Та, кого Киприан Планьоль называл «мамочкой», оказалась его супругой — полная брюнетка в темно-синем платье восседала на диване, и фабрикант смотрел на нее влюбленным взором.
— Сладкая моя, гости интересуются одним молодым человеком, который работал в штате типографии до того, как мы ее купили.
— Ай-ай, Киприан, таки посмотри, на кого ты похож! Опять извазюкался как поросенок! Присаживайтесь, господа. — Мадам с изяществом мамонта пересела в глубокое кресло, уступив гостям диван. — Выпьете анисовки? Таки жара стоит как в Мартиге![109]
Виктор отклонил предложение.
— А белокурый пупсик тоже откажется?
— Он с удовольствием отведает анисовки, — отозвался Жозеф, проигнорировав неодобрительный взгляд патрона.
— Душечка моя, а куда ты задевала тот старый реестр в молескиновом переплете? — спросил Киприан, перебирая бумаги на столе.
— Никуда не задевала, а очень даже аккуратно припрятала — там, в кабинете, в одном ящике с документами из нотариальной конторы. Нет, ну подумайте только, какой грязнуля! Или я ему прачка — стирать с утра до ночи? Жарко — так потей себе на здоровье, чего ж в краске да в пыли валяться, я таки вас спрашиваю? Ну, пупсик, вкусная настоечка?
Жозеф энергично закивал, потягивая анисовку маленькими глоточками. Алкоголь всегда действовал на него быстро и эффективно — мебель вокруг уже слегка плыла и начинала менять очертания. Молодой человек поспешил отставить рюмку, пока посудный шкаф не превратился в носорога.
Киприан Планьоль вернулся и вручил Виктору толстую книгу:
— Вам повезло, мы собирались ее выкинуть, оставили только потому, что там еще есть чистые страницы, можно использовать.
— Кому раньше принадлежала типография? — поинтересовался Виктор.
— Первый владелец уступил арендный договор некоему месье Мартену, с ним-то мы и заключили сделку в сентябре семьдесят первого, — ответила мадам Планьоль.
— Мартену? — разочарованно повторил Виктор.
Он открыл реестр. На первой странице красовался эпиграф:
В каждой хорошей книге есть что-то священное.
Милтон
1869–1870 гг.
ШТАТНЫЕ СОТРУДНИКИ ЯНВАРЬ 1870 г.
Брюно — печатник
Клуанж — брошюровщик
Гранжан — подмастерье гравера
Греншар — наборщик
Леглантье — корректор
Мёнье — гравер
Матьё — цинкограф
Тардьё — метранпаж
Тэней — цеховой мастер
Виктор затаил дыхание — ключ к разгадке кровавого ребуса скрывался среди этих имен.
Следующие страницы были отведены перечню работ, выполненных типографией. Одни и те же фамилии значились в списке постоянных сотрудников до сентября 1870 года. В сентябре не хватало четверых: Брюно, Клуанжа, Мёнье и Тардьё — вероятно, они были призваны в армию. Типография продолжила работу с недоукомплектованным штатом. В октябре из списка исчезли Греншар и Матьё. Начиная с этого месяца в штате остались только Гранжан, Леглантье и Тэней.
— Черт возьми, патрон, вы это видите? Гранжан, Леглантье и Тэней работали в одном цехе!
Шум экипажей на улице де Бюси вывел обоих сыщиков из оцепенения, в которое их повергло неожиданное открытие. Они сами не помнили, как попрощались с четой Планьоль, вышли из типографии и свернули с улицы Мазарини.
Виктор сглотнул застрявший в горле ком.
— Патрон, мы совсем близко к разгадке! — Жозеф по привычке принялся излагать очевидные факты. — У нас, считайте, уже есть доказательства, что два убийства и одно исчезновение связаны между собой — куда там леопарду из записок! Три человека работали вместе до осады Парижа в декабре. Двое из них — Гранжан и Леглантье — мертвы, Поль Тэней куда-то испарился… Что с вами, патрон?
Виктор, отвесив челюсть, смотрел на прилавок цветочника, пестревший всеми цветами радуги на противоположном тротуаре. В его голове вдруг зазвучала знакомая песня: «Люблю тебя без памяти…», перед мысленным взором нарисовалась шляпка, которая была на Таша в день их первой встречи. Шляпка, украшенная маргаритками!
Он схватил Жозефа за локоть:
— Скорее! Нужно срочно вернуться на Фермопильский проезд!
— Зачем?
— Интуиция!
