- Ладно, какого черта, - сказала я себе.
К тому времени, когда я стучала в дверь Морелли, сердце вовсю трепыхалось в груди.
Морелли открыл дверь и скривился.
– Если у тебя еще один мертвец в машине, я ничего не хочу об этом слышать.
- Это частный разговор.
- Еще хуже.
Трепыхавшееся сердечко замерло.
– И что это за «наезд»?
- Ничего. Забудь. Выглядишь так, будто замерзла. Где твое пальто?
Я ступила в прихожую.
– Я не надела пальто. Когда я выходила днем, было теплее.
Я проследовала за Морелли в кухню и теперь созерцала, как он наполняет стакан янтарной жидкостью.
- Вот, - произнес он, вручая стакан. – Самый быстрый способ согреться.
Я принюхалась.
– Что это?
- Самогон. Дядюшка Лоу гонит его в своем подвале.
Я чуток попробовала, и у меня онемел язык.
– Ну не знаю….
Морелли поднял брови.
– Трусишь?
- Я не вижу, что ты сам пьешь эту дрянь.
Морелли забрал у меня стакан и опрокинул содержимое в рот. Потом снова наполнил его и отдал обратно мне.
- Твой ход, кексик.
- Ну, с Богом, - произнесла я и осушила стакан.
- Ну? – спросил Морелли. – Что думаешь?
Я закашлялась и, открыв рот, со свистом глотнула воздух. Горло жгло, жидкость огнем завращалась в желудке и тут же отдалась в каждой отдаленной конечности тела. Кожа на голове начала потеть, а влагалище свело спазмом.
- Здорово, - наконец, ответила я Морелли.
- Еще будешь?
Я отрицательно покачала пальцем.
– Может, позже.
- По какому случаю костюмчик?
Я поведала ему историю машины Рейнжера и моего повторного визита с целью поговорить к миссис Спигер. Потом рассказала о Дороти Ростовски и миссис Бартл.
- Народ совсем чокнулся, - посочувствовал Морелли. – Долбанные сумасшедшие.
- Так почему ты не хочешь, чтобы это был частный визит?
- Забудь.
- Это из-за волос, да?
- Нет, не из-за волос.
- Ты тайно женат?
- Нет у меня ничего тайного.
- Ладно, тогда что? Что?
- Из-за тебя. Ты – ходячее бедствие. Мужику нужно быть мазохистом, чтобы интересоваться тобой.
- Ладно, - сказала я. – Может, я выпью еще стаканчик самогона.
Он налил еще по маленькой, и мы махом опрокинули. На этот раз пошло легче. Меньше огня. Больше света.
- И вовсе я не ходячее бедствие, - возмутилась я. – Даже представить не могу, почему ты так думаешь.
- Всякий раз, когда я решаюсь на частное дело с тобой, то оказываюсь наедине с собой, голый, посреди дороги.
Я округлила глаза.
– Да это всего-то раз произошло… и не был ты голым. На тебе были рубашка и носки.
- Я выражаюсь фигурально. Если ты хочешь уточнить, то, как насчет того раза, когда ты заперла меня в холодильнике рефрижератора в компании с тремя трупами? А еще того раза, когда переехала меня «бьюиком»?
Я воздела вверх руки.
– О, конечно, приплети туда еще и «бьюик».
Он потряс головой, видимо, от отвращения.
– Ты просто невозможна. Не стоишь ты усилий.
Я подцепила его спереди за край футболки и притянула поближе.
– Ты даже в своих снах представить не можешь, насколько невозможной я могу быть.
Мы стояли носок к носку, бюст мой упирался в его грудь, а мы пристально сверлили друг друга взглядом.
- Я должен выпить, - произнес Морелли.
Третий стаканчик проскользнул гладко, как шелк. Я отдала пустой стакан Морелли и облизнула губы.
Морелли увидел это облизывание, и у него потемнели глаза, и замерло дыхание.
Ага! Подумала я. Вот это уже другой разговор. Вызовем-ка его интерес с помощью старого доброго трюка с облизыванием губ.
- Дерьмо, - высказался Морелли. – Ты это специально делаешь.
Я улыбнулся. Он тоже заулыбался.
Мне показалось, что это его типичная улыбка «я тебя поймал». Как у кота, только что слопавшего канарейку. Словно меня поимели… снова.
Потом он сократил между нами расстояние, взял мое лицо в ладони и поцеловал.
Поцелуи становились жарче, я пылала жарче, и Морелли воспламенялся жарче. И вскоре нам всем стало так жарко, что потребовалось избавиться от кое-какой одежды.
Мы уже наполовину разделись, когда Морелли решил, что мы отправимся наверх.
- Хммм, - проговорила я, опустив веки. – Ты меня за кого принимаешь?
Морелли пробормотал несколько соображений на этот счет и снял мой лифчик. Рука его накрыла обнаженную грудь, и пальцы принялись играть с верхушкой.
