В руке он держал фотографию мужчины, тем самым привлёк к себе всеобщее внимание, но в этот момент вдруг заметил присутствие в семейном кругу майора и ужасно смутился.
— О, чтоб меня… Но это… А может, уже срок давности? Нарушение, но ведь никто о нем не знал!
Так как?.. Отпираться?
Вопрос был адресован мне, и таким путём я убедилась, что моя догадка была правильной.
— Несомненно, срок давности уже истёк, — с нажимом заверила я его. — Пан майор, нарушение было в некотором роде транспортным: запрет въезжать, а кто-то по ошибке въехал, скажем так, не заметив знака…
— Там не было знака, — с болью, но честно поправил меня Рысек.
— Вот видите? Даже знака не было. Никто его на этом деле не поймал, штрафа не выписывал, он сам спохватился и тут же выехал…
— Тут же? — удивился майор, вглядываясь в прекрасное изображение вплавленных в асфальт остатков машины.
— Сам, лично, вышел немедленно…
— Не так чтобы немедленно, — вырвалось у Рысека. — Ботинки-то там остались…
— А носки?
— Носки частично сохранились…
— Где и когда это было? — деловито спросил майор, пренебрегая деталями гардероба.
Я объяснила ему, потому что Рысек утратил дар речи, и постучала пальцем по фотографии Бешеного.
— И вот этот тип, тот, о котором я вам говорила, испортил одну взлётно-посадочную полосу и выбросил на ветер миллиарды злотых. Они запретили туда въезжать, а парень въехал, за что был крупно наказан, а в принципе-то это было нарушение правил движения, поэтому я вас спрашиваю, истёк срок давности или нет?
— Я, видите ли, пани, не из дорожной полиции…
— А вы обязаны им доносить?
— Не вижу никаких причин; к тому же у меня очень мало времени…
— Вот видишь, Рысек, срок давности. Можешь снова говорить.
— Я бы очень рекомендовал, — подтвердил майор. — Кто делал этот снимок?
— В том-то все и дело, — занервничал разблокированный Рысек. — Один мужик болтался там, но, думаю, разрешение у него было. Как только мы увидели, что он щёлкает, Мундек перепугался. Холера, это же вещественное доказательство. Просил его, как человека, чтобы отдал негатив. Отдал, хотя и не сразу, с этим вообще целая история была, потому что фотограф этот сбежал, и один приятель гонялся за ним по всему городу. Нашёл его в одном магазинчике. А потом я — сразу-то не мог, я был на кране — пересел на «малыша» и вместе с Мундеком мы поехали за ним до самого его дома, около Леса Кабацкого.
— На Жолны?
— Точно, на Жолны.
— Это его дом был?
— А откуда я могу знать, его или нет, во всяком случае он там жил. И мастерская у него там была, и тёмная комната, целая лаборатория, вообще все.
Мариуш Ченгала его зовут. Оказалось — художник-фотограф. Все ему объяснили, что в случае чего Мундека с работы выгонят, да ещё и штраф сдерут, он даже расстроился, честно. Вроде бы, казалось, такой порядочный парень, а вот уничтожить снимок не захотел. Сказал, что для него это тоже вещественное доказательство, только совсем по другому делу, а вообще, надо сказать, он был какой-то потухший и грустный. В конце концов согласился, отдал Мундеку снимок и негатив, а тут — на тебе. Либо ещё один себе оставил, тот, что тут лежит, либо с другого снимка сделал негатив и мог себе печатать столько карточек, сколько захочешь. Но раз вы говорите, что срок давности…
— Безоговорочно прошёл, — с большой решительностью подтвердил майор. — Меня интересует этот Мариуш Ченгала. Вы у него были?
— Ну я же и говорю, что был. Вместе с Мундеком мы там были.
— И вы там у него видели снимки?
— И ещё какие! — восхитился успокоившийся Рысек. — Просто чудо какое-то! При нас он делал увеличение, и знаете чего? Ноги мухи! Класс! Я бы ни за что в жизни не догадался. Представляете, все это поросло волосиками, а ещё как-то так подсвечено было, солнцем наверное, или, может, эта муха на лампе сидела…
Семейство замолкло уже в самом начале этого рассказа. Майор же оставил местоположение мухи без внимания.
— И соответствующее оборудование у него было?
— Супер и экстра! Мундек в этом разбирается, так он говорит, что за эту его фотолабораторию можно было бы два «роллса» купить, и ещё бы на жизнь осталось. Он его даже спрашивал, что тот со всем этим делает, за такие фотки он мог бы бабки во всем мире сбивать, а тот так как-то неохотно сказал, что это только его хобби, и переменил тему.
— В таком случае, что он сказал о том, чем он занимается? Кроме хобби?
