– К тебе тот крутой мужик пришел. По-моему, достойная замена! – Она подмигнула. Поняв, кого она имеет в виду, я скривилась, точно проглотила разом пол-литра рыбьего жира. Воистину, вспомнишь бритого – вот и он. – Было б неплохо выйти за такого замуж и купаться в роскоши! Иди, скажи ему!
Сказать ему? Прекрасная идея!
– Юлия Сергеевна, лапушка, здравствуйте! – хищно улыбнулось бритоголовое быкоподобное существо, выставив напоказ все семь своих золотых зубов. – Очень рад вас видеть.
– Чего не скажешь обо мне, – мило проворковала я в ответ. – И вообще мне нужно серьезно с вами, уважаемый, потолковать.
– Всегда готов, – собрался он.
Я дала знак Таньке и, после того, как она исчезла, продолжила:
– Я смотрю, любите же вы людям жизнь портить, достопочтенный Владимир Павлович. Хлебом с водкой вас не корми, дай кому-нибудь тухлую свинью подбросить. Хотя нет, до водки вы очень даже охочи.
– Я не понимаю…
– Не перебивайте, глубокоуважаемый. Разъясните, дорогой, кто просил вас соваться в нашу жизнь и все переворачивать вверх тормашками?
– Но я не…
– Вы здесь никому не нужны, – сурово-ледяным голосом проговорила я. – Вы лишний. И я буду вам очень, ну просто очень признательна, если вы раз и навсегда покинете наш дом и забудете навек сюда дорогу.
Он глубоко вздохнул и, напустив в глаза побольше грусти, заговорил открыто:
– Юля, ты считаешь, я не понимаю, что творится? Я ведь не слепой. – Смешно, полминуты назад он сам твердил обратное. «Я не понимаю… Не понимаю…» – Ты еще взрослый ребенок, к тому же неискушенный… Юля, я бы плюнул на все и впрямь не вмешивался, если бы ты не… ты не… была так мне дорога. Забавно, самому тридцать шесть, а… – он стыдливо опустил глаза, – влюбился как мальчишка. Я знаю твоего Хрякина, он тебе не пара.
– А ты пара?! – хохотнула я. Ну и пусть меня считают стервой! – Так, с меня довольно. Катись отсюда со своей любовью. Вернула б тебе подаренную маме шубу, да она так давно о ней мечтала… Притворимся, будто я швырнула вам ее в лицо, чего бы мне очень хотелось. Прощайте, Владимир Павлович.
– Что ж, если так… – Клянусь, в глубине глаз его я заприметила слезы. – Мне жаль, что так вышло. Я никогда не желал тебя обидеть.
Он ушел. Дверь закрылась. Навсегда.
– За что ты его так? – набросилась на меня Танька, которая, оказывается, не преминула подслушать разговор.
– Чем несправедливее наша ненависть, тем она упорнее, – загадочно ответствовала я и прошла в комнату.
Честно говоря, захлопывая за ним дверь, я думала, что наступит облегчение от потери ненужного груза и умиротворение от справедливого отмщения. Ни первое, ни второе почему-то не наступило.
Репетиция к предстоящему «КВНу» прошла удачно: все наконец-то выучили песни и отведенные каждому участнику шутки. Лично мне шутки не досталось, да я и не стремилась выступать соло. Просто стою в массовке и песни пою со всеми. Полностью отказаться от этого мероприятия было, к сожалению, нельзя: у ректора пунктик, что все отличники должны присутствовать обязательно. Что вроде как мы лучшие не только в оценках, но и в студенческой общественной жизни.
– Ты порвала с ним? – отловил меня в перерыве папаня. – Мать сказала, он звонил.
Вот притворщик! «Это ты с ним порвал!» – хотелось мне ответить. Как он мог?
– Да.
Почему я не могу врать, если врут мне?
Отец нахмурился. Раз он наговорил Кольке гадостей, стало быть, понял, что у меня на то не хватило духу. И сейчас он понял, что я вру, но не понял, что я знаю, что он врет. И ничего не сказал. Я тоже ничего больше не сказала.
Дома я вплотную занялась расследованием. Новые факты поражали своей непонятностью и никак не желали укладываться в уже привычную картину с заголовком «Убийца Федоткин». Кто приходил к Колесниковой перед ее смертью? А что, если старик спятил и видел всего-навсего полицейских, выходивших из ее квартиры уже после убийства? Или, может быть, ему эти мужчина с женщиной приснились?
Допустим, он ничего не выдумал. Это ведь могли быть любовник и подруга. Сам же говорил, что мужики к ней часто захаживали. Но что-то мне подсказывало, что эти люди тесно связаны как с одним убийством, так и с другим. Высоким мужчиной мог быть, предположим, Крюков, это вполне реально, зная то, что они были любовниками. То есть я знала, что он был ниже ростом того же Юрочкина, но опять же сам старик при очной беседе дышал мне в пупок. А женщина? Неужели Ангелина? Но какая же она стройная? Хотя стройность – понятие растяжимое, равно как и маленький оклад.
