Виктор достал из кармана блокнот, перелистал его, нашел то, что искал, и взглянул на своего управляющего:
— Вы сами где-то вычитали, что славный вождь галлов проявил себя в Отене, и оттуда же, как мы с вами знаем от Мариетты Тренке, в Париж приехал парень, носивший такую кличку. А Фредерик Даглан — итальянец.
— Это он нам сказал, что итальянец. Он же хитрый — притворяется жертвой, а на самом деле…
— Нет, Жозеф, не вижу логики. Если допустить, что Даглан — убийца, зачем ему было обращаться ко мне за помощью? Он не стал бы светиться лишний раз. И потом, где сейчас Поль Тэней и почему его оплавленные часы оказались в сгоревшей мастерской Пьера Андрези?
— Даглан убил Тэнея, забрал его часы, а потом обронил их в мастерской, когда устраивал поджог.
— Зачем Даглану понадобилось поджигать мастерскую Пьера Андрези?
— Чтобы украсть у него персидский манускрипт.
Виктор нахмурился, поднялся с лавки и зашагал вокруг бронзовой статуи.
— Не складывается, Жозеф. Вы забыли про акции «Амбрекса».
— Ни в коем случае! Как же, забудешь о таком… Вот как я представляю себе развитие событий, патрон. Четверо сообщников задумывают грандиозное мошенничество. У каждого в этой игре своя специализация: Гранжан рисует акцию, тщательно прорабатывая детали вроде портсигаров с трубками, чтобы привлечь чужие денежки, а затем делает и клише — он ведь был учеником гравера; Тэней печатает акции; Даглан крадет янтарные портсигары; Леглантье же со всей своей фиглярской ловкостью впаривает фальшивки честным гражданам.
— А что делает Корколь?
— Он — координатор. Четверка проведала, что он продажный флик, и заручилась его поддержкой. Это ж какой туз в рукаве — прикормленный страж порядка! Чтобы приступить к осуществлению плана, им нужен был стартовый капитал. А Корколь, как вы помните, последние два года общался с Пьером Андрези — стало быть, знал, что переплетчик приводит в порядок редкие книги, которые легко сбыть за приличные деньги какому-нибудь нечистому на руку букинисту. Раз — манускрипт украден, начальный капитал получен, два — акции и портсигары вбрасываются в игру, три — Леглантье обчищает карманы десятка олухов вроде герцога де Фриуля. Да только они недооценили Даглана, который захотел единолично завладеть всей кубышкой. Даглан убивает Тэнея, затем поджигает мастерскую Андрези и теряет там часы печатника, устраняет Гранжана, Леглантье и с помощью посланий, где упоминается леопард, выставляет себя жертвой, чтобы убедить вас в своей невиновности. Вот и всё! Ну, как вам моя история?
— Из вашей истории опять выпал Корколь.
— Даглан избавился и от него — убрал последнего свидетеля.
— Браво, Жозеф. Мои аплодисменты.
— Да чего уж там, я просто изложил гипотезу. В конце концов, жизнь — всего лишь череда нелепых случайностей. — «Ай молодца, дружище Жозеф. Отличный эпилог для „Кубка Туле“!» — не преминул мысленно отметить молодой человек. И вдруг насторожился: — А что, у вас есть возражения, патрон?
— Меня смутили ваши слова о стартовом капитале. Зачем он им нужен был? Сообщники не собирались нанимать исполнителей, которым надобно платить, поскольку, как вы блестяще подметили, у каждого в этом деле была своя специализация. И потом, с какой стати было Даглану и Гранжану подписывать акции собственными именами? Вы говорите, Даглан избавлялся от свидетелей. И при этом сам же обеспечил против себя улику на поддельных бумажках «Амбрекса»? А мастерскую переплетчика ему зачем было поджигать, если манускрипт уже украден? Опять же с чего вы взяли, что Поль Тэней мертв?
— Так ведь его часы… вы сами сказали…
— Возможно, эти часы призваны навести нас на ложный след. На нашей с вами памяти не один преступник заметал следы с помощью фальшивых улик.
— Хорошо, допустим, Поль Тэней жив и действует заодно с Дагланом…
— Давайте не будем увлекаться допущениями. Нужно держать… — Виктор уступил дорогу двум матронам со складными стульями; дамочки отошли чуть подальше и обустроились на лужайке. — Нужно держать в голове две загадки, на первый взгляд не связанные между собой. Одна касается гибели Пьера Андрези, другая — аферы с акциями «Амбрекса», к которой он, по моему убеждению, непричастен.
— Вообще-то, у этих двух загадок есть точка пересечения, патрон. Это Гюстав Корколь. — Жозеф тоже поднялся с лавки.
Матроны энергично раскидали вокруг хлебные крошки — на поляну слетелись голуби. Сыщики предпочли уступить им уютное местечко и направились в сторону мэрии.
