хороший вкус.
— Вы его знаете? Он что, рассказывал обо мне?
— Мы несколько раз общались на всяких литературных вечеринках и презентациях, и он говорил, что встречается с интересной, рыжеволосой молодой женщиной, у которой очень своенравный характер.
Я чуть не выпустила из рук руль. Это было бы плачевно, поскольку мы как раз ехали по оживленной Большой Полянке. То, что Алекс с кем-то обсуждал меня, было довольно… неожиданно. Я всегда была уверена, что прочно занимаю сто двадцать восьмое место в его жизни, и даже научилась не придавать этому принципиального значения По крайней мере, так думали окружающие, ну а что творится у меня в голове — моя личная забота.
— Наверное, я должна вас поздравить. Уж не знаю, каков Алекс Казаков в жизни — я знаю его не очень близко, но вы должны гордиться им, ведь он теперь — один из самых высокооплачиваемых и модных писателей.
— Я и в самом деле горжусь, — промямлила я, не желая распространяться о наших сложных и необычных отношениях. Пуская думает, что мы — счастливая влюбленная парочка. — Спасибо за теплые слова, я непременно передам Алексу, что вам нравятся его книги.
— А разве я сказала, что мне они нравятся? — удивилась писательница. — Вы не возражаете, если я закурю?
И я не успела произнести ни слова, как Разумовская уже вытащила пачку сигарет и элегантно прикурила от позолоченной зажигалки.
— Вашего Алекса просто умело раскручивают. Я выскажусь откровенно: пишет он стандартно. В нем нет изюминки, стиля, загадки. Он из тех лакировщиков действительности, которые стремятся только заработать.
— Лакировщиков, простите, чего? — переспросила я озадаченно.
— Действительности. В его книгах нет ни капли искренности, правды жизни, это просто искусственные, механические поделки. Этим, кстати, грешит большая часть нынешних авторов. Если они и берут реальные события за основу, то изрядно припудривают их, подмазывают, скрывают изъяны, придают съедобный вид и выпускают в свет в виде романа. Терпеть этого не могу! Это просто трусость, вот что я вам скажу.
Дама разошлась не на шутку, а я молча слушала. Мне было неловко, неприятно, но возражать не хотелось. Да и что я скажу? Нет-нет, вы ошибаетесь, Алекс на самом деле хороший писатель? Пусть думает, как ей хочется, в конце концов, ему самому от мнения Разумовской ни жарко, ни холодно.
Пассажирка чутко заметила перемену в моем настроении, и легко похлопала меня по руке.
— Не обращайте внимания на мои слова, это я так, по привычке ворчу. Все это на самом деле такая ерунда… Только время расставит все и всех по своим местам. У вас красивая машина. Казаков подарил?
— Нет, мой сын выиграл ее в лотерею.
— Серьезно? Неужели кто-то сейчас выигрывает в лотереи? — заинтересовалась Разумовская. — Мне казалось, это только рекламные трюки.
— Для меня это тоже было сюрпризом, — улыбнулась я.
Шурка однажды загорелся поучаствовать в розыгрыше призов, устроенной какой-то компанией. Несколько дней он усердно вырезал штрих-коды с коробок сока, а я сама, мои родители, сестра, подруга и няня ребенка — Тошка упивались этим самым соком до такой степени, что едва не лопнули. Потом сын самостоятельно отправил призовые купоны по нужному адресу, я же не приложила никаких усилий. Так что машина досталась мне, можно считать, совсем незаслуженно.
В то же самое время мама решила приобщить нас к своей страсти ездить в отпуск исключительно в холодное время года, и купила путевки в пансион «Звездный», в поселке Славино, что на берегу Финского залива, километрах в пятидесяти от Петербурга. Нам — это мне, Шурке и моей младшей сестре Машке. Отец остался в Москве, у него был завал на работе, да и вообще он не горел желанием мерзнуть на пронизывающем балтийском ветру, в отличие от нас, которым все равно, где отдыхать. Лишь бы отдыхать.
Так вышло, что путевки уже были куплены, чемоданы собраны, мы сами — готовы к отъезду, но тут и свалился на нас выигрыш кабриолета. Нужно было заняться всякими бумажно-бюрократическими делами, поэтому семейству я велела уматывать — не пропадать же потраченным на отдых деньгам, — а сама обещала присоединиться к ним, как только закончится вся эта волокита.
И вот она закончилась, а я поняла, что расстаться с новенькой игрушкой выше моих сил, потому я поеду в Питер именно на ней. И плевать что мой водительский стаж не очень велик, что я никогда раньше не ездила одна так далеко. Надо же когда-то начинать!
Я вынырнула из воспоминаний, потому что мы, оказывается, уже выехали за Садовое кольцо, а съезд с Большой Полянки на Люсиновскую улицу был не из простых, и все маневры я провернула автоматически, витая мыслями где-то далеко. Моя пассажирка замолчала и смотрела по сторонам, не делая попыток продолжить беседу. Так, в молчании мы проехали кусок улицы до площади Серпуховская застава, там, где большой перекресток, дом-корабль и рынок. Загорелся красный, и я остановилась. С Даниловского вала перпендикулярно нам хлынул поток автомобилей, которым был дан зеленый свет. Тут-то все и произошло.
Откуда взялся этот парень, я так и не поняла. Просто в первую секунду краем глаза увидела, как он перебегал дорогу в самом неподходящем для этого месте — наперерез движению, а во вторую секунду парня уже ударило капотом грязной белой «девятки».
Синхронно засигналили несколько автомобилей, раздался дружный визг тормозов, и я инстинктивно закрыла глаза. Не хотелось видеть, во что превратится человеческое тело под колесами машин.
Моя писательница тоненько взвизгнула и рванула дверцу машины.
— Стойте, куда вы? — только и успела крикнуть я, а она уже выкатилась наружу и, неловко загребая ногами, побежала к перекрестку. Ну как я могла бросить немолодую женщину одну? В бардачке лежала аптечка, еще новенькая, нераспечатанная, я схватила ее, почти не думая, и тоже выскочила на улицу. При мысли о том, как может выглядеть жертва ДТП, я заранее содрогалась. Однажды мне довелось увидеть на дороге человека, только что сбитого машиной — он лежал лицом вниз, разбросав руки и ноги, а из-под живота растекалась огромная лужа крови. В общем, картина не из приятных, и я долго потом приходила в себя.
