– Чтобы ты села… во-он там… и тихо сидела.
– «Он избавит тебя от сети ловчей, Он спасет от чумы, и дьявольских порчей, и будешь славить Его до конца века по закону-обряду Мелхиседека», – монотонно затянула женщина народное переложение Давидова псалма.
Негромко, но глухой напев и скверная дикция неприятно раздражают слух.
– Замолчи, баба! Молиться можешь, только петь перестань!
– От, значить, и псалмов не позволяют. Дык тогда по четкам молиться буду. По четкам можно?
– Можно. Но тихо!
– С час пройдет, пока он очухается. На кой ты его так шандарахнул, Мерин?
Вроде бы я этот голос уже слышал.
– Damn! Одно вытекает из другого. Зачем ему башку ошеломить, ты мог его без жизни сделать. Я очень не рад такой работе, очень!
– Я думал, он нарочно остановился, чтобы в лес улизнуть. Прости, Стив.
– Надо было полегче оглухивать! – Стив неумолим.
О ком это они? Мне надо привести мысли в порядок. Знакомый тембр – это Мерин, второй голос я где-то слышал, только вот не помню где. Третий – это Стив. Голос совершенно чужой, но само имя почему-то мне знакомо. Зачем Стив потребляет слова в их древнем значении? Словно он родом из прошлого века.
Я старательно пытаюсь постичь значение слов, мучительно выжимаю их сквозь сухие, потрескавшееся губы.
– Бредит, – замечает Стив. – Разбудись, баба, смени ему компресс.
– Счастливый примитив. Работа, молитва, еда, сон. Она даже нас не боится, мы превосходим возможности ее воображения.
Звякнуло стекло, забулькала жидкость. Совсем рядом послышались шаркающие шаги.
– Ой, дай Боженька, чтобы вы уж опамятовались, пан адвокат. – Женское бормотание резануло ухо.
Лба коснулась холодная мокрая тряпка. Всхлипывающий голос что-то лепетал про какую-то Брониславу, о том, что адвокат Оскерко знает Брониславу и людей в Ориле, и ее, владелицу шепелявого голоса, что адвокат может сказать, что сам ее нанял тут за порядком присматривать.
Мне уже не мерещился свет фонаря, а маятник огромных часов больше не разрезал слова на отдельные звуки. В черепе стремительно разрастался пылающий арбуз, во рту стоял мерзкий привкус. Хотелось пить, но сил не хватало даже чтобы протянуть руку.
Холодная влага чуть смягчила пожар в мозгу. Компресс. Его сменила баба. У нее с бандитами нет ничего общего, она перепугана и храбрится. Я не знаю, кто она. Скорее всего, кто-нибудь из легиона родственниц и свойственниц Брониславы.
Медленно прихожу в себя.
Наконец открыл глаза – в голове словно распахнулись ворота.
Я в гостиной в доме Этера. Полутьму разгонял единственный источник света в углу комнаты. Я лежал почти в полной темноте в противоположном углу – на диване у камина. Рядом чернел провал остывшего очага. Калориферы тоже выключены, но я не чувствовал холода. Пальцы нащупали пушистую шерсть. Старый мохеровый плед из моей машины.
– Давай новый компресс, – послышался голос Стива.
Ни его, ни остальных я не видел, одну только бабу.
– Дык я ж свежий ему поклала, – бормотнула она, но поднялась.
Двигалась она тяжело. Шаркая растоптанными шлепанцами, побрела к ведру возле моего ложа. Окунула тряпку, звякнул лед. Руки у бабы неприятно розовые, словно ручонки пластмассовых кукол. Она принялась выкручивать тряпку, и я понял, что это резиновые перчатки.
Сама баба напоминала кучку тряпья.
Небольшого роста, сгорбленная, поверх просторной рубахи с длинными рукавами надета овчинная безрукавка. Длинная, мешковатая юбка, на груди скрещены концы шерстяной шали, на бесформенных ногах черные чулки домашней лзязки.
Баба прошаркала ко мне и положила на виски успокоительный холод. Одна щека у нее опухла, глаз заплыл, слезится. Традиционный наряд горничной – кокетливый фартучек и кружевной чепчик на собранных в пучок седых волосах – выглядит на ней нелепо и смехотворно.
Я ее не знаю.
Зазвонил телефон. Баба потрусила в темноту.
– Виташкова говорит, домработница… – Пауза. – Это панам хтой-то звонит!
Старуха вернулась на свой пост к моему дивану.
– Вали, Мерин, – скомандовал второй голос.
– Сей момент!
Мерин прошел мимо меня. Среднего роста, вытертые джинсы, рубашка. Широченные плечи, мускулистые лапищи и крепкие бедра. Костолом. На лице черная маска с прорезями для глаз.
