Кортеж из трех машин долетел до аэропорта без единой остановки. Но и на въезде в парковочную зону ни один из автомобилей не остановился — нарезая какие-то непонятные круги, главный лимузин вырулил на летное поле.
В какой-то момент Элка просто перестала понимать, что происходит. Это не могло быть реальностью. Покружив по размеченному бетону, головной лимузин остановился у трапа небольшого самолета. С переднего сиденья сорвался молодой человек в темно-сером костюме, выскочил из автомобиля, распахнул перед Ёлкой дверь, помог девушке выбраться из машины, прикрывая ее собой от окружающего мира. Откуда-то материализовался все тот же Александр, и мужчины — один на два шага спереди, второй на полшага сзади — проводили Ёлку в самолет… В совершенно пустой! То есть стюардессы там были — две девушки такой модельной внешности, что Оксана Федорова с Наоми Кэмпбелл в обнимку сдохли бы от зависти. Еще там был невысокий блекленький человек, он поднялся навстречу Ёлке, а вот пассажиров в самолете — ни единого!
Изнутри аэроплан был больше похож на кабинет средних размеров — с кожаными бежевыми диванами и ореховой мебелью. Никаких затрапезных кресел рядами, никаких откидывающихся столиков.
Молодой человек неприметной внешности обрадовался Элке как родной, представился Евгением и предложил устраиваться поудобней.
— Лететь недолго, думаю, утомиться вы не успеете! — лучезарно улыбнулся он. — Что я могу вам предложить? Может, кофе? Еще рано, я думаю, вы не успели позавтракать?
— А давайте кофе! — махнула рукой Ёлка. Чего уж тут — раз предлагают, значит, надо соглашаться.
Через несколько минут чашка крепкого, чуть сладкого (как раз так, как любила Элка) кофе дымилась на невысоком журнальном столике. Рядом пристроилась тарелочка с аккуратно разложенным на ней сыром. Элка обожала кофе вприкуску с сыром! Ну надо же, как удачненько!
Как потом выяснилось, эти двое — Евгений и Саша — заранее изучили все ее привычки. А еще выяснилось, что они оба являются офигенно квалифицированными телохранителями. Личными Элкиными телохранителями.
Нежное щебетание на идеальном французском, доносившееся с кухни, означало только одно — пока Ёлка плескалась в душе, к ним на огонек заскочила Оксанка и уже сидит за большим столом, напропалую кокетничая со Стивом.
Стив Ксюху обожал. Мало того, что ее классический, за многие годы доведенный бабушкой Леви до совершенства французский язык был бальзамом на снобистскую парижскую душу Стива, так еще и сама девушка нравилась ему до невероятности!
— Боже мой, Стив, я вас умоляю, женитесь, наконец, на мне! — В больших темных глазах Ксюхи плескалась такая нежность, что любой мужчина на месте повара бросил бы все и ушел за этой красавицей на край света. — Стив, вы гений! Это просто гениально вкусно!
Ага, все понятно. Страшно ведущийся на любого уровня лесть Стив успел соорудить для Ксюхи хрустящие диетические канапе из тостов, курицы и какой-то зелени. Ксюха эти канапе обожала и была готова петь любые дифирамбы в адрес автора этой вкусноты.
Стив зарделся, изящно промучрал что-то эротично-благодарственное себе под нос и поставил перед Ксюшей высокий запотевший стакан со свежевыжатым грейпфрутовым соком.
— Мerci bien! — мурлыкнула в ответ красотка.
Стив заулыбался, зачарованно любуясь тем, как темноволосая красавица уничтожает вкуснейшие канапе, и только после того, как удовлетворился увиденным, обратил внимание на свою непосредственную хозяйку.
— Ваш завтрак, mademoiselle! — торжественно сообщил он, выставляя перед Элкой тарелки-тарелочки-хлебницы-масленки-вилочки-ложечки-и-прочее-все-что-полагается-для завтрака приличным девушкам.
— Тout 'tait tr's bien! — Довольно откинулась в кресле Ксюха и тут же перешла на великий и могучий: — Ну ты, мать, вчера шороху наделала в родном городишке!
Она бесцеремонно вытащила из рук Терминатора-Саши какую-то газетенку и начала тыкать ею в лицо жующей Ёлке:
— Папа Уткин сегодня утром был отстранен от занимаемой должности! С лишением всех регалий и почестей! На него уже дело завели! Бывшие коллеги, еще вчера активно вылизывавшие высокопоставленную задницу, уже сегодня дают интервью и показания о коррумпированности бывшего начальника! Даже в местной «Мурзилке» напечатали разоблачающую статью! Рядом с репортажем об аресте его единственного сына — наркомана и уголовника!
