Карпелов лихорадочно соображал. Если предположить, что «объект» звонит с сотового телефона, тогда он уже здесь, в павильоне, и он с телефоном! Если же он звонит из автомата с улицы, то после звонка должен появиться.
— Красный пиджак и желтая шляпа у четвертого киоска от главного входа налево, — быстро проговорил Карпелов. — Откуда он звонит, черт его возьми!
— Номер телефона у нас, товарищ майор, но тут такая странность. Это рабочий телефон одной фирмы на Кузнецком. Машина отправлена!
— Как на Кузнецком? — оторопело спросил Карпелов. — Это же черт знает где. — Он потер лоб, не понимая, почему придурок звонит из такого далека, не смея даже признаться себе, что все-таки это была шутка.
— Если он на Кузнецком, чего мы тогда здесь пасем? — это спросил подбежавший напарник. Второй милиционер спустился вниз и прохаживался недалеко от Января.
Карпелов лихорадочно обшаривал глазами зал внизу. Возле него остановилась хихикающая парочка, а с другой стороны — отощавший небритый субъект в плаще. Субъект этот встал к залу спиной, прислонился задом к перилам и устроился поудобней, расслабленно перекрестив ноги. Руки у него были сложены на груди. Он вдруг посмотрел на Карпелова внимательно и насмешливо.
— Товарищ майор!
— На связи, — сказал Карпелов, оторвавшись взглядом от противной физиономии.
— Объект сказал, что информацию принял, и потом это… шляпа с легким касанием головы.
— Что?
— Так и сказал: шляпа, значит, с легким касанием головы, если повезет, значит.
— Я не понял! — закричал Карпелов, чувствуя, что и парочка, и небритый в шляпе уставились на него с удивлением.
На самом деле он все понял, только слова «если повезет» — их кто сказал, дежурный или?..
В этот момент раздался легкий, но отчетливый звук, и сразу же, через секунду, женский визг.
В момент звука, определенного Карпеловым как звук неизвестного ему вида глушителя, он заметил, как дернулась рядом с ним девушка, посмотрела вниз и охнула, закрыв лицо руками. Небритый в плаще тоже словно дернулся, но поворачиваться не стал. Карпелову показалось, что тот дернулся раньше девушки и самого звука, майор внимательно и цепко посмотрел на длинное утомленное лицо, впечатав его в себя навсегда, а когда повернулся и посмотрел вниз, Миша Январь медленно оседал на пол, обхватив руками окровавленную голову. Шляпы на нем не было.
Через час Карпелов собрал весь отдел у себя в кабинете. Только что он просмотрел записи камер отслежки из «Космоса». Дальний план — ближний план. Утомленные или веселые лица, минимум одежды, женские сумочки, мужские «педе-растки» — так он называл болтающиеся на запястьях мужчин портмоне.
Миша Январь отделался простреленной шляпой и рассеченной кожей на голове. Крови натекло много, подбежавший Карпелов увидел удивленные глаза Января, уставившиеся на него с залитого лица, ресницы у Миши были длинные, с них падали тягучие, быстро темнеющие капли.
Через тридцать секунд после выстрела началось оцепление павильона. Местными силами охраны удалось быстро перекрыть три выхода, сбежавших шустреньких посетителей догоняли, народ на улице, заметив такой отлов, бросился бежать по центральной аллее, падая, крича и заражая других необъяснимым ужасом. Но через полчаса все было кончено, все отпущены после «просветки» и наружного обыска, со строгим предупреждением быть особенно внимательными в местах большого скопления людей. Потому что Карпелову был нужен только один человек, небритый тип в плаще, стоящий рядом с ним на втором этаже, так странно устроившийся в плаще при июньских двадцати пяти! На всякий случай задержали дольше других и парочку, но у девушки была истерика, к тому же они оказались москвичами, да еще и с документами.
Небритый бросился бежать, и Карпелов потерял его на несколько секунд в общей суматохе, но потом легко отследил длинный плащ, схватил человека за тощую напряженную руку и спросил, почему тот убегает.
— Так ведь стреляют же! — почти прокричал небритый ему в лицо, бессмысленно шаря серыми глазами где-то вокруг головы Карпелова.
У задержанного при себе оказалось-денег всего ничего и мелкими купюрами, несколько таблеток обезболивающего средства — отправлены на экспертизу, грязный носовой платок, связка ключей, маленький закусанный карандаш и больничный лист на имя Покосова Григория тульской районной поликлиники. Самая главная находка, как считал Карпелов, — тонкие трикотажные перчатки. Но как он ни настаивал на аресте, после порохового теста на пальцах и исследования перчаток, не обнаружившего и намека на выстрел, Покосов был задержан на трое суток для выяснения личности и рода занятий.
