«Самые жестокие игры — это игры с человеческими чувствами…» Откуда эта фраза? А не все ли равно.
Она вспомнила десятки случаев, когда сознательно мучила, притворяясь, чтобы заинтересовать, увлечь, влюбить. И тогда ей казалось, что, жонглируя чужими страхами, неуверенностью, искренностью, она не вредит своему избраннику, а лишь подогревает его интерес к их затейливому «пинг-понгу». А ведь с Вадимом она тоже позволяла себе такое. И, собственно говоря, не особенно задумывалась о его душевном спокойствии. И вот теперь он дал ей понять, каково это — стать партнером такого «игрока». Что он выкинет в следующий раз? И что ей самой теперь делать? Не разыскивать его? Дать ему время одуматься? Затаиться?
Алена схватилась за голову. Мозговой центр, ранее генерирующий хоть какие-то мало-мальски пристойные идеи даже в самых экстремальных ситуациях, теперь словно онемел. Она физически ощутила гудящую пустоту в черепе. Гудящую до звона в ушах. Звона? Резкий звук повторился. И он был извне. Позвонили в дверь. Она ринулась с дивана в прихожую, зацепив по дороге горшок с цветком, и, не особо интересуясь его участью, понеслась дальше. За спиной раздался грохот.
Горшок упал и разбился, раскидав влажную землю по паркету. Ерунда! Она прильнула к «глазку», потом, едва переводя дыхание, с трудом справилась с замком и распахнула дверь. На пороге стоял Вадим. Еще не понимая, что должна делать, она очутилась в его объятиях, прижалась лбом к его холодному плечу и закрыла глаза.
«Я пошлю его ко всем чертям! Обязательно пошлю, но потом. Когда снова обрету. Когда он снова будет моим безраздельно. Господи, ну и стервы же мы, бабы!»
* * *
Утро принесло ей новые открытия. В редакции, как всегда, многолюдной и шумной, она с трудом протиснулась к своему столу, села, обхватила голову руками и глубоко задумалась. Вадим даже не постарался найти для нее какие-нибудь оправдания. На вопрос — какого дьявола он не пришел на встречу, просто заявил, что возникли неотложные дела — вот и все объяснения. Она посчитала неуместным раздувать скандал, загнала свои обиды подальше и постаралась насладиться предложенным вечером. Их ночь была на удивление жаркой и страстной. Но она каждую минуту ловила себя на мысли, что обнимает и целует Вадима так, словно делает это в последний раз в жизни. Когда он утром уходил, она с трудом проглотила подступивший к горлу ком. Она поняла, что это прорывается неуверенность — самое страшное чувство для влюбленной женщины. Она не знала, ждать ли его появления снова.
Так было лишь один раз в ее жизни — в первую встречу с Буниным, когда он бросил ее на смятой постели, поцеловал сквозь шелк простыни и сгинул на целую неделю без всяких объяснений. Она очень хорошо помнила те бесконечные шесть дней, а еще больше те семь ночей, в течение которых слонялась по жизни, как зомби, не зная, что делать дальше. Но тогда ее мучила только страсть. Она всем телом хотела Бунина, каждая клеточка болела от желания. А теперь ситуация осложнилась — в процесс включилась душа — то, что ученые напрочь отрицают как физическое явление. Вот эта самая несуществующая субстанция ее организма ныла так, что больно было дышать. Сердце ее превратилось в нервный комок, аритмично подрагивающий, реагирующий на каждый шорох, на каждый резкий звук. Вот как сейчас: Алена вздрогнула, подскочив на стуле. Бакунин, мирно набивавший текст на своем компьютере, покосился на нее опасливо:
— Тебе плохо?
Она медленно повернула к нему голову, посмотрела мимо.
— Может, валерьянки?
— А цианида нет?
— Увы…
— Господи, что же делать?! — разумеется, стон не относился к конкретной безвыходной ситуации. Просто он гнездился внутри со вчерашнего дня и вот наконец вырвался наружу в самое неподходящее время.
Бакунин пожал плечами:
— Может, снимешь для начала трубку?
— Зачем?
— Телефон звонит уже с минуту, — он кивнул на аппарат на ее столе.
Алена вспомнила, что заставило ее вздрогнуть, и нехотя подняла трубку:
— Алло.
— Н-да, день у тебя явно не задался, — радостно приветствовала ее Ленка Конкина. — Голос будто из подземелья.
— Привет…
— Ладно, я сегодня добрая. Подниму твое настроение до десятого этажа.
Посылаю тебе факс. Там интервью с Андреем Титовым двухлетней давности. Я весь наш архив перерыла, но ты останешься довольной. И не забудь о нашем уговоре! — протараторила она и бросила трубку.
Алена в недоумении уставилась все на того же безмолвно созерцающего ее Бакунина.
— Ну и?.. — он развел руками.
— Слушай, а у мужчин тоже есть какие-то свои нестандартные методы обольщения? Те, о которых мы не догадываемся? Или вы действуете как придется?
— Опять?! — рассвирепел он. — Опять за старое?! Почему я все время оказываюсь крайним и ты мучаешь меня своими идиотскими вопросами?
— Просто ты сидишь рядом. — Она равнодушно пожала плечами. — Так есть?
Или все ваши методы: шампанское, цветы и конфеты?
— Вот я еще и на оскорбление нарвался! — Он предпочел обидеться.
— Соколова, — зычно крикнула Варя, — тут для тебя факс пришел!
* * *
Тонкая бумага содержала в себе огромную статью из журнала «7 Дней» действительно двухлетней давности. Алена бегло пробежала глазами первый абзац.
Ничего сенсационного он ей не открыл. Ну, Андрей Титов, популярный уже тогда телеведущий, вещал о своей семейной жизни, о том, как хорошо им вместе с женой и сыном. Журналист, видимо, из чувства такта поддерживал этот треп на полном серьезе, хотя уже тогда все вокруг знали, что подобные басни — всего лишь басни и не более того. Титов вспоминал о своей жене только в присутствии журналистов.
В остальные мгновения своей жизни он держал в голове десятки женских имен и еще больше образов прекрасных «наяд», «афродит» и «нимф», которых развлекал и ублажал на стороне и в «большой тайне от прессы». Кого он хотел обмануть своими признаниями в нежной привязанности к жене и ребенку — телезрители ведь тоже не дураки. Если только собственную жену…
У Алены вдруг дух перехватило от одной сокрушительной мысли: «А что, если Титов или Бунин — не исключение?! Что, если все мужики такие?! Что, если Марина совершенно справедливо подозревает своего Павла в измене с Инкой? И Коржик такой же бабник, и теткин Горыныч, и главное — Вадим? Что, если неверность не порок отдельно взятого мужика, а просто норма их жизни?»
— Бакунин!
— Я занят. — Он старательно пялился в экран, явно боясь на нее взглянуть.
— Ну Лешенька… , — У меня статья!
— Только один вопросик!
— Ну? — Он резко развернулся к ней всем корпусом.
— Все мужики — бабники?
— Бабники. — Он снова повернулся к монитору. На губах его застыла издевка.
— Не правда. — Алена вздохнула.
— Еще какая правда.
— И ты?
— Я уже не мужик. С тобой рядом посидишь, навсегда потенции лишишься.
— Да ну тебя!
— Не может быть! Неужели я свободен?!
Алена разочарованно оглядела его скорченную за столом фигуру. Как ни странно, но на нее снизошло успокоение.
«Наверное, у меня крыша поехала. Мне нужно чаще общаться с нормальными, не зацикленными на, любовных историях людьми. А то поговоришь с Мариной да с теткой Таей — и до психушки рукой подать…»
Текст статьи ее мало занимал. Она не могла понять, с чего это Ленка вдруг переслала ей этот антикварный хлам, да еще с таким пафосным телефонным предисловием. Читала она вяло, пока наконец не добралась до второй страницы. И тут строчки побежали быстрее, она почувствовала, как кончики пальцев зачесались — явный предвестник разгадки запутанного дела.
«Вашему сыну уже девять лет?» — задал журналист свой нехитрый вопрос, на который Андрей Титов разразился сентиментальным повествованием: "Все мальчишки в его возрасте любят компьютерные игры, кино и ролики, а Валерка — просто уникум какой-то — обожает автомобили. Совсем крохотным торчал со мной в гараже. Я тогда старенькие «Жигули» купил, у нас целая компания подобралась.
Я-то не особенно ) разбираюсь в механизмах, просто сидел в гараже, анекдоты травил, пока ребята мою машину чинили. А Валерик пристрастился к автомобилю с малолетства, знал каждый винтик в папиных «Жигулях» (так он их называл). Вот придем из гаража, я — чистый, на пиджаке ни пылинки, а сынуля — весь в масле, грязный такой, что в ванне часами отмокал. А потом, когда папа стал менять машины, как перчатки, сами понимаете, он все марки изучил досконально. Один раз даже претензию мне предъявил, мол, что ж ты, отец, продал свою «Хонду», я ее как следует еще и не перебрал.
И это было-то в семь лет…"
Алена тупо уставилась перед собой. В голове всплыла фраза Валентины Титовой: «Конечно, мне Игорь помогает. Придумал, знаете ли, для него развлечение. Валерка теперь только вечером домой возвращается. И такой смешной, чумазый — ребенок ребенком. А глаза совсем взрослые…» Что же это за развлечение? Уж не машину ли ему купил, чтобы он ее перебирал? Уж не из гаража ли он возвращается?
