Втроем мы кинулись к окну. Несмотря на то что я была к нему ближе всех, лидировала Наташка, бормотавшая, что после «полива» щенок мог и подрасти. На таком-то солнышке. Вот как раз солнышка-то уже и не было. Ясное с утра небо подозрительно нахмурилось. Сломанные, а местами просто поникшие, ветки сирени свидетельствовали о том, что по ней проехался рояль, припаркованный в соседних кустах. Я никак не могла взять в толк, кому надо было подслушивать наш разговор.
– Добрый день… – тихо прозвучало со стороны настежь открытой на веранду двери. Мурашки забегали даже по моей голове, ощутимо шевеля волосы. Я не могла найти в себе силы оглянуться, тогда как Наталью и Тимку одолевало любопытство. А поскольку я придавила их сверху, удовлетворить его должным образом – просто повернув голову в сторону двери, они не могли. Наташкины вопли, волею случая обращенные к поверженной сирени, не помогли мне, как она советовала, немедленно «отлепиться». А вот тихие отчаянные стенания Тимки: «в-вы… м-меня… ща… р-раз… да…вите…» заставили сползти к их ногам. Но оглянуться я все равно боялась. Сидела с закрытыми глазами, не ощущая толчков, выбирающихся из спровоцированного мной «завала» Наташки и Тимки. Мелькнула мысль, что я похожа на медитирующего Самурайца.
– О как!
Что ж, освобожденная Наталья наконец заткнулась, пораженная встречей с недавним прошлым и присела рядом со мной на колени. Зря. Без привычки так долго не просидишь…
– Здрассте, Евгения Георгиевна, – перешагнув через наш тандем, вежливо поздоровался с гостьей Тимка. – Вы приехали за мной? Не стоило беспокоиться. Вам плохо?!
– Тима, ты сам?… Сам встал?
Георгиновна выглядела так, как будто ее выстирали, выжали и плохо погладили утюгом. Голос звучал мучительно тихо и без эмоциональной окраски. Довольно равнодушно. Или мне так казалось после «громкоговорителя», сидевшей рядом со мной?
– Да вы, Евгения Георгиевна, кого угодно поднимите, – особо не надрываясь, ответила за него Наташка. И тут же сама себя опровергла. Предпринятая подругой попытка встать, привела лишь к тому, что она уронила меня. Я растянулась на боку, почувствовав явное облегчение – успела отсидеть ноги. Первым на помощь пришел Кноп, слегка тяпнув меня за ухо. Потом Тимка, пытавшийся подхватить щенка на руки. Кноп клубком носился по комнате, удачно избегая Тимкиных рук и весело его облаивая. Когда подоспел Самураец, я уже поневоле, без посторонней помощи, стояла на ногах, потирая правое ухо. Левое лохматому разбойнику подставлять не хотелось. А Наташка вообще сидела на подоконнике.
– Ваш самолет, Евгения Георгиевна, не долетел до заморских Лук… Ни Верхних, ни Нижних, – сделала я печальный вывод. – Злоумышленники слили весь керосин еще в аэропорту.
– Я не смогла улететь.
Наташка смотрела на нее с ужасом. А я с ужасом смотрела на Наташку. Забудет, на чем сидит, и кувыркнется вверх тормашками. Интересно, что такое «тормашки»? Впрочем, не важно, все равно – вниз головой. Может, точно также вылетела из салона самолета Георгиновна? Неужели ее пытались арестовать?
– Значит, вещи вы отправили, а сами остались. Пошутили с ними. И с нами. Ир, в этом месте следует рассмеяться.
Георгиновна нагнулась, пытаясь отогнать резвого щенка, решившего оторвать шнуровку ее босоножек. Ей это не удалось. Тимке и подавно – парень забегался. Массированные атаки Кнопа из разных мест продолжались, он ловко уворачивался от Тимкиных рук, и Георгиновна с трудом добралась до дивана, стараясь не раздавить щенка, не покалечить Тимку и не упасть самой.
– Ах ты, вертушка! – ласково пожурила щенка Наташка и ринулась к ногам Георгиновны. – Ему бы сейчас намордник, налапники и металлическую цепь, чтобы знал свое место. – На уровне Наташкиного подбородка фиксированно торчала забавная мордочка Кнопа. – Тимофей, забирай у меня своего отморозка и унеси куда-нибудь! Поговорить не дает.
Стоявший в дверях Илья Иванович слегка посторонился, пропуская Тимку, и снова застыл на своем посту, расставив ноги чуть меньше, чем на ширину плеч, и сложив на груди руки. Георгиновна, зябко передернулась, распрямилась и, не обращая на Самурайца внимания, выдала:
– Я решила добровольно сдаться следствию. Не хочу остаток жизни жить в звании убийцы. От судьбы не уйдешь. Помогите мне, пожалуйста. Без вас я не обойдусь.