— Он механик. По разным мелким штучкам. Но и это не правда, как же, мелким, я-то как раз в этом разбираюсь. Электронная механика, понимаете, не связь, не компьютеры, скорее роботы. Автоматически управляемые — нажимаете на клавишу, а манипуляторы сверлят, подгоняют, поднимают все, что хотите. Я там насмотрелся — сказка! Научная фантастика!
— Способный парень.
— Вот именно. И при этом какой-то несчастный.
— Он что-нибудь о себе рассказывал?
— О себе не очень. Вот о технике — да.
— У него вроде бы жена есть. Вы её видели?
— Промелькнула где-то вдалеке. Если это, конечно, жена. Блондиночка — загляденье. Но участия не принимала.
— Понятно…
В общем, с Рысеком майору пофартило — как слепой курице найти зерно. Мы оба с Лукашем молчали, как могила. Ни за какие сокровища я бы не открыла ментам своих подозрений.., да каких там подозрений!
Уверенности, которая у меня появилась. И какого черта Лукаш тогда не обогнал мотоциклиста…
— Здорово мне повезло, что я пришёл к вам с этим опознанием, — любезно заявил майор.
— О, а вот это его дом! — добавил ещё Рысек, указывая на другой снимок.
— Кому повезло, а кому и нет, — мрачно пробормотала я.
— Действительно. Вы, конечно, надеялись, что это пан Карчох?
— Что Пустынко.
— Вот тут я могу вас обрадовать. Разумеется, без деталей. Пан Пустынко также был опознан основным свидетелем и понесёт свою долю ответственности.
— Надеюсь, несколько долей? — вежливо поправил его Лукаш.
Майор уже начал собирать со стола свой комплект фотографий, но остановился и посмотрел на него.
— Вы намерены подать против него гражданский иск?
— Вы полагаете, что я совсем с ума сошёл?
— Мне так почему-то показалось, извините. На всякий случай, на вашем месте я бы позаботился о себе.
Жаль, что вы не ехали побыстрее…
Вот тебе и на, оказывается, мы оба, я и представитель властей, подумали об одном и том же…
— Убьёшь дерьмо, а сядешь за человека, — мрачным голосом сказал Бежану Роберт Гурский. — Не знаю, кто это придумал, но он был совершенно прав.
— Не так уж надолго, дадут ему убийство в аффекте или вообще даже по неосторожности, — успокоил его Бежан. — А я ему преднамеренности добавлять не собираюсь.
Они вместе возвращались в управление из чудесной виллы под Лесом Кабацким, где проходил всего лишь второй допрос Мариуша Ченгалы. Бежал не стал его никуда вызывать, а предпочёл прибегнуть к внезапности. Он вежливо попросил его на минуточку выйти из мастерской, потом — отдать ему ключи от «мерседеса», а затем — съездить с ним ненадолго на улицу Жолны. На патрульной машине.
«Мерседес» повёл Гурский.
При виде собственного изображения рядом с «хондой», загнанной в старый сарай на садовом участке, Мариуш Ченгала тут же сломался. Не пришлось даже напоминать ему обо всем богатстве, шикарном оборудовании фотоателье и мастерской, «мерседесе», инструментах… В наличие очевидца он поверил без каких-либо сомнений и даже не спросил, кто это.
— Я больше не мог, понимаете, — говорил он с отчаянием в голосе. — Четырнадцать лет! Последние четырнадцать лет я как будто не жил, словно меня вообще на белом свете не было. С самого начала оказалось, что у меня есть какие-то там способности, и никогда, ни одного разу, я не мог даже в этом признаться. Только то, что нужно было для учёбы, и ни на грош больше! Все шло на его счёт, всю работу я за него делал, сам ведь он ничего не умел, у него в таких тонких вещах обе руки левыми оказывались, зато дурацких идей — хоть пруд пруди. И я все это должен был реализовывать!
— Но почему? — мягко спросил Бежан. — У него на вас что-то было? Он вас шантажировал? Но чем?
— Я даже не знаю, можно ли это назвать шантажом? Хотя… Возможно, да. Ведь он мог в любой момент все это у нас отнять, вроде бы все это Баськино, но на самом деле — его, у него были наши векселя, и он мог все забрать у нас на самых законных основаниях… Но не это было самое страшное…
— А что?
— Он сам. То, каким он был, — ответил Мариуш Ченгала с ожесточением и застыл, глядя куда-то вдаль.
Они сидели втроём на садовых стульях у туристического столика позади той самой пристройки, в которой находилась двойная мастерская. Оттуда видно было громадное стекло оранжереи, в которой просматривалась оргия буйного цветения кактусов.
Атмосфера была прямо-таки товарищеская, что всегда больше нравилось майору, при этом он почему-то был убеждён, неизвестно почему, что арестованный вовсе не намерен бежать. Что он полностью капитулировал.