Накинув на себя ее легкий халат, я примостилась у тумбочки, пытаясь вернуть рукав на место. Только бы добраться до своей каюты. В более-менее приличном виде. Лучше, конечно, в более… Раиса Леонидовна, аккуратно сдвинув на край тумбочки будильник, взяла небольшую фотографию молодых мужчины и женщины в рамочке и положила ее на полку лицом вниз. Затем попыталась накормить меня печеньем. Я с извинениями отказалась – не терплю его с детства.
– Это ваши? – спросила я, имея в виду фотографию.
– Сын с женой. Он на меня не очень похож. Больше на отца… Мне так неудобно за этот рукав. Сразу-то растерялась, поэтому и не извинилась.
– Не стоит. Ну случилось и случилось. Значит, судьба у него такая. Вы мне, если можно, почитайте, пожалуйста, какие-нибудь свои стихи. Что-нибудь грустное, лиричное – под стать настроению. Реквием по рукаву!
Ответом мне было молчание. Я оторвалась от шитья, решив, что Раиса Леонидовна ушла. Нет, она сидела напротив, напряженно вглядываясь в предмет моего творчества.
– Извините, – забормотала я, решив, что допустила бестактность.
– Я прочту вам последнее, – не обращая внимания на мое извинение, спокойно произнесла она, – исповедь матери наркомана.
Застыла жизнь на острие иглы
Холодным, липким, мутным суррогатом,
Где каждый день – как в пропасть со скалы.
Хоть без вины, но все же виновата.
Опять оборвалась надежды нить.
Врагу не пожелала бы такого —
Еще при жизни сына схоронить,
Еще при жизни – схоронить живого.
Тебя твой наркотический дурман
Уже уносит властно, не маняще.
А я бросаюсь в памяти обман,
Чтоб в прошлом жить – как будто в настоящем.
Не твой это, а наш! Наш общий грех.
И наша общая с тобою мука.
Ты знаешь… По ночам мне снится смех
Моих, но так и не рожденных внуков.
Кто б подарил надежду? Хоть чуть-чуть.
Чтобы немного с силами собраться.
Поверить в то, что мы когда-нибудь
Еще сумеем от души смеяться…
Тот, кто случайно попал под ледяной душ, легко поймет мое состояние. Я сидела ни жива ни мертва. Несколько раз пыталась что-то сказать, но только открывала и закрывала рот. С одной стороны – стихотворение следовало похвалить. Так положено. С другой – оно очень… болезненное, что ли, и слишком личное. Что-то сегодня на меня, как из рога изобилия, сыпятся чужие драмы.
– Вы, Ирина Александровна, рукав уже к воротнику пришиваете. Давайте-ка я помогу. С вашей впечатлительной натурой! Это всего лишь стихи.
Я покорно передала рукоделие Раисе Леонидовне и положила руки себе на колени. Там они мне стали мешать, и я сложила их на груди. Это выглядело несколько нахально. За спиной они тоже не прижились. В конце концов я, давясь и морщась от застарелой нелюбви, заняла их печеньем. Так с набитым ртом и задала свой первый после пережитого шока вопрос:
– Вы сказали, что это последнее стихотворение. Следующее еще не родилось или…
– Я больше не пишу стихов.
– Наверное, я кажусь вам жуткой дурой. Во всяком случае, сама себя я таковой считаю. Просто не знаю, что говорить. Поэтому не обращайте внимания, если что-нибудь ляпну.
– Да пожа-а-а-луйста! Вы наверняка хотите спросить, не моя ли это история, верно? Верно, – констатировала она, заметив мой осторожный кивок. – Моя. Думаете, мало таких историй? Да сплошь и рядом. Я свое отпереживала. Да-да, – прислушиваясь к себе, подтвердила она. – Отпереживала.
– Сын избавился от тяги к наркотикам? Вылечился? – Мне очень хотелось услышать положительный ответ. Печенье, которое я сжала в руке, рассыпалось крошками.
– На том свете больных не бывает, – спокойно сказала Раиса Леонидовна, протягивая мне блузку. – Крошки можно высыпать вот в этот пакет. И успокойтесь. Моя жизнь – это моя жизнь. Не старайтесь натянуть ее на себя. Иначе не хватит здоровья. Ну, теперь вы смело можете идти в каюту. Только опасайтесь Ста…
Договорить она не успела. Внучок влетел в каюту и, с лету разжав кулак, продемонстрировал ключ:
– Вот! Ваша Ленка сказала, чтобы я сказал, чтобы вы шли спать! Чтобы это! – Дите подняло глаза к потолку. – Чтобы убытка меньше было! – Чистый доверчивый взгляд перенесся на меня, и ребенок продолжил: – Еще сказала, что вы, начав с рукава, можете запросто корабль потопить. А можно я с вами пойду?
– Ста-а-асик… Оставь тетю в покое. Она пойдет отдыхать.
Беря ключ с детской ладошки, я со всей серьезностью, на какую только была способна, дала Стасику слово, что перед тем как топить корабль, обязательно зайду за ним. Одной как-то не под силу. Покидая каюту, старалась не смотреть на Раису Леонидовну. И именно поэтому посмотрела. Она улыбалась. Совершенно нормальной улыбкой нормальной бабушки нормального внука. И мне полегчало.
