Насилу Федору удалось догнать быстроногого Гошу Гоголева.
— Не трогай Мешкова! Дохлое дело!
— Похоронить старика — это мой святой долг!
— Не гоношись! — отдышался Федор. — Ладно, еще разок попробую!
В кабинете директора кладбища за бутылкой шотландского виски сидели двое: Мешков и Федор.
— Дай ты ему могилу! — попросил Федор. — Нормальный мужик, хоть и американец!
— Я против покойника ничего не имею. А этого живого, подлюгу, своими руками задушил бы!..
— Так в могилке покойник лежать будет, как ни крути!
Мешков саркастически хмыкнул:
— Плохо ты их знаешь! Им бы только кусок земли хапнуть! Сегодня он живой, а завтра покойник! И к деду в могилу полезет! Как я его тогда удержу!
— Он же покойником полезет! — Федор примирительно обнял Мешкова. — Неужели тебе его не жаль?
— Молодого? — вскинулся Мешков. — Он живее всех живых!
— В могилу-то он жмуриком полезет! — напомнил Федор, но суровое сердце Мешкова не смягчилось.
— А я где тогда буду? — Мешков всхлипнул, растер кулаком по лицу пьяные слезы.
— Ты чего? В земле будешь! Уж себя-то ты не обидишь!
На хитрую ухмылку Федора Мешков прорыдал:
— В земле! Радость большая! Чего там хорошего!
— Во! — нашелся Федор. — Пускай молодой и лезет в землю!
Дверь в директорский кабинет была заперта, но громкие голоса собутыльников доносились до Гоши. Он забарабанил в дверь кулаком.
— Кто? — спросил Мешков, не открывая дверь.
— Я.
— Кто «я»?
— Покойник!
— Тогда заходи! — Мешков с готовностью распахнул дверь и, к своему разочарованию, увидел Гошу.
— Что же ты брешешь, что покойник! — разозлился Мешков.
Предчувствуя новое столкновение, Федор бросился между мужчинами, оттер Гошу в приемную.
— Чего ты приперся! Все путем!
Из кабинета вывалился Мешков.
— Как я могу ему верить, если он мне сбрехал!
Федор бросился к Мешкову и затолкал его обратно в кабинет.
— Он дает дедушке могилу? — не скрыл своего удивления Гоша.
— Дает, — подтвердил Федор. — Но не просто так. — Невинный вид Гоши привел ритуального работника в замешательство. — Просто так только кошки плодятся!
Теперь даже простодушный Гоша все понял.
— Сколько? — он решил смириться с суровой неизбежностью. Сумма была такова, что Федор не счел возможным произнести ее вслух. Он потянулся к уху Гоши.
На лице Георгия Антоновича отразилось сначала изумление. Потом возмущение. Потом ненависть к вымогателю. Он рванулся в кабинет, но Федор оттащил Гошу от дверей.
— Нет вариантов! Я тебе ничего не говорил!
Гоша задохнулся.
— У меня нет таких денег!
— Мешков согласен взять твой «Запорожец».
— А как же я? — растерялся Гоша Гоголев.
— У тебя будет могила. Машина у тебя уже не новая, а могила… первый сорт!
Гоша молчал в задумчивости.
— В наше время машину на могилу — это хороший вариант! Как профессионал говорю! Вид у тебя — краше в гроб кладут!
Гоша представил лежащего в гробу старика, которому смертельно хочется умереть, но не может он позволить себе последнего утешения из‑за того, что не нашлось для него на Родине клочка земли.
— Я согласен! — кивнул Гоша Федору.
Тот выпустил из себя воздух с облегчением.
— Слава богу! — от всего сердца хлопотал ритуальный работник не корысти ради. Схватил он Гоголева за руку, чтоб тот не успел передумать, и увлек за собой в кабинет директора.
— Петр Васильевич, — обратился к нему Федор. — Надо срочно ехать к нотариусу. Человек хочет подарить тебе свою машину.
Мешков испытующе посмотрел Гоше в глаза и сказал:
— Спасибо.
Серафим Терентьевич лежал в удобном гробу, голова его покоилась на подушечке. Душа старца прощалась с телом, ему казалось, что еще мгновенье — и она отлетит… Но неотвязная мысль о скором погребении мешала затянувшемуся прощанию души с телом.
Серафим Терентьевич злился, ругал себя за эту суетность последними словами — и тем самым только отдалял блаженство небытия.
Старый Гоголев впал в забытье. До него донеслись глухие, как из‑под подушки, голоса. Серафим Терентьевич сообразил, что лежит в могиле и слышит происходящее на земле. Именно так он и представлял себе всегда жизнь покойников.
Голос Зои Сергеевны, глухой, без всякой интонации:
— Преставился! Какой ужас!
