– Нет. Просто хотела сообщить мамуле, что на рынке, куда мы забрели в поисках фруктов, встретила Красковскую. Ну, ту самую папикову однокурсницу, которая к нему в отделение Серафиму Игнатьевну определяла. Мамочка же ей почти каждый день в Москву названивала. Только без толку. Теперь понятно почему. Но эта Нелли себя как-то странно повела. Я ей рукой помахала, хотела ближе подойти, а она сделала вид, что меня не узнала. Да тут еще, как назло, Ваняша! И так вежливо: «Мама, купи мне, пожалуйста, черешни без червяков». Видели бы, какими глазами на меня продавцы смотрели!
– Интересно! С чего бы это им возмущаться? – удивилась Наташка. – Я сама сколько раз нарывалась! Надкусишь ягоду, а оттуда нахальная морда! Этого самого гада ползучего. Смотрит и улыбается!
– Червяки здесь ни при чем, – сморщился Лешик. – Ванька Алену мамой обозвал. Она и так на свои годы не тянет, а с его подачи получается, что обзавелась сыночком в лучшем случае в тринадцать лет. И подлинных материнских чуств к ребенку не проявила. Тут же сбагрила его «папе». Надо сказать, Славка это звание носил с честью. По всему рынку. Вместе с Ванькой на шее. Пока Ленка носилась в поисках своей Красковской.
– Алена, а ты не могла ошибиться? – спросила Наталья. – Может, померещилось. Ну знаешь, бывает же, когда смотришь в книгу, а видишь фигу. Вот и тут…
– Нет! – решительно ответили мы вместе с дочерью.
– Нет, – уже менее решительно, но упрямо повторила я. – Все правильно. Каждый участник негритянской трагедии старается замести следы.
Часть пятая
Судью на мыло!
Дарина осталась под негласным домашним арестом. Не без моей помощи. Пришлось привести в ее защиту почти все разумные доводы, которыми я располагала. И чем больше рассказывала, тем мрачнее становилось лицо Андрея. Он тяжело вздохнул:
– Нельзя было Дмитрию Николаевичу вас из дома выпускать. Всю нечистую силу к себе как магнитом притягиваете. Но кто ж мог подумать, что основные события перекинутся сюда…
– Я! – прозвучало это у меня довольно запальчиво.
По-моему, у Андрея даже волосы потемнели. Мне сразу же стало неловко. Получалось, что я самая умная. Умнее всех работников правоохранительных органов. Включая уборщиц. А это не так. Решив немного сгладить эффект от своего нахальства, честно добавила:
– В принципе, я и не думала совсем, когда еще в Москве ляпнула Дмитрию, что здесь, на приволье, нас могут взять в заложники, чтобы вынудить его выполнить условия убийцы. Или убийц.
Андрей стал разительно похож на Феликса Эдмундовича Дзержинского. Только без бороды, усов и рыжего. Имею в виду, суровостью черт лица и написанной на нем решительной непримиримостью к преступникам. Но здесь я явно поторопилась с выводами. Ибо, как только Андрей открыл рот, поняла, что решительная непримиримость относится к моим возможным попыткам выбраться из дома на свежий воздух. Включая морской. Ограничение в свободе касалось не только меня, но и всех находящихся здесь Ефимовых – Кузнецовых. Плюс примкнувшего к ним подкидыша Ваняшу. Мое возмущение так и осталось при мне. Чем, спрашивается, домашний арест Дарины отличается от нашего? Только тем, что он у нее негласный, а у нас – ну очень гласный. Андрей объявил о нем во всеуслышание и при этом буравил меня одну своими блекло-зелеными глазами. Успокаивала я себя только тем, что он и так рыжий. И тем, что не выболтала ему всех своих догадок. Пусть теперь сам расстарается!
– Четвертый день у самого синего моря пресмыкаемся! – Наташка вымещала раздражение на огурцах, зверски кромсая их для окрошки. – У нас даже чая в доме нет!
Заметив, что выражение обреченной тупости на моем лице не изменилось, раздраженно отодвинула разделочную доску в сторону. Нож в руках подруги принимал активное участие в монологе и угрожающе вертелся перед моим носом. Было очень жарко и очень душно, несмотря на открытые окна. Именно поэтому мое расслабленное сознание не реагировало подобающим образом.
– Ирка! Ты слышишь, о чем я тут тебе вещаю? Чая, говорю, в доме нет – заварки. Блин, одни покойники да неимоверная жара.
Последняя фраза заставила меня немного взбодриться. Для начала я пообещала подруге, что ночью мы с ней негласно прогуляемся. Подышим свежим воздухом. Наташка тут же уронила на пол нож. Чтобы избежать лишних вопросов, я решила удрать. С трудом оторвав себя от табуретки, к которой элементарно прилипла, выпала из духоты кухни в духоту коридора.
