Иоанна Хмелевская - За семью печатями

Где сейчас эти деньги? Будь у них, могли бы и машину купить, и лучший медицинский уход обеспечить. Как бы сейчас пригодились! Что за тайник он нашел для своих миллиардов?

Видя безысходную угрюмость на лице будущей мачехи, падчерица пыталась утешить ее:

— Ну что ты так расстраиваешься?! Даже если отец и потерял память — ничего страшного. Мы с тобой обо всем ему напомним, и он станет прежним. Скорее бы очнулся!

Удрученный Хлюп старался навещать больного друга как можно чаще, часами просиживал у его постели и страдал от собственной беспомощности. И не знал, на что решиться. Сказать Кристине о деньгах Хенрика? А как же обещание молчать, никому ни слова? Никому! Может, Хенрик боялся, что женщина не сумеет держать язык за зубами? А как бы сейчас им с Эльжбеткой пригодились денежки!

Со своей стороны, Кристине очень хотелось посоветоваться с лучшим другом мужа, спросить, может, ему что известно о припрятанных мужем сокровищах? Но ведь Хенрик намекнул на не совсем легальное происхождение своего богатства, так что лучше уж помалкивать и ждать, когда он придет в себя. Хоть бы поскорее, хоть бы словечко от него услышать!

Словечко Карпинский меж тем произнес уже давно, и не один раз, да медперсонал помалкивал об этом.

Еще когда на месте автокатастрофы санитары несли его на носилках в машину «скорой помощи», Карпинский вдруг открыл глаза и тихо, но отчетливо произнес:

— Хлюп!

— Алкаш! <Непереводимая игра слов Фамилия Хлюп звучит так же, как словечко в излюбленном возгласе польских алкоголиков «No, to chlup!», соответствующем нашему «вздрогнули», «поехали», «будем» и, т, п.> — прокомментировал один из санитаров. — Наверняка ехал под мухой.

— Интересно, сколько алкоголя найдут в крови, — отозвался коллега. — Может, какой рекорд побил.

— Потому легко и отделался, — заключил первый. — Машина в лепешку, видел же. В таких случаях клиента по кусочкам на местности собирать приходится...

— ..если вообще не ложкой сгребать! — закончил второй.

Пациент не побил никакого рекорда, алкоголя в его крови совсем не обнаружили, однако профессиональное мнение санитаров стало известно всему персоналу местной больницы. Поэтому когда больной во второй раз произнес это словечко, то сестра (а она как раз ставила ему капельницу) твердо заявила:

— Нет, проше пана! Мы пациентам алкогольных напитков не подаем. А в вашем состоянии это особенно опасно.

Карпинский вряд ли услышал и осознал слова строгой сестрицы, а его родственникам о них не сообщили из опасения, как бы любящие и заботливые родичи не принесли страждущему тайком пол-литра. Сколько раз уже случалось такое!

Впрочем, на этом и закончилась разговорчивость пострадавшего, больше он не отзывался, пребывая без сознания в полном молчании.

А терзаемый сомнениями несчастный Хлюп столько времени просиживал у постели друга, что пани Богуслава почуяла неладное, принялась следить да вынюхивать и узнала о несчастном случае с Карпинским. Ей и до того казалось, что муж излишне много времени тратит на общение с приятелем, теперь же и вовсе, считай, мужа дома не видела: то он на работе, то в больнице у Карпинского. Зачем столько времени проводить в какой-то идиотской больнице? Сидеть в палате и за руку больного держать? К тому же рядом с ним все дни там красавица Крыся, и кто знает, что эти двое могут выкинуть. При каждом возвращении мужа домой женушка устраивала ему все более безобразные скандалы, и вот наконец, отправляясь на очередное дежурство, разъяренная супруга просто-напросто заперла мужа на ключ в его собственном доме. Поскольку это произошло вечером — пани Богуся уходила на ночную смену, — Хлюп не очень расстроился и лег спать.

Однако в другой раз Хлюпа заперли сразу по возвращении с работы, и это уже не на шутку его рассердило. Тем более что по времени совпало с еще одной неприятностью...

Проведя две недели в бессознательном состоянии, Хенрик Карпинский наконец очнулся. Дежурная сестра сразу же сообщила об этом лечащему врачу. Тот как раз совершал обход. В сопровождении ассистентов он поспешил в палату к Карпинскому, придвинул стул к постели и сделал попытку установить контакт с пациентом.

— Наконец-то вы к нам вернулись, — шутливо обратился он к больному. — Пан в состоянии говорить? Как вы себя чувствуете?

Больной смотрел на врача идеально бессмысленным взором и не отвечал на вопросы. Это не смутило медика, за годы работы приходилось сталкиваться с неожиданными сложностями.