Куда они послали этого разбойника? Меня душил страх за близких. Хватит! Хватит притворяться дохлой мухой. Я приподнялся на локтях, но тут же со стоном повалился обратно, словно мне дали обухом между глаз.
– Как вы себя чувствуете, пан адвокат? – обеспокоенно спросил Стив.
Наконец-то они перестали быть только голосами. Эта парочка была не в черных масках, а в маскарадных домино. Арлекины!
Второй тип сел подальше от моего дивана. Стив встал рядом, облокотился о каминную полку. Так он может видеть и двери, и меня, и бабу, которая курсирует между моим ложем и ведром.
Облачение второго выдержано в модном сейчас военном стиле. Штанины заправлены в сапоги, что-то вроде гимнастерки с множеством карманов, нашивок и хлястиков. Волосы с проседью.
Стив выглядит весьма оригинально. Шляпа-котелок сдвинута на затылок, а из-под американской армейской куртки проглядывает костюмчик в стиле «Великий Гэтсби». При атлетическом сложении Стива костюмчик ему явно тесен, а сапожки из телячьей кожи мало сочетаются с остальным одеянием.
Собственно говоря, я вовсе не уверен, что этого человека действительно зовут Стив. Может быть, я ослышался в бреду. Вспомнились рассказы Этера о ломаном польском языке Стива, неразлучного спутника старшего Станнингтона. Эти личности тоже не самые лучшие ораторы… С тех пор как я пришел в себя, это имя ни разу не было названо. Бандиты избегают называть друг друга по именам.
– К делу! – потребовал Второй.
Голос его по-прежнему кажется мне знакомым.
– У меня нет с вами…
– Damn! Так у нас есть, и вашенский интерес тож имеется, хоть пану адвокату может мерещиться, что оного интересу нету.
Котелок словно специализировался на архаичном лексиконе. Они с Мерином явно предпочитают старинный польский язык.
Может, Мерин просто подражает Котелку? А сам Котелок родом из-за океана, где из поколения в поколение передается окаменевшая во временном срезе речь. Речь крестьян прошлого века с примесью оборотов из Ветхого Завета.
Неужели они не отдают себе отчета, что манера речи способна выдать их с головой? Второй производит впечатление умного человека. А может, они намеренно это делают? Маскируются архаичностью.
– Нам надо ваше жилье обыскать. Пусть пан адвокат жену из дома вызовет или нас ей объявит!
– Я добровольно выдам то, что вы ищете. Если бы я еще знал, что их интересует. У меня в работе пара арбитражных дел, дело о наследстве и поиски матери Этера. Все мои документы хранятся в конторе. Естественно, сообщать об этом я не спешу. Профессиональная этика требует хранить тайну клиента даже в таких обстоятельствах.
– Ваша контора нас уже не интересует, – угадал мои мысли Второй.
Я машинально нащупал в кармане бумажник. Он на месте, зато нет ключей. Теперь мне стал понятен телефонный разговор. По телефону сообщили результат обыска в моей канцелярии на Крулевской.
– Совладаем с любой псиной, даже такой, как ваша, – добавил Второй, по-своему истолковав мое молчание.
– Есть еще мой сын, – прошептал я, чувствуя, как деревенеют губы.
– Уберите жену, а Бею ничего плохого мы не сделаем. – Второй выделил имя моего сына.
Я не знал, где Бей. Он вышел из дома вечером вместе с целой компанией молодых людей. Второй со смешком назвал хорошо известный мне адрес. Там живет сокурсница Бея.
– Не тяните время, пан адвокат. Котелок сграбастал телефон, шагнул ко мне и налетел на бабу. Ведро стукнуло бандита по ноге и покатилось по полу, заливая ковер водой.
– Ты… Баба! Баба! – Котелок выплюнул это слово, словно ругательство. Он встал у меня за спиной. Я чувствовал на затылке его дыхание. – И чтоб без штучек!
– Я могу задержать жену в канцелярии. Попрошу, чтобы она перепечатала на машинке один документ, если в моей конторе можно что-нибудь найти после шабаша ваших подручных.
– Мы следов не оставляем.
– То-то я вижу! – Я махнул рукой в сторону залитого ковра.
– Тамотко напакостила эта горнишка… – Котелок ткнул пальцем в бабу. – Потом надоть поправить!
– Ян! – Второй набрал номер. – Пан адвокат просит тебя наведаться за его женой. Отвезешь ее на Крулевскую. Оставишь ей ключи от кабинета и какие-нибудь документы, чтобы перепечатала. Телефон в канцелярии работать не должен. Пан адвокат предупредит жену, что линия испорчена.
Баба возилась с ковром, пытаясь ликвидировать потоп моим компрессом. Она то и дело склонялась над ведром, выжимая тряпку.
– Тряпку вон! – рявкнул Второй и пододвинул ко мне телефон.
Баба переставила ведро, огласив комнату скрежетом ручки.
