинным сыном его! Заходите, заходите…
– Не могли бы вы включить свет?
– Что вы?! – так испугался непутевый сосед Елены, что голос его, едва не сорвавшись, задрожал, и во мне даже проснулась жалость. – Людям истинного света пользоваться искусственным строго запрещено. Говорите, будто вас послал сам Свет, и не знаете, что люди подземелья, заметив зажженную электрическую лампочку, мигом заберут включившего ее в Царствие свое.
Бедный, надо же так бояться детей тьмы. Неужель они и впрямь такие страшные?
Подружка щелкнула в воздухе пальцами и радостно произнесла:
– А мы знали, мы просто вас проверяли! Каждый младенец в курсе, что искусственный свет – дитя тьмы. Только вот что, Михаил Иванович. Понимаете, для успешного прохождения вами второго экзамена мне нужно достать блокнот и зачитать вам вопросы Света, а как это сделать в темноте – ума не приложу.
– Не поймали, не поймали! – запрыгал он по полу. Хоть и было плохо видно, но седая шевелюра старикашки, как я уже говорила, где-то в районе моего пояса, светясь ярким белым пятном, словно намазанная фосфорной смесью, быстро сменяла положение – то чуть выше, то чуть ниже, – то есть невысокого старика пружинило от пола, как мячик. – Людям света нельзя пользоваться бумагой и ручкой – это дети тьмы.
– То есть подземелья? – уточнила я.
– Нет, дети подземелья – это люди тьмы и детища людей подземелья, а детища людей тьмы – это дети тьмы.
– А! Ну теперь-то я поняла! – Это, конечно, сарказм.
– Ну что, прошел я второй экзамен?
– Да, – как-то неуверенно ответила ему Катька, видимо, как и я, она вместо того, чтобы что-то понять, запуталась еще больше. – А сейчас для третьего экзамена время настало. Вам необходимо на несколько вопросов ответить. Первый: зачем вы ходили к черту подземелья – следователю? Это ведь запрещено!
– Только вы не думайте, что я нарушил правила! – опять устрашился Козенко. – Я был разведчиком в царстве «темных». Чтобы раздобыть информацию для Света.
– О чем спрашивали «темные»?
– О Ленке Колесниковой, которую они забрали в свое подземелье. Думали, я поведусь на их удочку и расскажу, что видел, как ее забирали. А меня потом как ненужного свидетеля – да в подземелье. – А не дурак он, пусть и псих! Мне нравится здравый ход его мыслей. – Нет уж, дудки. Сказал, что ничего не видел.
– А на самом деле? – нащупала Катька надобную тему. – Видели, как ее забирали люди тьмы?
– Да, два раза, – понизил он голос до трагического шепота. – В первый раз мужчина, во второй – женщина.
– Как они выглядели?
– Мужчина высокий. Очень. Больше ничего не припоминаю.
Да, очень выразительная примета. Для тебя, коротышка, и метр шестьдесят гигантский рост.
– Ну а женщина? – спросила я.
– Хм… Стройная, темноволосая, пониже вас.
Катя ткнула меня в бок. Действительно, под это описание кое-кто на примете у нас имелся.
– Когда они приходили?
– Не знаю.
– Как это? Неделю назад? Раньше, позже? Какого числа? Во сколько?
