– Ша, баба! – Котелок шваркнул кулаком по столу.
Я медленно набрал свой домашний номер.
– Ковер-то дорогой какой! – тихо причитала баба. – Промокнет насквозь, лак с полу-то слезеть, а меня с работы взашей вытолкають. И за что мне напасть така! – Она всхлипнула.
– Я с этой кретинкой не выдержу! – взорвался Котелок.
Похоже, он не только ветхозаветным языком владеет.
Трубку взяла Тина. Я спокойно спросил, где Бей.
– Он еще не вернулся, но ты мог бы пожаловать домой…
– Слушай меня внимательно, Кристина.
Я изложил ей все, о чем мы договорились с мерзавцами. Полным именем я называю жену лишь в очень ответственные моменты. В таких случаях она делает все, о чем я прошу, не задавая вопросов. Вот и сейчас Тина не удивилась и не рассердилась, хотя я поднял ее с постели.
– Ковер посушить можно? – встряла баба, стоило мне положить трубку. – Сухой ветоши надоть, чтоб мокроту впитала. – Она ткнула в Котелка розовой рукой. – Господин хороший, ты мне двери-то отомкни, в кладовку пусти.
Снова зазвонил телефон. Второй приказал бабе ответить. Старуха забубнила что-то в трубку, потом сунула ее Второму.
– У вас необыкновенная жена, – похвалил бандит, выслушав рапорт. – Она уже выехала и по вашей просьбе взяла с собой собаку.
– А этот пан пущай со мной на чердак пойдеть!
Судя по всему, баба решила взять измором типа в котелке.
– Да иди сама! – милостиво отозвался Котелок.
В мансарду вела лестница из большой комнаты, где мы находимся.
– Печку натопить бы, нехай сушит ковер, – решил Котелок.
По обе стороны от камина в нишах высились мелко поколотые дрова.
Сверху пришлепала баба с охапкой белого полотна. Шуршащими крахмальными простынями она принялась впитывать воду с ковра, развела немыслимую суету. То и дело дергала типа в котелке, требуя то вынести ведро с водой, то сухих тряпок, то пылесос.
И тут снова раздался телефонный звонок.
Котелок конфисковал у бабы ревущий пылесос. Второй принял очередной отчет.
– Ждите! – Он повесил трубку. – Вы идите-ка наверх спать, пани Виташкова. Остальное мы тут сами уберем.
Котелок тренькнул ключами.
– Ну, шевелись! – поторопил он.
Баба начала тяжело взбираться по лестнице. Пару минут все молчали. Котелок, убедившись, что старуха ушла, прошел к дивану и встал в изголовье. Второй шагнул ко мне.
– Пан адвокат, где документы Орлано Хэррокса?
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– Вот вышибу тебе все зубы, еж твою вошь, вместе со вставными, так сразу вспомнишь! – Вежливости как не бывало.
– Это не поможет. Я никогда не слышал про Орлано Хэррокса. – Тут я несколько отошел от истины.
– Дать ему в морду? – поинтересовался Котелок.
– Я бы не стал подвергать опасности семью, – спокойно сказал я.
Должно быть, мое самообладание сбило их с толку больше, чем аргументы. Во всяком случае, зубы мои остались при мне. Второй сменил тон.
– Вы знаете каталонку Мерседес Амадо? – Я отрицательно качнул головой. – А сербиянку Лицу Милович? Польку Фелицию Адамец?
– Никого из них я не знаю.
– Это одно и то же лицо. Очень может быть, что она пользуется и другими именами. По нашим данным, эта особа депонировала у вас документы доктора Орлано Хэррокса. Сегодня видели, как она входила к вам в дом. Худая, невысокая девушка, волосы темные, короткая стрижка. Глаза карие. Одета в джинсовый костюм.
– Я никогда не встречал никого похожего.
Неужели это она мне звонила? Кем бы ни была эта девушка, мафиози из варшавского предместья ничего от меня не узнают.
– Сегодня вечером один из наших людей видел ее возле вашей калитки.
– Тогда почему он ее не остановил? Не смог справиться с одинокой девушкой?
– Ей повезло. Она успела вбежать в ваш сад.
– Это сильно меняет дело. Наш сад – три тысячи квадратных метров, деревья растут очень густо, там можно отлично спрятаться.
– Мы учли эту возможность.
– Допустим, она вошла в сад. Но ведь должна была и выйти!
– Тем не менее, она исчезла. Вы могли помочь ей ускользнуть от нас.
– Каким образом, если в моей машине караулил ваш Мерин?
– Тогда Мерина еще не было в машине.
Воцарилось молчание. Котелок поворошил угли в камине.
– Что это? – Второй замер.
Дождь все еще стучал по окнам, ветви тревожно скреблись о стекло. Но в этом однообразном, уже привычном шуме появилась какая-то новая нотка. Негромкий, ритмичный звук. Только пауза в разговоре позволила услышать, как ветер треплет створку открытого окна.
