родовом замке Генри может кидаться душить, кого хочет, а Стивен всегда сможет вывернуться, кто б сомневался в этом, я отправился на почту. Мне хотелось как можно скорее увидеть газеты, ведь там должны были появиться объявления о нашей с Элизой помолвке.
На почте все было тихо. Никаких светопреставлений. Правда, девчушка, продавшая мне газеты, посмотрела как-то странно, словно она увидела розового крокодила, хотела у него что-то спросить, но не решилась. Вообще из людей никого не было, только на стуле в углу сидел Уил и, довольно похмыкивая, читал «Девонширскую правду».
— Здесь есть отличная статья о ликантропах! — громко сказал он, рассчитывая втянуть меня в разговор.
— В самом деле? — ответил я вежливо.
— Да, здесь написано, что все эти слухи распространяют английские спецслужбы, чтобы опорочить ирландцев в глазах местного населения. А когда Англии неугоден был Цепеш, то его на весь мир ославили вампиром, и все дела. Приводятся интересные факты. Например, во время инквизиции многих людей просто оговаривали. Они отрицали свою вину, но их пытали, и под пытками они говорили все, что от них хотели слышать. Сообщали о какой-то мази… чепуха! Какая мазь! Какое место ею мазать?! А один крестьянин заявил, что волчья шкура находится у него внутри тела. Ему обрубили руки, ноги, чтоб посмотреть, понимаете ли, как там она располагается, эта шкура, но никакой шкуры там, конечно же, не оказалось. Бедняге даже вынесли оправдательный приговор, но только он к тому времени помер от потери крови.
— Так вы что, вообще не верите в оборотней, Уил? Вы не верите, что человек способен превратиться в волка?
— Да что вы, мистер! Человек человеку волк, но не более того. Мы же современные люди.
— Но ведь местный викарий, Питер Мортимер, настолько уверен в существовании оборотней, что даже молится за них поименно. А местный врач, Грегори Мортимер, разработал медицинскую систему, которая способна воспрепятствовать самопроизвольному превращению человека в волка.
— Ох уж эти Мортимеры… Им давно следовало бы почитать Маркса, тогда бы они, может, обратились лицом к реальности.
— Лицом к реальности? Вы считаете, реальность не такова? Многие видели собственными глазами, как люди в реальности обращались в волков, как это можно отрицать?!
— И вы лично видели?
— Да.
— Собственными глазами?
— Нет, я одолжил глаза у покойной бабушки, — зло сыронизировал я. Этот оборотень-материалист уже начал меня нервировать. — Конечно, собственными, чьими же еще.
— И что ж вы видели?
— Как вы, Уил, собственной персоной превратились в волка, и все ваши товарищи сделали то же самое. Вы собрались в стаю и сбежали в лес. У всех вас не было хвостов, так что вы похожи были на катящиеся клубочки. Чуть позже вы, Уил, выскочили из кустов, чтобы напасть за Бэрил Степлтон, которая, как оказалось, пошла на это специально, чтобы, так сказать, достучаться до вашей совести. Я стукнул вас дубинкой по голове, вы упали и превратились в человека.
— Вы только не обижайтесь, мистер, — сказал Уил очень мягким, приятным тоном, да он вообще не лишен был животного обаяния, — но только вам бы пойти домой. Не хочу сказать, что вы с утра наклюкались, или что вы наркоман, хотя в наш век и такое бывает, и это нехорошо осуждать, но может быть, вы больны. Я сам часто страдаю лихорадкой. Сначала знобит, потом трясет, голова болит и очень, очень хочется пить… Вам не хочется пить?
— Пока нет, ведь я только из-за стола, я выпил полграфина апельсинового сока.
— Это хорошо, это полезно. В апельсине содержится витамин С. Но все равно, медлить нельзя. В Гримпене ходит грипп. Три дня инкубационный период, а потом резко понимается температура. Ты смотри, думай сам. Уже начался бред. В любой момент возможны осложнения вплоть до воспаления мозга.
— Уил, вот вы мне все это говорите… но у вас же шишка на лбу в том месте, где я вас стукнул!
— Меня стукнули вчера во время драки в «Бедном песике», ребята могут подтвердить, так что вряд ли… — Он с жалостью посмотрел на меня. — Может, я сбегаю за телегой, чтоб тебя, приятель, отвезти домой? Или привести врача, мисс Адсон? Она у нас акушерка, но в медицине сечет так, что дай бог всякому, куда больше, чем этот пропойца Мортимер.
— Не беспокойтесь, ради бога, Уил, я не болен, это была дурацкая шутка. Конечно же, я ничего не видел. Вообще я вчера обручился, понимаете, нервничаю слегка. — Сам же я с этими разговорчиками про волков не успел даже глянуть в газеты.
— Ага, женишок! Мои поздравления, нет, без шуток, от всей души поздравляю! Одному трудно. Я тоже когда-нибудь найду свою единственную, свою… волчицу. А идем-ка выпьем!
— Рановато.
— Да ну, брось… Вы… ну, да, вы же с барменшей Орландиной обручились, правда? Я не перепутал?
— Да. С ней лично.
— Молодец! Орландина — хорошая девушка. Не то, что эта змея Степлтонша.
— Чем же плоха мисс Степлтон? — Я понял, что вот оно настало, сейчас произойдут главные разоблачения сезона.
— Понимаешь, друг… ну, это между нами… — с обнадеживающей таинственностью начал Уил.
— Рот уже на замке! — поспешил заверить я. — Я буду нем, как могила спартанца, сотрудничавшего одновременно с МОССАДом и ЦРУ.
— Болтать об этом нельзя.
— Ах, ну конечно! О чем разговор!
— Я с Джеком учился в колледже.
— Насколько близко вы с ним дружили? — с непраздным любопытством спросил я, прикидывая, какой шанс, что Джек может однажды, во время приятной беседы, стать волком, или же, что ему наверняка ближе, мотыльком.
— Не особенно-то я с ним водился. Он мне не нравился, я знал, что… словом, даже близко к нему не подходил. И он меня не помнит. Только я о другом. Эта Степлтонша, когда он был пацаном, приходила к нему в колледж. И она тогда выглядела, как сейчас. Он был пацан совсем, а она — точно такая же, как сейчас, вот в чем штука. Тогда говорили — она его мать.
— Это лихо!
— Еще бы не лихо.
— Да как же она так сохранилась?
— Одно слово, ведьма.
— Уил, ты веришь в ведьм??
— Насмотришься на эту Бэрил, еще не в то поверишь. А который час?
— Полдвенадцатого.
— Уже можно. Идем в паб.
— Да как-то рано.
— А что там за нота идет после «ля»?
— «Си».
— Да-да, вот именно, не ссы. Идем!
— В «Четыре петуха».
— Ясное дело, женишок! Она там! — расхохотался Уил и весьма фамильярно похлопал меня по плечу. Эта развязность мне не понравилась, в ней было что-то такое, что ассоциировалось с выражением «трепать имя женщины». А кодекс Вустонов