— Предлагаю другой сюжет, — снова заговорил Жозеф. — Корколь затеял финансовую махинацию с «Амбрексом» и решил всю прибыль прибрать к рукам. Он убил выполнившего свое дело Тэнея, затем Пьера Андрези, чтобы украсть у него персидский манускрипт, и поджег мастерскую, предварительно подбросив на место преступления часы печатника с целью пустить полицию по ложному следу. Далее он избавился от Гранжана и Леглантье и все это время оставлял улики, призванные подставить Даглана, — извещение о похоронах и прочую заумь про леопарда. Под конец он собирался зарезать самого Даглана, но Даглан успел первым… Патрон, эй, патрон, вы меня слушаете?
— Э-э… да… Погодите! Та песня…
— Какая песня?
Они шли по авеню Мэн, где несколько фиакров соревновались в скорости с трамваем. Трамвай проигрывал. Внезапно Виктор схватил управляющего за локоть:
— Про май, Жозеф, про вишни! В «зауми» фигурировал не только леопард, но и месяц май. А что было в мае? Разгром Парижской коммуны! Жозетта Фату сказала вам, что убийца, стоя над телом Гранжана, пел «Время вишен» — автор слов посвятил эту песню некой Луизе с улицы Фонтен-о-Руа, в мае семьдесят первого она была санитаркой![111] В общем, это песня Коммуны.
— И откуда вы столько всего знаете, патрон?
— Прошу вас, помолчите… Корколь наплел мне с три короба, но вдруг он соврал не во всем? Ведь я застал его врасплох, ему трудно было сочинять на ходу… Он сказал мне о покойном брате Пьера Андрези. Что, если этот брат действительно существует и жив до сих пор? Что, если он и есть Сакровир, коммунар?.. Хотя, конечно, Сакровиром может оказаться и Даглан…
— Точно, патрон! Вы-то видели этого парня в гриме, но мы с Айрис хорошо рассмотрели его лицо — ему сейчас сорок с небольшим, то есть в год Коммуны было двадцать!.. Минутку, а если Сакровир — это Поль Тэней? Его жена говорила, что он выглядел гораздо моложе своих лет. У нас же есть его фотография — можно показать ее Мариетте Тренке и…
— Жозеф, не будь вы мужчиной, я бы вас расцеловал! — перебил Виктор. — Бегите на улицу Гизард, а я возвращаюсь на улицу Фонтен — надо протелефонировать Раулю Перо.
Возвращаясь домой, Жозетта Фату поминутно оглядывалась и жалась к стенам. Она так вцепилась в мешочек яблок, купленный после того, как цветочная тележка была поставлена на ночь в подъезд, что свело пальцы. В последние дни нервное напряжение росло и крепло, раздувалось в груди воздушным шаром и душило, душило… Не в силах бороться с этим страшным внутренним давлением, цветочница покорно готовилась к худшему.
И худшее случилось.
Когда Жозетта взялась за ручку калитки в решетчатой ограде, на ее кисть легла мужская ладонь в перчатке и слегка сжала пальцы. Ухо обдало горячим дыханием:
— Соберите вещи и следуйте за мной. Живо!
Воздушный шар в грудной клетке лопнул.
К чему сопротивляться? Куда бы она ни сбежала — он ее найдет. Лучше подчиниться — и будь что будет.
— Зачем? — чуть слышно выговорила девушка.
— Затем, что это единственный выход. Я подожду здесь. Поторопитесь!
— Куда мы пойдем? — На мгновение Жозетте показалось, что эти вопросы задает кто-то другой. Она вскинула голову, глаза расширились, рот приоткрылся. Слова, сорвавшиеся с ее собственных губ, сам факт ее диалога с убийцей напугали девушку до полусмерти. Не дожидаясь ответа, она покорно пошла к двери дома. Земля качалась под ногами. Страх достиг наивысшего предела — и вдруг словно отделился от нее, теперь он казался чужим и далеким.
Поднимаясь по лестнице, Жозетта думала о том, что смерть выслеживает человека с самого рождения, приближается то неспешно, то проворно, будто предоставляет возможность свыкнуться с ней. И если простой цветочнице Жозетте Фату смерть явилась в обличье любви, на то она и смерть, чтобы менять маски. Любовь и смерть, в конце концов, нередко идут рука об руку. Девушка задавалась вопросом, почему убийца был так ласков с ней в тот вечер, в ее комнате. Почему не зарезал сразу? В полуобморочном состоянии Жозетта тогда слушала и отвечала, повинуясь не столько его приказам, сколько биению собственного сердца, трепету, охватившему тело, к чьим желаниям она никогда раньше не прислушивалась. Жозетта была твердо уверена в одном: этот мужчина — ответ на все ее вопросы. Потому будь что будет. Она сделает то, что он потребует, и пусть смерть восторжествует над любовью. Этой встречи, пробудившей ее чувства, она ждала долгие годы, проклиная грязных самцов и мечтая о нежном любовнике. Вот только немного жаль, что человек, покоривший ее сердце, станет ее убийцей.