Котелок взлетел по лестнице. Его тяжелые шаги загрохотали наверху. Внезапно по комнате пронесся сильный порыв ветра, в камине взвился вихрь пепла. Сквозняк захлопнул дверь. С галереи свесился Котелок.
– Бабы нет! Связала простыни и по ним удрала! – Под его сапогами снова застонали ступеньки. – Она ж говорила, что тебя знает! – в бешенстве процедил он сквозь стиснутые зубы.
– Здесь много женщин, которые меня знают.
– Ты почему не сказал, что никогда не видел этой старухи?
– Меня никто не спрашивал.
– Если ты хочешь здоровья и счастья своей семье, адвокат, то забудь о нас!
Меня схватили за руки. Паутина обволокла мое лицо.
Я куда-то плыл, стараясь защититься от небытия. В мозгу догорала последняя мысль: бабе не дали наркоза, поверили, что со второго этажа она не убежит. Невероятно! Какая-то мистификация…
* * *
Через множество слоев ваты просачивались два голоса. Сначала это просто шелест, потом звуки, постепенно я начинаю различать слова.
– Ужотко встанет, тогда скажу, а будить не буду, – шептал сердитый женский голос.
– Вас, пани Виташкова, заместо бультерьера на цепь садить! – фыркнул мужчина.
Виташкова! В памяти всплыл образ бабы с распухшей щекой и покрасневшими глазами. Вот она идет к телефону, шаркая шлепанцами, и шепелявит в трубку свою фамилию. Но у этой женщины звучный, чистый голос. Порванные дурманом мысли медленно проникают сквозь марево: каким-то образом эта старушка со скрюченными артритом суставами сумела по простыням выбраться со второго этажа.
Стоп! Ее рук я не видел. Их скрывали резиновые перчатки. Но почему?
– Не пхайтесь туда! Человеку плохо, он отдохнуть должен, – снова зашептала женщина.
– Ей-богу, чтоб я сдох, наклюкался пан адвокат! – радостно хохотнул знакомый мужской голос. – Житейское дело-то, ничего страшного… А с кем назюзился, не с профессором из дачного поселка?
– Бей отца будить запретил!
Имя сына пронзило мозг электрической искрой.
– Пани Виташкова! – Собственный голос едва не расколол мне череп.
– Добрый день, пан адвокат.
Первым в комнату протиснулся староста, за ним – Виташкова.
– Бей ранесенько приехал и не позволил вас беспокоить, пока вы сам не встанете, – повторила женщина.
Не знаю, утро сейчас или вечер. За окном серая мгла, идет дождь. Часы мои остановились.
Виташкова села напротив меня: худенькая, маленькая, в широкой рубахе и поношенной овчинной безрукавке. На груди скрещены два конца вязаной шали, на ногах черные вязаные чулки, похожие на полярные унты. Седые волосы собраны в пучок.
Виташкова! А раздутая флюсом щека, щелка заплывшего глаза, красные веки и ведьмина шепелявость – неужели бред наркотического сна?
– А вы знаете моего сына?
– Ну как же, конечно! Да и вас, пан адвокат. Я ж племянница Бронки Брыкаловой, Марьяна Виташкова, здешняя домработница, а Бей вам письмецо оставил.
Из кармана мешковатой юбки она вытащила листок.
Я узнал почерк Бея.
Отец! У меня сегодня заседание в суде, закончится около четырех. Я обязательно за тобой приеду, поэтому самостоятельно ничего не предпринимай. Маму не тревожь, спи. Ты у нее на плохом счету. Но ты не беспокойся, мы что-нибудь придумаем. Отдохни и проветрись от коньячной вони.
Виташкова ведет себя так, словно ночью с ней не происходило ничего необычного. Но при старосте я не хочу ни о чем расспрашивать.
– Бей звонил, прежде чем приехать?
– Он приехал не сказавшись. Велел постелить вам. Я принесла одеяло из гостевой комнаты, – объяснила Виташкова происхождение перины, из-под которой я с трудом выкарабкался.
– А что было дальше?
– А чего было? Накрыл он вас, окна распахнул, запретил их закрывать и вас будить. Сел в машину и уехал, – неохотно ответила Виташкова.
Она явно недовольна, что я вынуждаю ее открывать подробности, связанные с моим непристойным состоянием, в присутствии старосты. Я не знаю этой женщины, но, будучи родней Брониславы, Виташкова считает меня членом клана и заботится о моей репутации.
– Который час? – Мне не терпелось поскорее выбраться из временной пропасти.
– Да уж полдень прошел, – просияла Виташкова. – Бойлер нагрелся, может, пан адвокат ванну примет?
– Вы мойтесь, я подожду, – поощрил меня Мишковяк.
Я собрался с силами и на ватных ногах поплелся в ванную. Мишковяк проводил меня понимающим взглядом.