В холле молча страдала молодежь. Подкидыш Ваняша, с интересом доломав разбитый плеер Лешика, вприпрыжку понесся к себе собирать из останков гранату. Жизнерадостно улыбнувшись, я направилась следом – к Дарине, временно поселившейся с Ванечкой в комнате Сахновских. Едва вошла, как от порыва сквозняка с силой захлопнулись окна на кухне. Послышался звон разбитого стекла. Следом грохнула кухонная дверь. Наташкин визг разнесся по всему дому. Она очень четко поминала недобрым словом дурака, устроившего это представление. «Дурак – не дура. Он мужского рода, а значит, ко мне не имеет отношения», – подумала я и успокоилась.
Все высыпали в коридор. Торча у входа в комнату, я никак не могла понять адресованную мне мужем команду немедленно закрыть дверь. Почему-то она воспринималась мной односторонне – если я закрою дверь, мне ее снова придется открывать. С теми же последствиями. Не могу же я проникнуть в комнату к Дарине сквозь стены. Слава богу, не фантом! Хотя и полуживая от жары. Из комнаты слабо верещала Дарина, на меня летели какие-то листочки и листики. Едва успевала отмахиваться. Помог Димка. Огромными прыжками в два счета преодолел расстояние от холла до меня, втолкнул меня внутрь и закрыл дверь.
Дарина бороздила ковровое пространство комнаты на коленках, собирая отдельные печатные листочки. Как выяснилось, основное содержание любовного романа Бабобабы, унесенное ветром с тумбочки. Просмотрев мельком один из подвернувшихся листков, Димка с чувством плюнул и выжидательно уставился на меня. Было ясно, что один он отсюда не выйдет. Только со мной. Наверное, побочное действие страницы любовного романа.
Что ж, личные амбиции нельзя противопоставлять интересам следствия. Я не стала хитрить. Выяснив, что у Дарины нет мобильника, уставилась на мужа. Тоже выжидательно… Как же медленно он доставал телефон! Из широких штанин шортов. И только достал, как снова открылась дверь. Тщательно собранные Дариной листочки чужой неправдоподобной любви, верить в которую личное дело каждого, снова взметнулись вверх и в стороны. Я с удовлетворением отметила очередной грохот кухонной двери и новый всплеск Наташкиного гнева, на сей раз интересующейся, какой дуре все еще неймется.
Дура Андрей оказался более сообразительным, чем я. Мигом закрыл за собой дверь, для верности придержал ее руками.
– Есть предложение, – сказала я, – дозвониться до санитарки тети Дуси в больницу и выяснить, помнит ли она личность человека, просившего ее передать, за вознаграждение, больной Лопуховой Серафиме Игнатьевне, находящейся на излечении в хирургическом отделении больницы, где со скальпелем в руках орудует мой муж, бутылочку с настоем шиповника.
– Откуда эти сведения? – сурово вопросил безбородый, безусый и рыжий Дзержинский.
Скромно проигнорировав вопрос, я с удовольствием сообщила Дарине, что, скорее всего, ее отец в смерти Серафимы Игнатьевны не повинен.
Дозваниваться до тети Дуси не пришлось. Демонстрируя превосходство своего положения, Андрей связался с кем-то по телефону и дал указание немедленно выяснить интересовавшие меня, а теперь уже и лично его, сведения.
Подойдя к зеркалу, я немного огорчилась. Хотелось выглядеть красивой и неприступной, но зеркало бесстрастно отразило довольно странную, почти не мою, загоревшую физиономию, обрамленную встрепанными волосами. Почему-то они встают дыбом исключительно по собственному усмотрению. Нос, который всегда считался тонким и аристократическим, по цвету точно соответствовал носу соседа по московскому дому – алкоголика Николая. Пожалуй, его собственный выглядел даже лучше. Мой на кончике стал облезать. Когда только успел обгореть? Или это результат того, что постоянно сую его не в свое дело? Веки от жары припухли, а глаза уменьшились раза в полтора, не меньше. Губы… Нет, с ними все в порядке. Пересохли от жары, и все.
Я уже почти уверовала в то, что нравлюсь себе в любом виде, когда заметила насмешливый взгляд мужа, заставивший вспомнить, что я не одна в комнате. Чувство обиды пересилило здравый смысл, и я с удовольствием доложила ему: он неосторожен в выборе бывших однокурсниц. Госпожа Нелька Красковская спешно покинула столицу и любимую работу. Зато объявилась здесь. Инкогнито! Иначе не стала бы прятаться на рынке от Алены.
Ненадолго Димкина вытянувшаяся физиономия составила достойную конкуренцию зеркальному отражению моего лица. Андрей выдержал пятисекундную паузу и потребовал подробностей. За этим дело не стало. Удобно усевшись в неудобно, но основательно стоявшее кресло, я их с удовольствием сообщила. Димка попытался соединиться с номером московского телефона Красковских. И пока он чертыхался, получив ответ, что мама с папой живут на даче, оттуда поедут прямо на работу, звоните через недельку, я успела причесаться и решить, что хорошею прямо на глазах.
