Его руки ласкали ее грудь.
— Ты уверена? — услышала она пробившийся к ней словно издалека чуть хрипловатый шепот.
— Да, — выдохнула она. — Да, да, да.
Это было последнее, что она запомнила пред тем, как ее тело взорвалось изнутри, а душа, стремительно взметнувшись вверх, провалилась в бездонную пропасть наслаждения.
Она приходила к нему каждый день. Они гуляли по горам, готовили на костре душистый травяной чай, запекали в золе картошку, шутили, смеялись, занимались любовью.
Марина жила, как во сне. Она словно парила на крыльях счастья, ни о чем не задумываясь, ни о чем не беспокоясь, и даже не строя планов на будущее. Место мыслей заняли чувства. Она наслаждалась каждым мгновением волшебного общения с горами, с безоблачно-синим небом, со скалами, с лесом, со своим сказочным принцем, уверенная, что так будет всегда.
Марина до сих пор не знала настоящего имени своего избранника, но даже это ее не беспокоило.
— Забавно, я все еще не представляю, как тебя зовут, — сказала она, проснувшись в его объятиях на следующее утро.
— А как бы тебе хотелось меня называть?
— Даже не знаю. Ты чем-то неуловимо напоминаешь мне то ли Одиссея, то ли Синдбада-морехода.
— Почему? — удивился он. — Здесь же нет моря.
— Понятия не имею, — пожала плечами Марина. — Просто напоминаешь и все.
— Если так, можешь звать меня Синдбад. Одиссей — это слишком напыщенно.
— Но ведь это же не твое настоящее имя, — запротестовала она.
— Зато так интересней. Ты сама выбрала этот образ.
— Пожалуй, ты прав, — засмеялась девушка. — Синдбад. У меня такое чувство, что мы находимся в сказке. А меня отец называет Маруськой, хотя на самом деле я Марина. Синдбад и Маруська. Забавное сочетание, правда?
— Забавное, — согласился он, покрывая поцелуями ее грудь.
Все кончилось так неожиданно и внезапно, что Марина даже не поняла, что произошло.
Вернувшись в лагерь поздно ночью, она почувствовала голод. Достав из тумбочки баночку шпрот, девушка открыла ее, быстро перекусила и легла спать, предвкушая радость завтрашней встречи.
Проснулась она часа через полтора от резкой боли в животе. Казалось, в ее тело забивают острые раскаленные колья. К горлу подкатывал комок мучительной тошноты. Сердце билось тревожно и неровно, замирая на долгие мучительные мгновения. Глаза застилала темная пелена. Марина успела крикнуть, зовя на помощь, а потом потеряла сознание.
Очнулась она только через три дня, в больнице, слабая как новорожденный котенок, не понимая, что с ней, и где она находится. Над ней нависал белый потолок, вокруг были белые стены. Человек в белом халате щупал ее пульс.
— А вы везучая, — с мягкой усмешкой произнес врач. — Вам удалось выжить только чудом. Сильнейшее пищевое отравление. Если бы вас доставили в больницу на пять минут позже, вас уже не удалось бы спасти.
Девушка обвела глазами комнату.
— А где… — Она хотела сказать «Синдбад», но вовремя сообразила, что вряд ли он назвался в больнице этим именем.
— Что? — спросил врач.
— Ко мне никто не приходил?
— Никто.
— Сколько времени я здесь нахожусь?
— Три дня. Вы были без сознания.
— Три дня?! Господи, целых три дня!
Марина дернулась, пытаясь приподняться.
— Что с вами? — доктор придержал ее за плечи. — Успокойтесь. Вам нельзя волноваться.
— Я не могу здесь оставаться. Мне нужно идти. У меня дела.
— Но вы не можете, — возразил доктор. — Вы еще слишком слабы.
— Со мной все в порядке, — сказала Марина. — Действительно все в порядке.
Со шприцем в руке к ней приближалась медсестра. Девушка поморщилась от боли, когда игла вонзилась ей в руку.
«Сейчас. Сейчас я встану и пойду к нему, — думала она. — Почему так слипаются глаза? Наверное, от слабости. Надо просто собраться с силами и встать. И тогда я пойду к нему. Он наверняка страшно беспокоится. Он же не знает, где я».
— Заснула, — сказал врач, глядя на бледное запрокинутое лицо Марины.
Палатки на месте не оказалось.
«Не может быть, — подумала Марина. — Этого просто не может быть. Наверное, я ошиблась местом».
Она растерянно огляделась вокруг, надеясь, что страшное заблуждение рассеется. Нет. Ошибки быть не могло. Те же сосны, тот же узкий проход в скалах, угли костра, в котором они запекали картошку всего несколько дней назад. Он уехал. Как же он мог уехать, не увидевшись с ней, не сказав ей ни слова, не отыскав ее?