Ёлка пожала плечами — мол, ну кто ж тут виноват?
— Мой папа сегодня с утреца хлобыстнул рюмаху коньячку на радостях! — продолжала Ксюха. — Представляешь! Мой непьющий папаша, хлещущий коньяк в восемь утра! Ему этот Уткин последние полгода так пакостил, что папа уже о найме киллера начал задумываться! А тут ты, блин, не вовремя на улицу вышла! Кстати, а почему нигде нет ни слова о твоем участии во всей этой заварухе? Газеты про какую-то спланированную операцию доблестных ментов пишут — мол, и папу и сына давно пасли и наконец-то взяли с поличным… Но мы-то знаем, где кошка порылась!
— Мы знаем, и этого достаточно, — спокойно, но безапелляционно подытожил Евгений. Он внимательно посмотрел на Оксанку: мол, понятно?
Ксюха тут же успокоилась, кивнула, мол, чего ж тут непонятного, и переключилась на не менее волнующую тему:
— Слышь, а тот твой вчерашний красавчик, он кто? Куда потерялся? Я думала, ты с ним уедешь!
Блин, ну ведь же не отстанет, пока все не выпытает!
— Он тренер по какому-то там тейквондо. Договорились сегодня днем созвониться и романтично погулять где-нибудь в парке… — оптом вывалила всю информацию Ёлка.
— «Где-нибудь в парке», — передразнила Оксанка подружку. — Твоим орлам опять придется полгорода оцеплять, чтобы ты смогла с юношей погулять! Пожалела бы парней, назначала бы свидания в замкнутых пространствах, чтоб им легче работалось!
Ксюха подмигнула «орлам», те показушно-горестно вздохнули в унисон, мол, чего поделать, работа у нас такая…
— А когда он обещал позвонить? Или ты ему звонить будешь? Помнишь, как нам бабуля всегда говорила: девушка никогда не должна звонить первой молодому человеку и напрашиваться на свидания! Так что сама не звони!
Девчонки прыснули. Лекции бабушки Леви — это отдельная глава в их жизни. То, как воспитывала девочек старушка княжеских кровей, они не забудут никогда…
— Кстати, по поводу звонков и девушек! — Ксюха со свойственной ей ветреностью уже переключилась на следующую тему разговора. — Знаешь, кто мне вчера вечером звонил? Ну, когда Шурик этих козлов раскидал? Я только потом поняла, кто это был! Помнишь Машку? Ну, ёкарный бабай, ну Машку-барби, ну из академии! Ёлка, не тупи, ее нельзя не помнить!
Тут Ксюха была права. Машку-барби не помнить было нельзя.
Девчонки учились на четвертом курсе, когда в академии появилось это чудо. Каждый, кто первый раз видел блондинку-первокурсницу, терял дар речи и начинал заикаться от восхищения. Мужчины особенно.
Красоты Машка была необыкновенной. Ее юбчонки, длиной эдак сантиметров десяти от талии, открывали народу дивной стройности и длины ноги, к которым был готов упасть любой представитель сильного пола старше шести лет отроду. Ее правильное, словно выточенное из сияющего камня личико сводило с ума все живое: аккуратный, чуть вздернутый носик, пухлые губки (Анджелина Джоли курит в углу от зависти) манили на небеса, а огромнейшие, чуть влажные, как у олененка Бэмби, только голубые глазищи, обрамленные пушистыми ресницами, были раз и навсегда признаны самыми красивыми глазами в Академии за всю ее историю.
То есть все женское население Академии Машку ненавидело.
Соответственно, все мужское население Академии Машку обожало. Даже тогда, когда она открывала рот, чтобы что-нибудь сказать. А несла она обычно такую пургу, что даже столовского кота Бутера иногда начинало подташнивать.
Про то, как Машка училась, думаю, говорить не надо — она не училась, она блистала. Все женщины-преподаватели (кто предвзято, кто честно за тупость невбубенную) красавицу валили по-страшному и выше «неуда» никогда не ставили.
А мужики, в том числе декан факультета и лично ректор, при виде Машеньки начинали блеять, вне зависимости от научных званий и уровня интеллекта, и, не глядя, писали в зачетку девушки «отл.» — потому как, по их мнению, такая красота вообще думать не должна! Ей по статусу не положено.
Эти же декан и ректор регулярно вытаскивали к себе на ковер озлобленных дам-преподавательниц, приказывали исправить Машеньке все «неуды», чем окончательно доводили профессорш и доцентш до истерик и попыток суицида.
А Машенька взирала на всю эту нелепую возню вокруг себя с высоты ста семидесяти сантиметров (плюс каблуки двенадцать) и томно вздыхала.