- Тебе нравится? – поинтересовался он, нежно перекатывая сосок между указательным и большим пальцами.
Я сжала крепко губы, чтобы не вонзиться зубами в его плечо.
Он попробовал произвести другую вибрацию перекатывания соска.
– А вот так?
О да. И это тоже.
Морелли снова меня поцеловал, и в следующий момент мы были на линолеумном полу, нащупывая молнии и колготки.
Его палец прочертил маленький кружок на моих шелково-кружевных трусиках, прямо над точкой взрыва. Мозги мои съехали, а тело сказало ДА!
Морелли передвинулся ниже, проводя некоторые маневры кончиком языка, еще раз обнаружив идеальное местечко без помощи карты сокровищ или детальных инструкций.
А вот сейчас это было достойно супергероя.
Я была на грани того, чтобы запеть «Аллилуйя», когда что-то обрушилось за кухонным окном. Морелли поднял голову и прислушался. Там раздавались звуки потасовки, и Морелли уже был на ногах, натягивая джинсы. Когда он открывал дверь, в руках у него был пистолет.
Я находилась прямо позади него, моя блузка болталась на одной пуговице, колготки валялись на кухонной табуретке, пистолет был наизготовку.
- Что это? – спросила я.
Он потряс головой.
- Я ничего не вижу.
- Кошки?
- Может быть. Опрокинулся мусорный бак. Может, это соседская собака постаралась.
Я оперлась рукой о стену.
- О-ой-ой, - сказала я.
- Что «о-ой-ой»?
- Не знаю, как тебе это сообщить, но пол двигается. Либо мы попали в землетрясение, либо я пьяна как сапожник.
- Ты же выпила всего-то три стаканчика самогона!
- Из меня не ахти какой выпивоха. И я не ужинала.
Мой голос звучал, словно резонируя из маленького сосуда, все более и более издалека.
- Черт возьми, - чертыхнулся Морелли. – Насколько ты пьяна?
Я поморгала и уставилась на него. У него было четыре глаза. Ненавижу, когда такое случается.
– У тебя четыре глаза.
- Не очень хороший признак.
- Может, мне лучше пойти домой, - сказала я. Потом меня стошнило.
* * * *
Проснулась я со слепящей болью и с языком, прилипшим к небу. На мне была надета ночная рубашка, в которую, как мне смутно помниться, я вползла. Я была совершенно уверена, что на данный момент одна, хотя вечер запомнился в пьяном угаре после трех стаканчиков самогона.
Что я ясно помнила, так это то, что простимулированный Морелли оргазм еще раз ускользнул от меня. И до некоторой степени была убеждена, что и Морелли как-то в этом не преуспел.
Он взвалил на себя ответственность и настоял, чтобы я хоть сколько-нибудь протрезвела, прежде чем отправилась домой. Мы протащились пару миль на свежем воздухе. Он влил в меня кофе, силком запихнул взбитые яйца и тост, а затем отвез домой. Доставил в квартиру, и, думаю, пожелал спокойной ночи, прежде чем произошло облачение-вползание в ночную рубашку.
Я переместилась в кухню, предприняла действия в отношении приготовления кофе, и использовала его, чтобы запить аспирин. Потом приняла душ, выпила стакан апельсинового сока, почистила на три раза зубы. Взглянула на себя украдкой в зеркало и застонала. Темные круги под налитыми кровью глазами, одутловатый с похмелья вид. Неприглядное зрелище.
- Стефани, - укорила я себя. - Ты совершенно не умеешь пить.
К разгару утра головная боль прошла. К полудню я чувствовала себя почти человеком. Собравшись с силами, я уже стояла перед холодильником, уставившись на ящик с продуктами, созерцая рождение вселенной, когда прозвонил телефон.
Моей первой мыслью было, что звонит Морелли. Второй - что точно не хочу с ним разговаривать. Пусть за меня скажет машина, решила я.
- Я знаю, что ты дома, - заявил Морелли. – Могла бы и ответить. Тебе рано или поздно придется со мной говорить.
Лучше поздно.
- У меня новости об адвокате Мо.
Я схватила трубку.
– Алло?
- Тебе это должно понравиться, - предупредил Морелли.
Я закрыла глаза. У меня было дурное предчувствие относительно личности адвоката.
– Не говори мне.
Я прямо чувствовала, как Морелли скалится на другом конце провода.
– Дикки Орр.
Дикки Орр. Мой бывший. Лошадиная задница. Мне словно всадили гарпун в мозги в этот день, который и так уже был хуже некуда.
Дикки окончил Нью-Аркскую адвокатуру. Он обитал в фирме «Крейнер и Крейнер» в старом Доме Шумана и недостаток таланта компенсировал созидательной рекламой. Дикки обзавелся репутацией лихого адвокатишки. По моему убеждению, это произошло потому что он выписывал вздутые счета быстрее, чем протоколы своих судебных заседаний. Люди хотят верить, что они получают то, за что платят.