…Марта Тэней, как могла, разобралась с делами в типографии и теперь хлопотала в своей галантерейной лавке. Неожиданное вторжение Виктора и Жозефа ее не обрадовало — она уже жалела, что так разоткровенничалась с незнакомыми людьми, тем более репортерами. Виктор, взяв с места в карьер, застал ее врасплох:
— Мадам Тэней, цветок, который ваш муж рисовал в любовных письмах вместо своей подписи — это маргаритка?
— Какое право вы имеете задавать столь нескромные вопро…
— Это очень важно!
— Да. Я терпеть не могу имя Марта, которым наградили меня родители, и Поль звал меня Маргаритой…
— И вы подарили ему часы?
Мадам Тэней удивленно уставилась на Виктора:
— Откуда вы знаете? О боже! С Полем случилось несчастье?
— Пока неизвестно, мадам, — не моргнув глазом, соврал Жозеф, на самом деле понимавший не больше, чем Марта Тэней. — Напротив, есть шанс, что с ним все в порядке и мы напали на его след.
— Поль очень пунктуален, любит все делать вовремя, поэтому несколько лет назад я подарила ему карманные часы на цепочке… — тихо проговорила Марта.
— И сделали на них гравировку? — уточнил Виктор.
— Да. О, умоляю вас, скажите мне правду, я готова ее услышать. Он мертв?
— Нет, мадам. Так какую же надпись вы сделали на часах?
— «Полю от его Марты» на фоне стилизованной маргаритки.
— Благодарю вас мадам! Не переживайте, вы первая узнаете новости о месье Тэнее! — С этими словами Виктор стремительно бросился к выходу.
Когда галантерейная лавка осталась далеко позади, Жозеф сердито дернул его за рукав:
— Может, вы наконец объясните мне, патрон?
— Карманные часы, найденные в мастерской Пьера Андрези, те самые, которые нам с месье Мори показывал инспектор Лекашер, принадлежат Полю Тэнею! «П… от его …ы» — это значит «Полю от его Марты». Понимаете? Полю, а не Пьеру!
— Стало быть… — Жозеф не успел договорить. У сквера Монруж во всю глотку заорал газетчик:
— Покупайте «Пасс-парту»! Специальный выпуск! Инспектор полиции убит в собственном доме!
На первой полосе жирными прописными буквами было напечатано: ГЮСТАВ КОРКОЛЬ.
В тот же день, ближе к вечеру
Победителем в краткой, но жестокой схватке за обладание газетой стал Виктор. Устав отбиваться от управляющего, он нетерпеливо подтолкнул юношу к скамейке и с маху уселся рядом под указующим перстом бронзовой овернской пейзанки.
— Я прочитаю вслух, Жозеф, таким образом нам удастся сохранить газету в целости, а то порвем.
И прочитал:
Труп инспектора полиции Постава Корколя обнаружен вчера вечером в его квартире на улице Жан-Котен Раулем Перо, помощником комиссара полицейского участка Шапели. Г-н Перо, обеспокоенный отсутствием на службе своего весьма исполнительного сотрудника, в конце рабочего дня отправился к нему домой. Дверь квартиры оказалась незапертой. Обнаженный инспектор Корколь лежал в своей постели, на его грудной клетке было несколько ран, нанесенных холодным оружием, а на животе выведены подсохшей к тому времени кровью такие слова: «Вспомни: май настал веселый, месяц всех услад. Господи! Святые твои сделались пищей для тигров и леопардов».[110]
— Патрон! — перебил молодой человек. — Леопард!
— Это еще не всё, Жозеф, имейте терпение.
Убийство, по заключению судмедэксперта, было совершено накануне. Соседка снизу, вдова биржевого маклера, слышала ночью подозрительный шум, но не осмелилась подняться к г-ну Корколю из страха его потревожить, ибо г-н Корколь, по ее словам, кротостью нрава не отличался. Полиция связывает это убийство с гибелью эмальера Леопольда Гранжана, 21 июня так же заколотого кинжалом, и со смертью г-на Эдмона Леглантье, погибшего от отравления газом 17 июля, поскольку на месте всех трех преступлений найдены послания, в которых фигурирует леопард. С его сиятельства герцога де Фриуля, водившего знакомство с Эдмоном Леглантье, сняты все подозрения. Что касается Жака Ботелье, исполнявшего роль Равальяка в пьесе «Сердце, пронзенное стрелой», то он остается под стражей по обвинению в нападении на своего партнера по сцене, игравшего герцога д’Эпернона, и нанесении оному ранения с целью получить его роль.
— Пожалуй, я избавлю вас от необходимости выслушивать интервью инспектора Лекашера, — закончил Виктор и сложил газету.
— Леопардус и Сакровир — один и тот же человек! — выпалил Жозеф. — Не зря вы не поверили Даглану. Это он!
Виктор достал из кармана блокнот, перелистал его, нашел то, что искал, и взглянул на своего управляющего:
