Домой! Дома стены и решетки… Я пнула с разгона калитку, крючок выпрыгнул из скобы — калитка распахнулась. Сургачева пыхтела в спину. Я ворвалась на участок, рука уже в кармане — ключ! Уходя, заперла на один оборот, умница… Дорожка, крыльцо, дверь… Ключ в скважину, обеими руками — для верности… Задыхаясь, я влетела на кухню. Сургачева грохотала по крыльцу, оступаясь и матерясь…
— Быстро, кретинка! — взревела я. — Дверь закрываю!
— Бегу, Лидок, бегу… — бормотала Сургачева.
То ли не торопится она никуда? Я хватанула ее за шаль, захватив кружевной ворот сорочки, рванула через порог… И встретила мощное противодействие! Толчок — и я влетела в мамину комнату, запнулась о плинтус и врезалась затылком в пол! В голове что-то взорвалось. Ноги стали ватными и чужими. Но я не сдавалась — закусив губу, попыталась подняться на немеющих руках, всматриваясь в проем.
— Что ты делаешь, Кира, дверь закрой… — выдавила я.
Сургачева фыркнула:
— Ага, щас… Дорогой, ты опаздываешь, двери уже закрываются, — донеслось сквозь какофонию в ушах и прострелы в затылке.
Дорогой?!.. Кому это? Ромке? Да ни в жизнь! И тут меня осенило: Ромка — агнец! Он удрал куда-то с «места ведения боевых действий», и это единственный его ублюдочный поступок. Сургачева не пустила меня в спальню к своему «спящему» мужу! Не беспокой, сказала она, или что-то в этом духе. Да не было там никакого мужа! Не храпело. Муж рыскал по близлежащим огородам и подгадывал подходящий момент для своей гнусной акции. Вестимо, получилась бы стыдоба, обнаружь я пустую кровать…
Непослушными руками я корябала по полу: нужен предмет, которым можно отбиться. Что угодно — ухват, кочерга, железная труба, закатайка… Здесь было столько хлама! Но рука натыкалась на пустоту, и понятно — перед вечерними посиделками с подозреваемыми я весь хлам удалила: мелкий запнула под диван, крупный сбросила в подполье…
Мужская тень надвинулась с улицы. Медленно миновала проем, другой, наклонилась надо мной, распластанной. Вспыхнул фонарь. Я зажмурилась.
— Что с ней?
— Ушиблась, — объяснила Сургачева. — Шишка на затылке.
— Будем лечить, — усмехнулся мужчина. — Заодно и мой хондроз подлечим… Это ужасно, дорогая, носиться, аки мальчик, с такими болями…
Разрази меня подагра, если это был Марышев. Не о том наша гармошка пела! Голос принадлежал Постоялову Борису Аркадьевичу…
Перед глазами носились круги — желтые, красные, малиновые. Сталкивались, разлетались, опять сталкивались… Когда я открывала глаза, они не исчезали — теряли в контрастности, но набирали в весе. За кругами качались тени, издающие звуки. Эти звуки я слышала не совсем ясно, однако воспринимала почти каждое слово, — видимо, подкоркой. Боже, ведь была у меня такая мысль! Ну где они меня перехитрили?..
Поредевшая банда (Зубов благополучно выбыл) подводила итоги работы:
— …Не сказать, что ювелирно, дорогая, но лучше, чем никак. Не волнуйся, до утра не зашумят. Казаки в эту окраину не ходят, район спокойный. Красноперов уехал, Рябинина от страха носа не покажет… Твой-то не очухается?
— Перестань, Боря, ты меня знаешь. Ударная доза циклофена — до утра как миленький… Проснется бодрячком, без тени подозрений… Хотя какая, к черту, тень? Где мы будем к утру, Боря?
— Шестого ты ему тоже циклофен подмешивала?
— В «Отечество»? А то. Любопытный эффект получается. Чистейшая водка оборачивается в технический спирт. Бедный Игорек… Ты за ментов отвечаешь?
— Менты не встанут, гарантирую.
— Ты понимаешь, милый, что на пару пожизненных мы наработали? Хватило бы и одного трупа.
— Понимаю, любимая. Но кто ж знал? Откачают оперов, не волнуйся. А не откачают — получится семь жмуриков, счастливое число…
— Восемь, милый…
— Да что ты говоришь? Не подумал, извини…
Мне светили фонарем в глаза и обшаривали карманы. «А кто же восьмой труп?» — думала я, отмахиваясь от наплывающей догадки, что это, собственно, я.
— А вот и наша бумаженция, — урчал Постоялов, изучая под фонарем вексель. — Смотри-ка, Кира, подлинная, не обманула… Эх, не ваш сегодня день, Лидия Сергеевна, положительно не ваш. Вы у нас Телец, ну конечно: в четверг неудачи в бизнесе, подальше от контактов и вообще лучше не выходить из дому… Вам баба с пустыми ведрами поутру не встречалась, нет?
— А она так хотела найти разгадку, — сочувственно заметила Сургачева.
— Она и нашла. — Постоялов склонился надо мной и зашептал в самое ухо: — Вы знаете разгадку, Лидия Сергеевна. Вам полегчало от этого?..