Неожиданно Марина поняла, что не знает ничего о своем возлюбленном — совершенно ничего. Ни имени, ни домашнего адреса, ни даже города, в котором он живет. Играя в волшебную сказку, она совсем забыла о грубой прозе жизни. Ей было так хорошо, что хотелось вообще позабыть о существовании внешнего мира. Уединившись в волшебном ущелье со своим сказочным принцем Синдбадом, Марина не хотела нарушать иллюзию их земного рая разговорами о родителях, учебе, планах на будущее. Зачем? У них впереди была вся жизнь, чтобы обсудить эти прозаические вопросы.
Все еще не веря в реальность происходящего, Марина принялась поспешно обшаривать землю, расщелины в скалах в поисках записки, которую Синдбад непременно должен был оставить ей. Он не мог просто так взять и исчезнуть после всего, что произошло между ними. Они были связаны навек узами чувств, которые невозможно было разорвать. Он уехал, потому что случилось что-то непредвиденное, но он наверняка оставил ей письмо. Просто его сдул ветер, или какой-то зверек утащил его, чтобы сделать подстилку для своей норы.
Обагрив небо кровавой дымкой, солнце закатилось за горный хребет. Захлебываясь солью слез, Марина, не чувствуя боли, ползала в темноте на коленях по колючкам и острым камешкам и ободранными до крови руками лихорадочно шарила по земле, пытаясь нащупать записку, которую оставил ей ее сказочный принц.
Женька Биомицин удачно совмещал профессии грузчика и лоточника. Готовясь отправиться на точку, он бодро загружал в грузовик ящики с товарами.
— Крекеры не трогай, — на всякий случай напомнил Андреич. — В них гранаты.
— Не беспокойся, я помню, — отмахнулся Биомицин.
Эпопея с гранатами длилась уже две недели. Отправляясь на очередную разборку с конкурентами, Глеб, опасаясь милицейских проверок на дорогах, закопал гранаты в здоровенный ящик, наполненный крекерами, а ящик задвинул в самый дальний угол грузовика.
Прибыв на место разборки Бычков пошарил в печенье, но гранат не обнаружил, а, поскольку время поджимало, махнул на них рукой, решив обойтись кулаками и пистолетом.
С тех пор то Глеб, то учредители, то лоточники время от времени наудачу лениво шарили в печенье, но гранаты как в воду канули. Привыкшие к подобным необъяснимым явлениям работники апокалиптического магазинчика отнеслись к ситуации философски, но везти взрывоопасные крекеры на лотки не решались.
— Можно тебя на пару слов? — Бычков пальцем поманил к себе Биомицина.
Заинтригованный Женька последовал за Глебом в дальний угол двора, где никто не мог услышать их разговор.
— Так ты следил или не следил за тем, как Гляделкин на венике вокруг магазина прыгает? — в лоб поинтересовался продавец.
— Да не следил я за ним, делать мне больше нечего! — возмутился Биомицин. — Я же еще вчера об этом сказал.
— Сказать-то ты сказал, да только я тебе не поверил. Вид у тебя был какой-то вороватый, и глаза бегали.
— Скажешь тоже — глаза бегали, — обиделся Женька. — У меня даже алиби на ту ночь есть. Железное.
— Железных алиби не бывает, — усмехнулся Глеб.
— У других, может, и не бывает, а у меня есть. Мне в полночь Регинка позвонила. Ты же знаешь, на нее в полнолуние вечно тоска накатывает. А тут вдобавок полнолуние пришлось на годовщину смерти ее волнистого попугайчика. Выпила она с горя, а потом мне позвонила. Так вот мы с Регинкой часа полтора хором по телефону песни пели. Сначала «Бандитскую столицу», потом «Воровской закон», потом про шалаву, про конвой, про шмон, про вертухая, про Магадан…
— Хватит, — махнул рукой Глеб.
Любимый репертуар директора он знал наизусть. В детстве Костина занималась в хоровом кружке и с тех пор испытывала нездоровую тягу к коллективному пению. Голос у нее бы приятный — низкий, глубокий, и работникам магазина нравилось, сидя за накрытым столом и в удовольствие потягивая водочку, распевать с директором задушевные бандитские песни.
К сожалению, застольными песнями Регина не ограничивалась. Пару раз в неделю, почему-то обязательно среди ночи на нее накатывало неутолимое желание отвести душу. Открыв наугад записную книжку, Костина набирала номер первого попавшегося сотрудника и предлагала ему спеть хором по телефону. Работники магазина не могли ответить начальству отказом, кроме того, все любили добродушную и отзывчивую Регинку и с удовольствием составляли с ней дуэт.