Эх, вот бы с Колей посоветоваться. Вероятно, он подберет ключик к этой загадке. Только вот от него ни слуху ни духу.
На институтский «КВН» Любимова, естественно, притащилась. А также родители, хотя папе и так положено быть там, ведь он преподаватель. Я была на удивление спокойна, даже флегматична, видимо, ресурсы нервной системы исчерпались, и вместо того, чтобы рьяно бороться за свою любовь и личную жизнь, я приникла к многочисленному ряду пофигистов. Что воля, что неволя – все равно. Единственное, что слегка затронуло мое сознание, – это мысль о том, что в зале не хватает того, кого бы я больше всех желала здесь увидеть. Но с какой стати ему тут присутствовать?
– Ты как? – отозвав меня в сторонку по окончании пытки под названием «выступление на публике», проявила волнение лучшая подруга. – Живая?
– Наполовину, – вяло отозвалась я. – Он мне больше не звонил. Я ждала вчера весь день, что он позовет к себе, я бы все бросила, родителей бы бросила, я бы прилетела… Но он не звонил.
– Она целыми днями ничего не ест! – незаметно подкралась Танюха и давай на меня стучать. – Из-за какого-то раздолбая! А представительного мужика выставила вон! Все, чтобы отомстить родителям: они дали от ворот поворот ее хахалю, так же она поступила с их другом!
– Таня, ты все не так поняла!
– Что, правда ничего не ешь? – сочувственно спросила Катя.
Я опустила взор.
– Бойкот. Голодовка.
– Дела-а…
Дома мать пристала с ненужными расспросами:
– Что с тобой происходит? Это из-за этого Николая? Да плюнь, знаешь, сколько их у тебя еще будет? Целый ворох. Видишь, он даже не звонит, значит, так ты ему нужна. Значит, ты сделала правильный выбор. Садись обедать.
Я проигнорировала ее приглашение к трапезе и по обычаю уселась на софу, молча глядя на свои колени. Когда-то он на них лежал…
– Ты будешь есть, овца, или нет?! Я ведь нагрела!
Мне трудно понять, что чувствует мать, когда единственная дочь не ест, не пьет, целыми днями не разговаривает, ходит как сомнамбула и ничего не объясняет, наверное, это тяжело. Но как я скажу ей, что меня предали? Ведь предали меня не кто другой, как они сами. А Хрякин хорош! Надо настолько бояться моего родителя и его топора, чтобы при одном недобром замечании тут же скрыться из виду!
– Опять ведро полное! Вчера ж выносил, – бодрым голосом радостно провозгласил папа. У него вообще было сегодня отменное настроение (иначе чего бы тогда радоваться полному ведру?). Законный отпуск, машина починена, картину омрачало лишь мое состояние, потому отец всячески пытался меня развеселить, может, чувствовал свою вину? Во всяком случае, получалось плохо. – Юль, небось ты тут соришь направо и налево, а? Ха-ха. А все знаешь, почему? Потому, что ты – кто? Правильно, дура! – вновь и не без удовольствия хохотнул он. Я оставалась равнодушна.
Через некоторое время раздался звонок. Я не думала сперва брать трубку, но потом что-то кольнуло у сердца, подтолкнув меня к этому действию.
– Алло, – без всяческих эмоций произнесла я в трубку.
Вздох облегчения.
– Господи, Юля, наконец я на тебя попал!
– Коля! Колечка! – завизжала я так, что Танька подпрыгнула в кресле. Мать была в ванной, отец понес ведро. Состояние эйфории и счастья незамедлительно и полностью завладело моим разумом, и без того не совсем здоровым. Я ничего не видела и не слышала, кроме такого родного и самого любимого голоса. – Что же это делается, Коля-а-а! – Я завыла в голос. – Почему-у?
– Папа дома?
– На помойке.
– В смысле? Выбросили за ненадобностью?
– Не-а, ведро понес.
– Тогда сможем поговорить спокойно. Я несколько раз звонил, но твой отец…
– Да, я знаю. Но ты ведь позвонил, значит… ты… меня… не бросишь? – с трудом, но все же выговорила я. Слышала, есть такие понятия, как гордость, самолюбие и чувство собственного достоинства. Почему мне их не дали?
– Господи, ерунду говоришь.
Я услышала, как поворачивается в замке ключ.
– Ой!
– Что такое?
– Кажется, отец вернулся. Коля, что делать? – У меня чуть ли колени не тряслись от страха. – Он отрубит тебе голову, а мне – ноги.
– У меня такое ощущение, что ты это сказала с завистью. Будто лишиться ног хуже, чем лишиться головы! – хмыкнул принц. У него еще хватает духу шутить!
