Зарчетти метил свои картины двумя способами — приклеивал на большинство бумажную этикетку со своим именем, адресом и написанной чернилами ценой. Особенно ценные картины удостаивались особых штемпелей. Как-то он рассказал мне, что студенты, изучающие живопись, порой сдирают этикетки с дешёвых картин, наклеивают на дорогие и платят ничего не подозревающим продавцам в несколько раз меньше.
Сотрудник лавки набрал на штампе цифры, приложил его к этикетке и приклеил её на заднюю часть картины. «Лавка искусств «Зарчетти», 218, Линкольн авеню, цена $10.98».
На столах лежало с полдесятка штемпелей. Как только клерк отвлёкся, я быстро сунул один в карман.
В полдевятого вечера я вышел из такси у входа в Национальный центр искусств. У себя в кабинете достал сумку с инструментами и материалами, захватил лестницу в кладовке уборщиц и отправился в восточное крыло галереи Вандерстейна. Перед приездом «Знатной дамы» все картины были убраны, а в продолговатой зале сделали ремонт. Я «позаимствовал» у строителей ведро краски, которой они красили стены и потолок.
Шедевру отвели в дальнем углу маленький альков 3,5 метров шириной и около 1,5 глубиной. К потолку у самого входа в него была прикреплена металлическая сетка. Сейчас она была свёрнута, как жалюзи. В дневные часы она будет поднята, как сейчас, а по ночам её будут опускать. Кроме сетки, «Даму», как я и говорил Пулверу, будут охранять день и ночь два морских пехотинца. Поблизости также весь день будут дежурить наши и французские агенты в штатском.
Я проверил свою работу, сделанную в предыдущие вечера, и с удовлетворением убедился, что невооружённым глазом заметить её невозможно. В одной стене внутри алькова я просверлил отверстия в форме круга диаметром метр и вставил в них пороховые заряды с детонаторами. К потолку, богато украшенному лепниной, вела неглубокая штроба. В неё я заложил провод, который тянулся по потолку в дальний угол к зелёной кушетке. За ней я спрятал электрические батареи и пульт. Обнаружить его было невозможно, потому что кушетка весила несколько центнеров.
На металлическую сетку я установил заряд. Две дымовые шашки были спрятаны в алькове, ещё две — в вентиляционной системе и пятая — в стене в десятке метров от картины. Последнюю я установил в стене напротив сетки.
Все отверстия и штробы были замазаны быстро схватывающейся замазкой и покрашены.
Я не боялся, что меня услышит Фред, наш ночной сторож. Фред совершал обход каждые три часа. После каждого обхода он возвращался в каморку в подвале, заводил будильник и ложился спать.
Я натянул резиновые перчатки, взял стамеску и молоток с резиновой головкой и приступил к работе. Через четверть часа в стене появилась круглая ниша сантиметров 10 в глубину и такого же диаметра. Я вставил в неё последнюю дымовую шашку и маленький капсюль-детонатор. Потом подключил к нему провод, сделал штробу в стене и потолке и протянул провод к пульту. Заделал всё замазкой, закрасил и тщательно убрал мусор.
Теперь всё было готово. Во время выступления губернатора я собирался незаметно подойти к кушетке и нажать первую кнопку. Взрыв сломает механизм фиксации, и металлическая сетка упадёт вниз. Она отделит картину от остальной части комнаты и всех, кто в ней находится, включая и морских пехотинцев.
Через пару секунд я нажму вторую кнопку. Все шесть дымовых шашек рванут одновременно. Зала должна быстро наполниться дымом, начнётся паника.
После этого я собирался нажать третью кнопку. В образовавшееся в стене алькова отверстие легко проберётся человек. С картиной, естественно. Он вынесет её в расположенную за альковом каморку. Окно, ведущее в переулок за музеем, будет открыто.
Конечно, «Знатную даму» будет легче украсть до церемонии открытия выставки, но мне, как я объяснил Бернис, нужны свидетели. Причём, чем больше, тем лучше. В противном случае кражу вполне могли замять. Мой же план требовал как можно большей шумихи.
Я был уверен, что никому не придёт в голову заподозрить меня в краже. Главными подозреваемыми будут, конечно, строители, ремонтировавшие комнату несколько недель…
На следующий день «Знатная дама» приехала в Центр на бронированном автомобиле в сопровождении пяти или шести машин с полицейскими, секретными агентами и французской делегацией во главе с месье Арно.
В восточном крыле галереи Вандерстейна ящик осторожно разобрали. Арно с двумя помощниками бережно занёс картину в альков и повесил на отведённое для неё место. Двое морских пехотинцев тут же заняли свои места у входа в нишу.
