— Милиция сейчас явится, — сказал Ментальский. — Я бы им пока не отдавал эти документы, лучше отдать прямо в руки этого капитана, как его?
— Леговский. Я тоже так думаю. Эти приедут по поводу трупа, вот пусть им и занимаются, совсем не обязательно сообщать о бумагах. Давайте опять всё поскладываем в целлофановый пакет. Пан Зефирин, где лучше его спрятать?
— В вашей машине, — сразу ответил Ментальский, — Кто там знает этих ментов, вдруг надумают у меня обыск делать? А вы, наверное, сразу уедете.
— Если и к нам они не прицепятся, — пробормотал Мачек, поднимаясь с целлофановым пакетом в руках.
Моя машина стояла во дворе. На всякий случай я разыграла целый спектакль, чтобы замаскировать вынос пакетов: протирала стекла, проверяла масло, неизвестно зачем долила воды в аккумулятор, долго наводила порядок в салоне. Очень хорошо, что там набросаны были банки из-под пива. Собирая их, затолкала пакеты под заднее сиденье, которое отодвигалось с трудом. Думаю, там бумаги будут в относительной безопасности. Меня даже не столько беспокоила милиция, сколько Пшемыслав, который где-то околачивался поблизости и был намного опаснее.
Тот же поручик приветствовал нас как старых знакомых. Он добродушно поинтересовался:
— И часто вы намерены к нам приезжать? Потому что, как ни приедете — сразу труп. Может, предупредите, сколько еще их у вас запланировано?
Я с трудом удержалась, чтобы не ответить: такая уж у меня планида, везде, где ни ступлю, так и падают трупы. Боюсь, мой юмор не будет понят. Поэтому я ответила с достоинством:
— Это не наш, мы его не планировали. Мы не знаем, кто он и откуда здесь взялся. Возможно, действует кто-то из конкурирующей фирмы. А капитан Леговский с вами не приехал? Может, хотя бы звонил?
— Кто его обнаружил? — проигнорировал мой вопрос поручик.
— Я, но...
— И я его видел, — пришел мне на помощь Ментальский.
— Тогда проводите нас. Той самой дорогой, по которой шли.
Мачека мы оставили на хозяйстве. Ему велено было сидеть на ступеньках крыльца и не сводить глаз с машины.
Мы с милицией отправились в лес. Вел нас Ментальский, вел уверенно, ни разу не усомнившись в выборе направления, но явно не «той самой дорогой», ибо непонятно было, что подразумевать под «той самой»: мои грибные зигзаги, путь в поисках дерева с дуплом или кратчайший путь к дому, которым мы шли обратно. Прошло всего несколько минут, и я, показав пальцем на высокий куст можжевельника, сказала:
— Вон под него я залезла.
— Зачем? — спросил поручик.
— За грибами. Замечательные белые грибы, вы обнаружите там их корни. Тогда я не знала, что рядом окажется ботинок.
Вздохнув, поручик тоже полез под куст и тоже вылез задом. С собой поручик привел большую компанию, четыре человека, один из них оказался фотографом. Прежде чем лезть к ботинку, они изучили окружающую территорию, исследовали каждый сантиметр, и фотограф то и дело щелкал затвором фотоаппарата. Мне это показалось неправильным.
— Если тот, в кустах, еще жив, следовало бы начать с оказания ему помощи, — сказала я Ментальскому вполголоса.
— Нет, он мертвый, — прошептал в ответ Ментальский.
— Откуда вы знаете?
— Не знаю откуда, но сразу понял. Увидев, как поручик с превеликой осторожностью прячет в целлофановый пакетик зацепившиеся за колючки нитки от моего шнурка, я решила признаться сразу:
— Это мое. Кошелек привязывала, чтобы потом найти место. Красный кошелек, в глаза бросается.
— Предъявите кошелек и шнурок.
— Шнурок вот он, пожалуйста, а кошелька не оказалось, исчез куда-то, мы уже искали. Пан Ментальский нашел куст и без кошелька, по моему описанию.
Вся эта работа экспертов продолжалась столько времени, что человек десять раз мог помереть, пока они соизволили добраться до него. К счастью, среди членов следственной бригады оказался полицейский врач. Он определил — приблизительно разумеется, время смерти несчастного.
— Прошло от восьми до десяти часов со времени смерти, — авторитетно заявил врач. — Погиб, по всей вероятности, от удара ребром ладони по шее. Карате. Остальное — после вскрытия.
Очень утешило меня такое заключение специалиста. Карате не занимались ни мы с Мачеком, ни, насколько мне известно, пан Зефирин. Подсчитала часы, и получилось, человек был убит на рассвете, между тремя и пятью часами. Все мы в это время спали мертвым сном. Правда, непонятно, кто может засвидетельствовать этот факт. Собаки могли бы, да их, к сожалению, расспрашивать не будут.
Наконец поручик жестом пригласил нас подойти к трупу.
— Вы его знаете?