Я бы не ответила ему, даже если бы могла. В мозгу хрипел прокуренный шансон: «Отбегалась, отпрыгалась, отпелась, отлюбилась…»
— Это был экспромт, Лидия Сергеевна… — продолжал шипеть Постоялов. — Байсахов кормит человека из милиции. Досыта кормит, на убой. Человек свою сытость отрабатывает. Какая же это секретность, Лидия Сергеевна, когда о вашей безумной затес знает полэтажа управления? Естественно, я бы не пошел с вами на контакт. Разве это можно — при превосходящих-то силах противника? Оттого и спал с чистой совестью. Но вы сами виноваты, разбудили меня, выпустили злого духа… Недальновидно поступили. Дай, думаю, пройдусь. Присел в кустах на Облепиховой. Смотрю, за вами двое скользнули — полный комплект. За последние двести лет милиция явно не поумнела. Один у будки остался. Вот и решение. Не зря человек из милиции мне глушитель доверил… Первого я снял, а второй вперед ушел. Пришлось карабкаться через Фаринзонов, через Красноперова… И все бы ничего, Лидия Сергеевна, кабы ваш капитан не вздумал к первому вернуться. А тот лежит. Он обратно, скачками, вас выручать. На крыльце так удачно подставился — не устоять перед искушением…
— Дорогой, пора уходить, — напомнила Сургачева.
«Хоть бы он не погиб», — думала я. — Все что угодно, лишь бы не погиб… Пусть очнется, к Рябининой ползет, она не последняя сволочь, поможет, у нее образование медицинское…»
— Пора, — согласился Постоялов. — Изменим жизнь к лучшему, дорогая. Хороша страна Болгария? Визы ждут, Байсахов нервничает… Ты знаешь, ему абсолютно до фени, пасет ли ментура вексель. Это здесь они хозяйничают, а в Дагестане его банк охотно примет, там свои законы. Горные. И нашу милицию они видели в белых тапочках… На вас позавчера напали люди Байсахова, Лидия Сергеевна. Слабые профессионалы. Я не рекомендовал, не видел резона, но Байсахов очень торопился — вот в итоге и насмешил людей. Мой человечек добросовестно подложил баксы, а его люди тут как тут — все испортили… Они не успели получить данные, что вексель уже в милиции, оттого и напали. Узнали гораздо позже, и я узнал гораздо позже, обмануть хотели?.. Ну да ладно, что ни делается — к лучшему.
— А Лидунька как?.. — затянула паузу Сургачева.
«Секир башка, — подумала я, — и в колодец. Ну и ладно».
— Пока в машину ее, — обдумав вопрос, вынес щадящий вердикт Постоялов. — Я не привык висеть на волоске, милая. Пусть почленствует в нашем коллективе. Улетаем из Красноярска, там терминал. Путь неблизкий, мало ли что. Вот выедем за пределы области…
— Понял, — хихикнула Сургачева. — Слушали, постановили… Лидунь, чуешь, ты теперь у нас заложница. Веди себя смирно, не буйствуй… Дорогой, ты представляешь, как она будет дергаться?
— Не будет, — убежденно заявил Постоялов. — Мы подружимся.
«Да уж, — подумала я, — с такими друзьями и враги не нужны».
— Если влить в нее бутылку, она угаснет?
Сургачева задумалась:
— Должна.
— Прекрасно. Подгулявшая приятельница. Везем домой после бурной презентации… Лидия Сергеевна, — он опять наклонился к моему уху, — у вас веревка в доме есть? Мы вас свяжем ненадолго, хорошо?
Такое ощущение, что все это было не со мной. Я наблюдала со стороны за несчастной женщиной, угодившей в ловушку, а физические мучения, которые она испытывала в те минуты, были лишь виртуальными эффектами.
Я не дала им веревку. Сами нашли. Постоялов вязал мне руки за спиной, а Сургачева побежала переодеваться. Он возился с узлами, попутно развлекая меня новыми откровениями. Какая я дура — могла бы догадаться!.. У них намечалось свидание в воскресенье 14 октября! Не случись нашей слежки, любовнички сошли бы на «Речном вокзале», а далее по всем правилам конспирации…
— У вас характерная родинка, Лидия Сергеевна… — пыхтел Постоялов, путаясь в элементарном шнуре. — А главное — редкая. Да-да, та самая, на тыльной стороне ладони. Закамуфлировать вы ее, конечно, не удосужились. Держались за поручень, словно нарочно выставляли. Ай-я-яй, Лидия Сергеевна, не очень толковая из вас сыщица… А у меня мобильник в левом кармане, я на ощупь набрал номер Киры — она сняла в соседнем вагоне. Алло — а в ответ тишина. Сигнал такой условный, понимаете? В переводе означает: опасность, ко мне не подходи… Я не планировал к жене в больницу, там сутолока по выходным. А Кира не намечала левых свиданий. Хотела пройти мимо, подняться на Восходную и дальше — куда глаза глядят. Ничего катастрофичного — я понимал, вы работаете отдельно от милиции. Но тут моя девочка замечает парня — красавчика от кутюр, в школе учились, роман крутили в юности. Он и поныне на нее неровно дышит, засранец. Просто совпало так — газету покупал мужчина… Кира и сыграла экспромтом, для пущей убедительности. Эффектная была сцена, согласитесь, Лидия Сергеевна…