Заснула я сразу. На два часа и без всяких сновидений. Забрезжила надежда появиться перед мужем и сыном со счастливым лицом беззаботно отдохнувшей женщины. Во всяком случае, ввалившаяся в каюту Наталья выглядела не очень…
– Ты что такая помятая? Не выспалась, что ли? – озадачила она меня прямо с порога. – Спать надо меньше. Мне двух часов вполне хватило, чтобы прийти в себя. А ты соизволила глаза продрать только к обеду. Хоть раскрасься, чтоб народ не расстраивать. А где молодежь? Хотя что толку тебя спрашивать, если ты все время спала.
– Могу себе позволить, – слабо огрызнулась я. – И сделай примочки на глаза. Они у тебя опухшие, из-за очков не видно.
– Это у меня очки поправились, – беззаботно отозвалась подруга. – Говорят, зеленая стоянка будет в сосновом бору. С шашлыками и какими-то сувенирными лавочками. Интересно, как эти сувениры в лес попадают?
– На подводных лодках, – мрачно сказала я, смотрясь в зеркало. Пожалуй, Наташка права. Не совсем, конечно, но все же…
– Да ладно тебе на себя любоваться. Я пошутила. Даю гарантию – остальные члены временно распавшейся семьи тебя признают. Что это?! – Я оглянулась. Наталья держала в руках многострадальную блузку. – Не знала, что у тебя бедственное материальное положение…
– А, это? Стасик постарался.
– Милый мальчик. И что он этим хотел сказать?
– Да кто ж его знает. Просто повис на рукаве – жизни радовался.
– Надеюсь, ты дала ему понять, что некоторые ее моменты бывают плачевными? Впрочем, тебе это не под силу. На всякий случай держись от этого маньяка подальше. И как можно ближе ко мне. – Наташка аккуратно сложила блузку и, открыв дверь в санблок, ловко бросила ее в мусорную корзину. – Она мне не очень нравилась… Что это?! – последовал очередной вопрос. – Только не говори, что ты стащила у уборщицы половую тряпку!
– А, это? Это сушится в ожидании стирки мой белый костюм. – Наташка наконец-таки онемела. – Ну помнишь, который вчера вишневым соком покрасили?
– Лучше бы я этот костюм себе купила. – Голос подруги перешел на шепот. – Дорогая моя, у тебя действительно бедственное материальное положение. Мало того что чуть не прихлопнули, так еще и разорили. Если так пойдет дальше, на берег сойдешь в пижаме. – Наташка скорбно разглядывала унылую одежку. – Надо попробовать «Ариель». А потом можно сдать в покраску. Тебе очень идет вишневый цвет… то есть настоящий вишневый. Я не издеваюсь. Не переживай. Найдем выход. Только спрячь от Димки подальше – подарок все-таки…
Наташка притихла и уселась у окна, обозревая окрестности.
– Даже не верится, что плаваем три дня. Такое впечатление, что не меньше двух недель. Только сегодняшний день, можно сказать, проходит спокойно и размеренно. Интересно, если бы все дни такими были, кто из нас первый сошел бы с ума, а? – Я собралась ответить, но она перебила: – Знаю – ты. У тебя его больше. Жаль, что так и не выясним, что произошло на самом деле…
У меня прямо-таки язык чесался возразить подруге. Я его даже немного прикусила, чтобы не сболтнуть лишнего. Зря только высунула кончик. Тогда Наташка точно не обратила бы внимания на мою физиономию. Она обратила…
– Ты что-то скрываешь, подруга! Ну-ка колись! Колись, говорю! Я знала, я носом чуяла, что все не так просто. Ты вычислила убийцу плюс похитителя и вступила в сговор с ветераном. Теперь оба ждете, когда вам дадут колышком по головушкам. – Наташка вскочила и уперла «руки в боки». Ее тон не предвещал ничего хорошего. – Если сейчас не скажешь правду, я!.. Я все расскажу детям! Димке позвоню! И… не знаю, что еще сделаю…
– Да тихо ты! – прошепелявила я, с расстройства забыв убрать язык. – Испортишь тщательно спланированную операцию. Никто ничего от тебя не скрывает, – пришлось покривить душой. – Кандидатур на убийцу хватает. Через несколько часов эта вакантная должность будет занята. Если не будешь орать на весь теплоход. – Я демонстративно проверила, хорошо ли закрыты окна, и даже заглянула в санблок. – Остерегайся четы молодоженов. Вот и все, что могу сказать. Сеня – родной брат убиенной Юлии. Помнишь рассказ ветерана? Неизвестная женщина, позвонившая Игорю, просила… Нет, скорее требовала помянуть душу невинно убиенных Юлии, Романа и их детей. Имена детей она не назвала, иначе бы они врезались в память Игорю. А не назвала по той простой причине, что имен и не было. Дети, как это ни ужасно, не успели родиться. Погибли вместе с матерью, попавшей под машину, водитель которой скрылся. Это случилось почти год назад. То, что не удалось милиции, удалось Семену. Не знаю, каким путем, но он вычислил машину-убийцу, а вместе с ней и водителя.