— Прошу вас, постарайтесь ответить. Что у вас болит? Вы знаете, где находитесь? Может, вам хочется пить?

— Хлюп! — как-то очень выразительно произнес больной.

— Ну вот, опять он! — буркнула сестра. Строго взглянув на нее, доктор приказал напоить больного. Быстренько сбегали за отваром ромашки, сестра налила его в стакан с трубочкой. Приподняли изголовье кровати больного, чтобы тому не пришлось приподнимать голову, и воткнули трубочку в рот. Больной на мгновение замер, словно пытался осмыслить, чего от него хотят, а потом сделал порядочный глоток. Да, проглотил питье, не поперхнулся им, не выплюнул.

— Очень хорошо, — похвалил его врач. — Теперь прошу вас пошевелить рукой.

По-прежнему тупой и бессмысленный взгляд больного стал каким-то растерянным.

— Рукой, прошу вас пошевелить рукой, — упорствовал врач и для наглядности сам пошевелил рукой, а вслед за ним то же сделали и сопровождающие его лица. Карпинский поглядел на них, поглядел на свою левую руку, которая была в гипсе, перевел взгляд на правую и поднял ладонь.

— Прекрасно! — расцвел врач. — Еще немного выше! Еще!

Карпинский послушно поднял вверх не только ладонь, но и всю руку. Похоже, это ему понравилось. Видимо, никаких неприятных ощущений он не испытывал, потому что даже пошевелил пальцами, а затем уже безо всяких просьб еще два раза поднимал и опускал руку. После чего обвел взглядом комнату и с трудом выговорил:

— Это.., что?

— Где? — вырвалось у одного из глупых стажеров.

— Наверное, вы хотели бы знать, где сейчас находитесь? — помог больному врач.

Больной размышлял так интенсивно, что весь сморщился.

— Вы Хотели.., где теперь.., где я теперь?

— В больнице.

Судя по бессмысленному выражению лица, пациенту это слово ни о чем не говорило. Врач встревожился.

— Кто вы? — громко и выразительно произнес медик. — Назовите свое имя и фамилию.

Карпинский взглянул на врача, закрыл глаза, открыл их и уставился в потолок, шевеля губами. Наконец изрек:

— Хлюп.

— И вовсе нет! — возмутилась старшая сестра. — Его зовут...

Врач резким движением руки заставил ее замолчать — больной должен сам назвать себя. Почти не оставалось сомнений, что оправдываются его самые худшие подозрения — у больного нелады с памятью. И осторожно, шаг за шагом, задавая хорошо продуманные вопросы, врач принялся выяснять характер амнезии.

Вскоре выяснилось, что разум пациента функционирует. За очень короткое время он сумел внушить своему хозяину, что тот — человек, существо разумное, как и вот эти, обступившие его, что у него тоже имеются руки-ноги и голова, хотя от нее пока и мало толку. Доктор легко разъяснил больному, что вот это — окно, а это — дверь. Карпинский сам по себе этого явно не знал, но доктору охотно поверил и легко усвоил, переводя взгляд на тот предмет, который ему называли. Что касается принятия пищи и прочей физиологии, то больной как-то быстро припомнил наработанные за довольно долгую жизнь навыки. Например, врученный ему шоколадный батончик Карпинский здоровой рукой правильно сунул себе в рот. Кстати, батончик позаимствовали у соседа по палате, с любопытством наблюдавшего за экспериментом. У самого Карпинского пока никаких продуктов не было, а предложенный сестричкой засохший огрызок булки был отвергнут из опасения, что тот просто не прельстит больного и ему не захочется утруждать себя, доказывая умение есть.

Так, с батончиком во рту, и застала мужа Кристина. И вообще выглядел он прекрасно: полусидел, обложенный подушками, с аппетитом уминал шоколад и довольно улыбался. Зарыдав от счастья, исстрадавшаяся женщина бросилась к нему с громким криком «Хенричек!».

Врач не препятствовал, ему и самому было интересно наблюдать реакцию пациента на появление любимой женщины. Он даже уступил посетительнице свое место у постели, так что Кристина получила возможность осторожно пасть на грудь мужа.

Карпинский перестал жевать и, подумав, неуверенно произнес:

— Хлюп?

Подняв голову, Кристина взглянула мужу в глаза.

— Хенричек, это я! Кристина! Наконец-то ты пришел в сознание!. Какое счастье. Ты меня узнаешь?

— Хлюп! — упорствовал больной. Выпустив мужа из объятий, Кристина обернулась к врачу.

— Что это значит? Он что, ничего другого говорить не может? Неужели он меня не узнает?