Мне хватило одного взгляда, и вовсе не потому, что у мертвеца на левой руке была надета толстая кожаная перчатка. Я видела этого человека не один раз. В Канаде — несколько недель назад, и здесь на фотографии — какой-то час назад. Совсем не изменился... Почему-то подумалось — вот Гатя и стала вдовой...
Отбросив несвоевременные мысли, я сочла нужным сказать как можно больше, а то, не дай Бог, Ментальский выскочит с ненужными признаниями о том, что только что видел этого человека на фотографии, что Гобола подозревал этого человека в ряде преступлений. Тогда речь неизбежно зайдет и о бумагах Гоболы и всем нашим планам конец. Лесник уже открывал рот, когда я затараторила:
— Это некий Альфред Козловский, гражданин ФРГ, теперь его фамилия Бок. Его сын проживает в Варшаве в Секерках, но не уверена, что он опознает папочку, вряд ли захочет...
Ментальский закрыл рот.
— А вы его знали? — спросил поручик.
— Кого? Папочку или сына?
— Вот этого.
— Лично не доводилось. Раз видела в натуре, но тогда не знала, кто это, потом мне о нем рассказали; и еще кажется мне, что когда-то давно он крутился вокруг Бенека. Я имею в виду Гоболу. Но поклясться в этом не могу, просто мне кажется.
— Сюда можно подъехать? — обратился поручик к лесничему.
— С той стороны метрах в ста пятидесяти проходит просека, а ближе не подъедешь.
Вернувшись к домику лесничего, я увидела на ступеньках крыльца рядом с Мачеком капитана Леговского. Он так глубоко задумался, что не сразу заметил меня.
Я присела рядом.
— Как будем действовать? Я отвезу эти вещдоки в Варшаву и там передам вам или вы их здесь сразу возьмете? События развиваются в бешеном темпе, ряды противника редеют, но опасность остается. Вам решать.
— Чей труп обнаружен в лесу? — поинтересовался капитан.
— Козловского, он же Бок. Точно, он!
— Что ты говоришь! — воскликнул Мачек. — Серьезно?
— Еще как серьезно.
— Ну вот, а мы с пеной у рта доказывали поручику, что ничего общего с мертвецом не имеем...
— Возвращаемся вместе, — решил капитан и поднялся со ступенек. — Только сначала я хочу осмотреть то место в лесу. Бумаги пока пусть остаются у вас, передадите их мне в Варшаве. Похоже, теперь и в самом деле перед нами остался только один фронт...
— Интересно, чем объясняется такое невероятное доверие к тебе? — имел наглость поинтересоваться Матеуш, просыпав пепел своей сигареты на фото покойного Козловского. — Леговский должен был сразу отобрать у тебя найденные документы, а не позволять, чтобы ты их еще к себе домой привезла. Что бы это значило?
— Я тоже ломаю голову, — вежливо ответила я на колкость. — И думаю, невероятное доверие объясняется просто доверием к тебе, ведь я действую, так сказать, в качестве твоего полномочного представителя.
— Вот это меня и удивляет...
— Вместо того чтобы удивляться, взял бы да и спросил его прямо, ведь вы знакомы.
— Мы целую вечность не виделись. По разным причинам...
Всю дорогу из Болеславца в Варшаву мы с Мачеком обсуждали создавшуюся ситуацию, и теперь я воспользовалась случаем, чтобы представить Матеушу нашу точку зрения на происходящее.
— Сам подумай, на кого же ему еще опереться, как не на нас с Мачеком и на тебя, — стала рассуждать я. — Ведь мы уже доказали свою преданность делу и бескорыстие. В его же интересах проявить к нам максимальное доверие и информировать о том, чего мы пока еще не знаем.
— Может, ты и права. А что вы думаете обо всех этих убийствах?
— Наверняка дела закроют, ведь и сам убийца отдал концы.
— Вот именно, отдал. Не сам же, его тоже прикончили, значит, кое-кто жив. Не вы же с Мачеком это сделали? Разве что лесничий...
— Лесничий невиновен. Это Пшемыслав.
— Что?!
— Пшемыслав Дербач, то, что слышишь. Возможно, я принимаю желаемое за действительное, но очень подходящей представляется мне его кандидатура. Знаешь, все сходится...
Матеуш недоверчиво смотрел на меня:
— Ты шутишь? Это было бы слишком хорошо. Почему ты думаешь, что Пшемыслав?
— В лесу я его видела собственными глазами. Мелькнул за кустами, но узнать его я успела. Пшемыслав каратист. А до этого лесничий нам рассказывал, что там кто-то околачивался в лесу, тоже искал спрятанные Гоболой бумаги, причем сам так прятался, что даже Ментальскому ни разу не удалось его увидеть. Такое поведение тоже указывает на Пшемыслава — таинственность и действие исподтишка. Заметь, он не убил Ментальского, только связал его и оглушил, Козловский не стал бы так цацкаться с противником. Но почему ты так радуешься? Ничего Пшемыславу не сделают, представит справку о своей психической неполноценности, и его освободят, даже если арестуют.