– В смысле, мы должны сдаться вместе с вами? – задала наводящий вопрос Наташка. – Да вы с ума сошли! Только сумасшедший человек способен так надуть авиакомпанию – купить билет и не полететь. Раньше такой анекдот был, только про паровоз.
– Вот-вот, Раиса тоже обозвала меня сумасшедшей! А я… я просто дочь своего отца и сестра своего брата!
– Да у вас это на генном уровне! – ахнула Наташка.
Георгиновна вскочила, сжала маленькие кулачки, сделала шаг по направлению к Наташке, наступив на развязанный шнурок, и, даже не охнув, полетела вперед. Если бы не Самураец-перехватчик, не знаю, чем бы все кончилось. Поймав Георгиновну в свои железные объятия, он легко вернул ее на диван и, взглядом указав нам на места рядом с ней, отправился на кухню. Не знаю, что он ей там приготовил, но минут через десять Георгиновна пришла в себя, и мы получили возможность услышать более-менее связный рассказ о том, что произошло.
Она уже прошла таможенный контроль, когда в зал вошел наряд милиции с собакой и направился прямо к ней. Женщина помертвела и решила, что это конец. Только и успела прошептать: «Все правильно…» Очнувшись, поняла, что на чем-то лежит, а над ней склонилось незнакомое лицо мужчины в белом халате. Быстро выяснилось, что в таком состоянии она не может лететь. Давление нормализовалось, но врача насторожило упорное желание пассажирки сдаться какой-то собаке. Она уверяла, что ее хотели арестовать и она к этому готова. Быстро выяснилось, что милиции аэропорта имеющая двойное гражданство заморская гостья на фиг не нужна. И тут ей опять стало плохо. Георгиновна, поверившая наконец в реальность своего глюка, решила, что Господь послал ей знамение – надо отвечать за свои поступки. Иными словами, повиниться перед Серовыми, Раисой, матерью Арефьева и опять-таки сдаться правоохранительным органам. Вот только выше ее сил рассказать все брату. Она надеялась, что за нее это сделает Светлана. Все пошло не так, как хотелось. Приняв очередную дозу лекарств, а следом решение немедленно действовать, Георгиновна сорвалась с кушетки и, подхватив свою сумочку (чемодан отправился в туманный Альбион), взяла такси и за бешеные деньги прикатила в больницу к Раисе Афанасьевне, к тому моменту переведенной в общую палату на общих же основаниях: следствие посчитало, что внешняя угроза ей не светит. Остановить Георгиновну не смог даже дежуривший внизу охранник. Наверняка остался горд своим поступком – не стал брать взятку с пожилой посетительницы, прибежавшей в неурочное время.
В больничной палате женщина немного остыла – задуманной сцене, по которой ей надлежало валяться в ногах у Раисы, громко вымаливая прощение, мешало семь человек зрителей, четверо из которых спали, двое читали, а одна просто делала вид, что читает, находясь в состоянии, пограничном со сном. Было очевидно – Раиса ее узнала. В глазах потерпевшей метнулся откровенный ужас, но пересилила жадность: посетительница остервенело рылась в сумочке, разыскивая, как предположила болящая, кошелек. Значит, хотела оптом откупиться от содеянного – и за бутылку с ядом, и за попытку лишить Раису того прекрасного состояния, которое именуется жизнью. Раиса заволновалась – кто же дает взятку при свидетелях? Но тут Георгиновна вытащила из сумочки смятый платочек и приложила к глазам, из которых лились покаянные слезы. Волна разочарования и злости накрыла Раису Афанасьевну вместе с больной головой. Не думая о сопалатницах, она заорала: «Кто пустил сюда эту сумасшедшую?! Кто она такая?!» Соседки по койкам всполошились. Георгиновне это напомнило большой курятник, который она видела в детстве в деревне. Кричали все, но каждая о своем. Кто-то жаловался на то, что не дают спать, кому-то мешали читать. А лично Раисе всякие праздношатающиеся сумасшедшие бабы мешают выздоравливать.
Влетевшая в палату дежурная медсестра мигом оборвала гвалт и поинтересовалась у Георгиновны, каким образом она сюда попала. А главное – к кому. Тщетно Георгиновна, отбиваясь от медсестры, умоляла Раису ее простить. Та не желала слушать никаких извинений от совершенно незнакомой чокнутой старухи, сбежавшей из психушки. И тогда Евгения Георгиевна, вспомнив мои предсказания о возможном поведении Раисы, осознала, что она скорее всего немножко неправильно истолковала знамение Господне.
Медсестра уже подтаскивала сопротивляющую Георгиновну к дверям, когда та вновь сунулась в свою сумочку.
– Подождите! – властно заявила Раиса медсестре. – Кажется, эта ненормальная хочет сказать что-то умное.
Почувствовав, что хватка медсестры ослабла, Георгиновна вытянула из внутреннего кармашка доселе невиданные девушкой английские фунты стерлингов и кротко попросила передать их Раисе. За вред здоровью, причиненный своим визитом.