В павильоне была сделана только одна заслуживающая внимания находка: брошенный телефон, настроенный очень хитрым способом на номер косметической фирмы на Кузнецком мосту. Отпечатков, естественно, никаких. Телефон просто лежал на одной из витрин. Карпелов уже прошел мимо, устало наблюдая возню подъехавших оперов, но обернулся, зацепившись взглядом за удивленное лицо одного из продавцов. Тот рассматривал телефон с подсоединенным к нему небольшим электронным блоком.
— Ваш? — Карпелов ткнул пальцем в телефон.
— Да я вот смотрю. Вроде нет — Продавец начал ковыряться в странной приставке к телефону, примотанной липкой лентой. Карпелов протестующе протянул руку, но не успел. Продавец отлепил блок, и на стекло витрины звонко упала продолговатая батарейка.
— Стоять, — сказал устало Карпелов удивленному продавцу. — Убрать руки, ничего не трогать! — И проследил, как телефон и все к нему прицепленное поместили в пластиковый мешочек.
Приставка, прилепленная к телефону лентой, оказалась умным и совершенно неожиданным для милицейских специалистов устройством по изменению тембра голоса.
Карпелов со своими ребятами уехал, еще спустя два часа специальная группа перекапывала все киоски павильона, вытряхивала цветочные горшки с пластмассовыми, застывшими цветами, обыскивала продавцов и персонал, но никакого намека на огнестрельное оружие обнаружено не было.
— Поэтому, — сказал Карпелов, уперев руки в стол и нависая над ним, — пуля — это все, что мы имеем.
Пулю выковыряли почти сразу после оказания помощи Январю. Обычная, девятимиллиметровая. Разве что сплющена она была странно, как будто сила, ее пославшая, превышала в несколько раз обычный пороховой заряд. Она лежала на столе в пластике, изуродованная от соприкосновения с металлической окантовкой двери.
Звонивший без конца телефон Карпелов успокаивал, поднимая и тут же опуская трубку.
Ольга Антоновна расслабленно смотрела сквозь ресницы на безупречный изгиб спины, переходящий в аккуратные выпуклости ягодиц. Потом не выдержала и коснулась кончиками пальцев загорелой кожи, пробежала острыми ноготками по позвоночнику.
— Я старая для тебя, — сказала она вдруг неожиданно для себя, повернулась на спину и стала смотреть в потолок, на нем слабой подсветкой горели невидимые в резном потолке лампочки.
— Твое заявление, — Дима говорил медленно, — можно ведь преподнести и по-другому, обидней для меня. Например, я — слишком молод для тебя.
— Ты возмутительно молод, у тебя такие ноги…
— Я хочу пить, сделай что-нибудь.
— Возьми в холодильнике, что-то должно быть.
— Ольга, — Дима приподнял голову, но глаз открывать не стал, — я хочу пить!
И Ольга Антоновна пошла исследовать содержимое холодильника.
Гостиничный номер был люкс. Диме это не понравилось, он справедливо уверял ее, что уж телевизор и видеотехника им точно ни к чему, но Ольга настояла.
Шампанское, минеральная и банки с пивом.
Дима выбрал минеральную, а Ольга задумчиво рассматривала пробку на бутылке с шампанским, пока Дима не рассмеялся и не открыл бутылку.
— А я думала, что теперь вообще всегда и везде буду тебе прислуживать, — сказала она тихо. — Открывать бутылки, приносить кофе в постель…
— А ты можешь? — спросил Дима, усевшись на кровати в позе «мыслителя».
— Понятия не имею. Вот странно. — Она улыбнулась, словно что-то вспомнила. — Я вчера тоже пила такое же шампанское. С мужем, — добавила она и тут же пожалела об этом.
Дима встал обиженно и прошел в ванную.
Он надевал футболку на влажное тело, футболка сопротивлялась.
— Я надеюсь, ты не будешь закатывать мне истерики, когда я буду говорить о своем муже?
— Как мы можем говорить о твоем муже? О чем мне надо знать? Когда он уехал в командировку?
— Все дело в определении уровня, — сказала Ольга и откинулась навзничь на кровати, не выпуская тонкого длинного бокала.
— Уровня чего? — Дима сел на пол возле ее ног.
— Уровня отношений и привязанности.
— Какая ты рациональная! Я вот не хочу думать про наши отношения, потому что их нет, а насчет привязанности… Нас просто тянет друг к другу, какая тут, к черту, привязанность, это же физиология.