«Ничего ужасного! — с удовлетворением отметил Серафим Терентьевич. — Мягко и тепло. А главное — на душе покойно… Погоди, у меня же нет души! — Покойник встревожился, но сразу же успокоил себя: — Души, может, и нет, а что-то вместо нее все-таки осталось!»
— Я мертвецов боюсь! — продолжал женский голос.
«Ну и дура!» — беззлобно отреагировал покойник.
— Надо зеркало занавесить! — голос Дениса Ильича.
«Что ж вы, братцы, запамятовали!» — не одобрил Серафим Терентьевич.
Сердце Гоши Гоголева изнылось от тоски. Когда он вернулся домой, Зоя Сергеевна и Денис Ильич сидели в кухне, подальше от покойника. По их лицам, при его появлении враз поскорбевшим, Гоша сразу понял, что непоправимое свершилось.
Ему не требовалось настраиваться на особую волну — как всегда бывает перед встречей с покойником. Георгий Антонович сразу шагнул в комнату с гробом.
Его поразило, что покойник был, как живой. Гоша поправил свесившуюся из гроба руку — холодная.
— Ну что? — прошептала рядом Зоя Сергеевна, словно боялась потревожить мертвеца.
— Все в порядке! — громко ответил Гоша. — Я достал дедушке могилу!
Леденящий холод, распространившийся по телу Серафима Терентьевича в секунду сменился жаром. Значит, он еще жив! Какой ужас! Но зато внучек раздобыл для него чудесную могилу! Какое блаженство!
Почти покойник подскочил в гробу.
— Ты достал мне могилу? Какое счастье! — сияющий дедушка обнял правнука. — Я так боялся умереть, не узнав этого!
Гоша всхлипнул от радости и сразу же стал с остервенением чесаться.
Денис Ильич почувствовал себя лишним на этом семейном празднике.
Зою Сергеевну воскрешение старца очень испугало, до мушек в глазах, в чем она, однако, не призналась, сознавая, что пугаться не смерти, а воскрешения — как-то неэтично.
Чтобы скрыть свой постыдный испуг, Зоя Сергеевна подошла к окну, взглянула на улицу.
— Дедушка, где ваша машина?
— Я ее подарил! — с добродушной улыбкой сообщил Серафим Терентьевич.
Гоша помялся и сказал беспечно:
— Смешно. Нашу машину я тоже подарил!
Весь мир сузился для Зои Сергеевны до размеров пустого гроба.
Глава 5
Пожилой элегантный господин с букетом роз зашел в отель «Савой». Наметанный глаз швейцара сразу определил в нем иностранца, причем при деньгах. Не туриста. Но и не бизнесмена.
Серафим Терентьевич высматривал Ингу. Прежде ему почему-то не приходило в голову, что девушки может не быть, и американец растерялся. Другая девушка — длинноногая блондинка — покуривала в кресле «Мальборо» и бросала на проходящих мимо нее мужчин такие же взгляды, как и его знакомая Инга: слегка пренебрежительные, но призывные. Эффект в результате получался будоражащий.
Сквозь женщин блондинка смотрела, будто те были стеклянными. Но на одной — полной брюнетке — ее взгляд споткнулся, она занервничала, поднялась. Брюнетка подошла к блондинке (впрочем, обе были крашеные). Наверно, это было не ее место или не ее время.
— Вы Веронику ждете? — спросила у Серафима Терентьевича брюнетка.
— Ингу, с вашего разрешения.
— Она вам на это время назначила?
— Нет, нет! — дедушка замотал головой. — Когда можно будет к ней наведаться?
Девушки обменялись взглядами. В результате блондинка, кивнув Серафиму Терентьевичу, чтоб подождал, отправилась в ресторан.
Брюнетка не спускала со старика настороженного взгляда.
— У вас бабки есть?
— Бабки? — дедушка оскорбился. — У меня даже одной бабки нет!
— Вы займете Ингу на весь вечер?
— Надеюсь. Если она согласится…
Инга сидела за столиком с подружкой. Девушки часа два сидели с теми же чашечками кофе, беззаботно болтали, но вели при этом прицельный огонь взглядами.
— К тебе старикашка — америкашка! — сообщила блондинка.
Не припомню такого! — Инга растерянно потерла лоб, как школьница у доски. — Может, он японец?
— Как с ветерана возьми с него полцены.
Инга издалека увидела толстенького американца. И пришла в веселое расположение духа.
— Мадемуазель, вам надо глянуть в зеркало, может, вы уже тоже старушка! — сказала она сама себе вслух.
Серафим Терентьевич галантно преподнес своей даме букет.
— Спасибо, сэр! У вас какое-то смешное имя… Фима?
— Серафим! — дедушка был слегка уязвлен.
— Вы опять в ресторан? — полюбопытствовала Инга.
