вели задушевную беседу.
— О, девчонки пришли! — обрадовался Димка. — Закусить принесли.
Лариска присела к столу и залпом выпила виски, которое ей галантно налил Димка. Так молча она и просидела весь вечер. Только курила и пила, курила и пила. Димка с Мишаней занимались в принципе тем же. Мне же эта пьяная компания уже порядком поднадоела, и я искала подходящий повод, чтобы смыться.
Ничего оригинального не придумав, я наклонилась к Лариске, чтобы сказать, что устала и хочу уйти. И тут мой нос учуял запах ее духов. Запах был необычный, на мой вкус несколько резковатый, но от этого очень запоминающийся. В мозгу как будто что-то щелкнуло, и я, забыв, что хотела сказать, выпрямилась и уставилась на стол. Возле Ларискиного стакана стояла пепельница с окурками от сигарет «Собрание» ... выкуренных наполовину.
— Вот это номер... — Я подняла глаза на Лариску и встретилась с ее злым, загнанным взглядом. — А духи у тебя запоминающиеся...
Лариска резко встала и вышла из комнаты. Димка с Мишаней, не реагируя на нас, дружно поклонялись Бахусу. Я же сидела как на иголках, не зная, что предпринять.
— Что с тобой? — Димка заметил мое ерзанье.
— Устала, спать хочу.
— Да? Ну, пойдем домой, — сразу согласился он.
— Мишаня, и тебе уже пора на боковую.
Мишка вяло протестовал, хотя готов, был уснуть прямо за столом. Мы позвали Ларису и помогли ей уложить Мишку на диван, где тот сразу же и отключился.
— Защитная реакция организма, — хохотнул Димка. — А ты, девушка, молись, чтобы утром он был таким же тихим агнцем, каким выглядит сейчас.
Пьяный агнец храпел на диване. Мы же наконец покинули этот гостеприимный дом, и я, вцепившись в Димкин рукав, потянула его вперед.
— Что ты так несешься? — Димка пребывал в отличном расположении духа и, как ни странно, был абсолютно трезв. — Давай погуляем немного, хорошо-то как на улице.
— Сейчас я тебе такое расскажу, — затарахтела я, — что сам побежишь. В Воронцовке, то есть в Первомайском, были не кто иные, как Лариска и Мишаня.
Димка не побежал, как я ему обещала, а, напротив, даже остановился.
— Ты не бредишь ли, дорогая? Али выпила немножко много? —потрогал он мой лоб. — Поясни.
Я рассказала ему про духи и про окурки. Димка шел сначала молча, обдумывая информацию, потом сказал:
— Насчет духов ты могла ошибиться, ты же не профессиональный нюхач. А окурки... Ну, что такое окурки? Это разве доказательство или улики? К тому же в голове не укладывается, зачем Мишане с Лариской все это было нужно.
— Может, они думали, что мы отправились в Воронцовку за кладом? — предположила я.
— Не тот Мишка человек, чтобы за кладами гоняться. Он не романтик, и денег у него побольше, чем у нас всех, вместе взятых. Нет, не похоже это на Мишку. И вообще в «БМВ» был совсем другой человек.
— Кто же тогда, черт побери?
— Да ведь ты же сама говорила, что это был бывший директор музея.
— Да?.. Да, действительно... говорила. А кстати, сына директора Мишкой звали...
— Если честно, я согласен на то, чтобы никогда не узнать, кто это был, лишь бы он наконец оставил нас в покое. Надоели уже эти скачки с преследованиями. Пойдем лучше почитаем письма из дедовой шкатулки.
На улице уже совсем стемнело, и в нашем доме горел свет. Через открытое окно было видно, что отец, тетушка и Фира сидят в гостиной за круглым столом. Опять шторы забыли задернуть.
— Наверно, Фира живописует наши приключения, — предположила я.
Мы поднялись на террасу и вошли в дом.
— Как вы долго, однако, — сказал отец. — Что там у Михаила?
— Лариса вернулась, — ответила я. — Мишкина радость была бесконечной, пришлось немного задержаться во избежание кровопролития.
— Что? Бушевал?
— Начал было, но Димыч виртуозно переключил его внимание на уничтожение алкогольных напитков. Короче, сегодня все обошлось, а что будет завтра — это уже Ларискины проблемы.
— Что это ты так недобро? — Отец посмотрел на меня поверх очков.
— Она сама вечно на рожон лезет и получает от Мишки по заслугам. Может, это своеобразная форма мазохизма?
Димка налил себе холодного чая и сел за стол.
— Марьяшка потому такая злая, — поведал он, — что решила, будто бы Лариса с Мишкой и есть те самые злоумышленники, от которых все наши проблемы.
— Вот это номер! — обомлел отец. — С чего ты это взяла?
Я объяснила, с чего я это взяла, и рассказала про запах духов и про окурки.
— Ну, это весьма косвенные улики. — Отец тоже не согласился с моими умозаключениями. — К тому же если Лариса действительно куда-то уезжала, то Михаил-то был здесь. Мы его видели каждый день. Нет, дорогая, твоя версия не выдерживает критики...
— Марьяночка, а куда ты спрятала шкатулочку, которую вы в церкви откопали? — спросила тетя Вика. — Очень интересно посмотреть, что там внутри.
Я принесла из своей комнаты ларчик с нашими сокровищами, но прежде чем выставить его на всеобщее обозрение, закрыла все окна и задернула шторы.
— Ничему вас жизнь не учит, — проворчала я. — Все окна нараспашку...
— Так жарко ведь.
— Придется потерпеть. Свет, кстати, тоже желательно притушить, хватит нам и керосиновой лампы.
— Ага, так романтичнее, — поддакнул Фира.
До поздней ночи мы читали письма из прошлого, рассматривали фотографии, строили догадки, какое впечатление произведет все это богатство на Мари Бессьер и что ожидает Димку.
Утром мы как раз пили кофе, когда прибежал Мишаня. Глаза бешеные, физиономия то ли из-за небритости, то ли вследствие перепоя какая-то синяя. И прямо с порога выпалил:
— Где строители? Главный их где?
— Уехали... — растерянно ответил отец. — Отпросились домой на несколько дней.
Мишаня криво усмехнулся, опустился на стул возле стены и вдруг беззвучно зарыдал, сотрясаясь всем телом.
Я в жизни своей не видела плачущего мужчину, да еще такого громилу. Мой бывший муж не в счет. От вида рыдающего Мишки меня аж всю затрясло, а домашние попервости оцепенели. Однако, быстро придя в себя, мы подскочили к Михаилу и окружили его плотным кольцом.
— Марьяша, налей быстро коньяку, — велел отец.
Я кинулась к буфету, плеснула коньяк в чайную чашку и