Я достал из кармана этикетку Зарчетти и со словами: «Извините, джентльмены. По-моему, «Знатная дама» слегка перекосилась», начал пробираться к картине. Поправляя картину, я незаметно приклеил этикетку на заднюю поверхность.
— Ну вот теперь всё в порядке, — удовлетворённо кивнул я и отошёл.
Вечером я приехал к Зарчетти и незаметно положил штемпель на место.
В половину восьмого вечера в галерее Вандерстейна собрались избранные, которым посчастливилось первыми увидеть «Знатную даму». Все они с благоговейным ужасом и восхищением смотрели в сторону ниши, к которой никого не подпускали ближе, чем на шесть метров.
Губернатор приехал ровно в восемь. Мне довелось выступать предпоследним, перед губернатором. Произнеся несколько приличествующих торжественному случаю фраз, я начал медленно пробираться к кушетке. В углу комнаты надел резиновые перчатки и в самый разгар выступления губернатора, когда внимание всех присутствующих было приковано к нему, нажал кнопку.
После резкого хлопка металлическая сетка с лязгом упала вниз и отделила альков с «Дамой» от остальной комнаты. После нажатия второй кнопки шесть хлопков дымовых шашек слились в один. Комнату начали быстро наполнять клубы серовато-белого дыма. Через считанные секунды видимость стала практически нулевой, началась паника.
Взрыв после нажатия третьей кнопки прозвучал значительно громче предыдущих. В стене появилась приличных размеров дыра.
Я снял перчатки и вместе с остальными двинулся на ощупь в соседнюю залу. Там я с интересом наблюдал, как люди в синей форме выбегают глотнуть свежего воздуха и вновь ныряют в клубы дыма.
Губернатор покинул восточную галерею одним из последних, потому что находился дальше всех от выхода. Пехотинцы, очевидно, остались на посту и выполняли свой долг. Я не мог не почувствовать гордости за их патриотизм.
Через полчаса дым выветрился, и я вернулся в восточную галерею. Несколько десятков охранников и официальных лиц толпились у алькова. Одни смотрели на картину, другие пытались поднять сетку. В алькове стояли трое стражей порядка. Очевидно, они пробрались через дыру в стене, проломленную взрывом.
Под руководством лейтенанта Нельсона несколько рослых полицейских с огромным трудом сумели поднять сетку метра на полтора от пола. Мы нагнулись и вошли в альков.
«Знатная дама» казалась нетронутой. Она только слегка покосилась.
— Слава Богу, с ней всё в порядке! — облегчённо вздохнул Арно.
Лейтенант Нельсон показал на дыру в стене и сказал:
— Вор пробрался через дыру после третьего взрыва, но в последний момент чего-то испугался и оставил картину на месте. Он ретировался на улицу через окно. Думаю, оно открыто не случайно.
Андре Арно снял картину и озабоченно изучал её.
— Позвольте мне взглянуть, — попросил я.
— Месье, она моя! — Он прижал картину к груди, словно не мог с ней расстаться.
— Сэр, — строго возразил я, — хочу вам напомнить, что я являюсь куратором этой галереи, а вы находитесь на американской территории.
Француз неохотно протянул «Даму». Я внимательно осмотрел картину, потом перевернул её, на мгновение закрыл глаза и негромко, но с чувством досады воскликнул:
— О, нет!..
Я тут же «мужественно» взял себя в руки и начал торопливо вешать «Знатную даму» на место.
— Джентльмены, к счастью, картина не пострадала. Всё в порядке, можно не беспокоиться.
Арно не дал мне повесить картину. Он вырвал её из моих рук и тоже перевернул. Сейчас все смотрели на заднюю часть полотна. На ней отчётливо виднелась этикетка, на которой было написано синими чернилами: «Лавка искусств Зарчетти, 218, Линкольн авеню. Цена — 14.98 $». Лейтенант Нельсон почесал сначала подбородок, потом затылок и вопросительно посмотрел на Арно.
— Вы уверены, что привезли оригинал?
— Конечно, уверен! — Француз побелел, как мел. Его голос от страха дрожал. — Ничего не понимаю. Откуда она взялась?
— А что, если вор подменил картину? — нарушил затянувшуюся паузу Нельсон. — Я слышал, некоторые мошенники могут так ловко состарить холст и краски, что никто, даже лучшие специалисты, не заметят разницы. Наш преступник, конечно, умён и ловок, но всё же допустил маленькую оплошность. Похоже, в спешке он забыл снять этикетку, когда менял картины.
