похожей на крупную девочку. И Борис, всякий раз видя ее, представлял себе, какой она была в детстве. Наверняка такой же. Разве что подросла и слегка раздобрела.
— Ну хорошо! — бодро произнес Борис, размышляя, подойти ли к сыну и взять его на руки, прижать к себе его теплое тело, вдохнуть его милый сладко-молочный запах или же оставить в покое, пусть уже кушает.
Вот если бы рядом была Женя, он, конечно же, взял бы малыша, потискал его, зацеловал.
Ну ладно, позже зайду, решил он и, пробормотав Соне «спасибо вам», вышел из детской.
Женю он нашел в саду, она дремала в гамаке под яблоней.
— Привет. — Борис, нагнувшись, чтобы пройти под разросшимися ветвями, подошел к гамаку и сел в плетеное кресло. Сад начал темнеть, солнце скрылось за облаками, пару раз сквозь яблоневую листву добрались до его лица дождевые капли. — Просыпайся, дождь начинается.
Женя открыла глаза. Открыла, но взгляд ее еще туманился, и она сама словно еще спала. И такая при этом была смешная!
— Боря? — Наконец она проснулась. — А который час?
Она умылась сухими ладонями, замотала головой.
— Половина четвертого. Я просто пораньше приехал. Там цветы на кухне… Надо бы в воду поставить.
— Цветы? Да у нас же полон сад роз, Боря!
— А там не розы, а какие-то другие цветы…
— Спасибо, — Женя протянула к нему руки, и они обнялись. — Наташа вернулась. Она была ну очень удивлена, узнав от меня (само собой), как запаниковал и испугался Петр, когда узнал, что она уехала.
— Не представляю себе, сколько должно пройти времени, чтобы он уже успокоился и начал доверять ей. Так невозможно жить! Если ты постоянно ждешь, что она бросит тебя, то, может, надо бы включить уже мозги и подумать, а ту ли ты женщину выбрал, я прав?
— Ты прав в одном — видимо, прошло недостаточно времени, чтобы он избавился уже от своих страхов ее потерять. Тогда, когда она пропала, исчезла, он ее как бы потерял, для него начался отсчет адского времени, понимаешь? И ему было, видать, так плохо, что он никак не может этого забыть.
— Да все понятно… Это же Петр! Но, с другой стороны, не могу представить себе женщину, которая не оценила бы его по достоинству, которая не полюбила бы его уже за то, что он умеет любить и быть преданным. Да, конечно, он старше ее, у него полно недостатков, он слишком большой фантазер, неисправимый романтик, чрезмерно добрый и, одновременно, ленивый и тяжелый на подъем, но он умный, милый, его невозможно не любить!
— Как же ты любишь своего брата! Помоги-ка! — Женя протянула руку Борису, и тот помог выбраться ей из глубокого гамака. — Нет, это устройство не для меня. Того и гляди свалишься… Да с него все падает. Вон и книга упала в траву, плед…
Дождь тихо зашуршал, зашумел в листве, Женя с Борисом, подхватив подушки, книгу и плед, побежали к дому. На террасе, успевшие слегка промокнуть, обнялись и поцеловались.
В такие минуты Женя всегда спрашивала себя, как она могла когда-то злиться на Бориса, раздражаться в моменты, когда он упрекал ее за то, что она так активно занимается своими «дурацкими» расследованиями, помогая Реброву, их семейному другу, следователю и просто хорошему человеку. А как она могла вообще однажды взять и уехать из дома, чуть ли не на целый месяц, бросив его просто потому, что приняла его чрезмерную, как ей тогда показалось, заботу за извинения, словно он изменил ей. А ведь они тогда только поженились, и он просто любил ее, заваливал подарками, цветами, был с ней необычайно ласков. И как она могла заподозрить его в измене? Вероятно, все дело в том, что она никогда прежде не встречала такого мужчину, такую любовь.
Из приоткрытого кухонного окна доносились голоса. Смех.
Женя с Борисом понимающе переглянулись. Потом взялись за руки и вошли в дом.
— Ну что, нашлась пропажа? — загремел Борис, едва войдя на кухню, где за столом сидели и пили чай счастливый и сияющий Петр и бледная, осунувшаяся, с застывшей улыбкой на лице Наташа.
А ведь она беременна, предположила Женя. Может, она ждет от Петра предложения, а он все никак не решится?
Вот такие мысли почему-то возникли сразу, как только Женя обратила внимание на нездоровый вид молодой женщины.
— Привет, моя дорогая, — Женя вошла и приобняла Наташу. — Ты здорова?
— Здорова. Хотя… Ты права, у меня с самого утра болит голова.
— Так где ты была-то?
Борис между тем открыл холодильник и достал овощи. Сделал знак Петру, тот вскочил со своего места, и братья, к великому удивлению Жени, принялись готовить салат.
Женя с Наташей вышли из кухни и теперь разговаривали в холле, чтобы мужчины их не слышали.
— Да ездила смотреть один дом… Я не знала, что здесь меня потеряют.
— Вы на самом деле хотите уехать отсюда? Наташа? Вы серьезно?
— Да я теперь уже и не знаю… Понимаешь, рано или поздно мы поженимся, у нас пойдут дети… Во всяком случае, мне бы этого очень хотелось. Это я про детей.
— Дом огромный! Здесь всем места хватит. Ты только посмотри, в каком прекрасном месте мы живем! Какая природа! Сад! Если хочешь, можешь переделать весь второй этаж по своему вкусу. Я бы очень, очень хотела, чтобы вы здесь остались. И я тебя полюбила, и Борис будет тосковать без брата…
— Посмотрим… и сама уже не знаю…
Раздался звук подъезжающей машины, это вернулась с покупками Галина Петровна, домработница. Для этих целей хозяевами было принято решение нанять водителя с собственным автомобилем. Им оказался хороший знакомый Галины Петровны, ее сосед, Юрий Петрович, проживающий, как и она сама, неподалеку в поселке. Мужчина пенсионного возраста, но довольно еще крепкий, всегда опрятный, выбритый и хорошо пахнущий, он, по мнению домочадцев, был влюблен в Галину и потому, получив от нее предложение подработать, обрадовался возможности почаще видеть ее и помогать, сопровождать на рынок в Подольск, по магазинам в Москву, а заодно и возить на работу и домой.
Подъехав к самому крыльцу, Юрий Петрович вышел из машины, открыл багажник и принялся
