Шура театрально развел руками и с довольным выражением лица посмотрел на молчавших комитетчиков, тупо глядевшими на него.
— А что теперь прикажете с Шептило делать? — нарушил молчание Анатолий Викторович. — Как с ним быть?
— Как? Да никак, — махнул рукой Холмов. — Отпустить на все четыре стороны — и все дела.
— Как это «отпустить»? Хорошенькое дело «отпустить»! — засипел Кочергин. — Человек совершил такое тяжкое правонарушение, осквернил памятник вождю мирового пролетариата, а вы «отпустить».
— Милый мой, неужели вы хотите раздуть дело о том, что какой-то ханыга мочился на памятник Ленину в тот самый момент, когда в нескольких десятках метров от него находился Генеральный секретарь ЦК КПСС? — искренне изумился Холмов. — Вы в своем уме? Да это будет такой скандал, по сравнению с которым утеря ключа от «ядерного чемоданчика» покажется вам мелкой неприятностью! Тогда у всей вашей «девятки» уж точно головы полетят, можете не сомневаться.
— Хм, пожалуй вы, как всегда правы… — подумав, согласился Кочергин, почесывая небритую щеку. В этот момент дверь кабинета распахнулась и дежурный офицер Зеленогорского Управления КГБ бодро отрапортовал, обращаясь к Михаилу Алексеевичу:
— Товарищ майор, только что на окраине города совершил посадку вертолет, на котором прибыла вызванная вами группа водолазов-аквалангистов. Какие будут ваши дальнейшие распоряжения — послать за ними машину, или вы сами подъедете к ним, и укажете место и фронт работ?
— Скажи им, пусть катятся на все четыре стороны, они мне уже больше не нужны, — махнул рукой Кочергин. — Или нет, отставить, передай им, пусть ждут нас на месте. Мы улетим в Москву на этом же вертолете….
Поезд № 23 «Москва-Одесса» постепенно замедлил ход и вскоре остановился, дернувшись пару раз.
— Что там за полустанок, Вацман? — зевнув, поинтересовался Шура Холмов, лениво развалившийся на мягкой полке двухместного купе вагона «СВ».
— Кажись Раздельная, — сообщил Дима, выглянув в окошко. — Да, точно, Раздельная.
— Если Раздельная, то считай мы уже одной ногой дома, — констатировал Холмов, поглаживая себя по голому животу. — В таком случае предлагаю охолостить по пятьдесят граммов коньячку, в честь скорого возвращения на историческую родину.
Дима с готовностью разлил по стаканам стоявший на столике коньяк и быстренько «настругал» на газету закуски — сырокопченой колбаски и голландского сыра. Шутливо вскинув стаканы, друзья чокнулись и выпили. Между тем поезд, постояв совсем немного, по причине опоздания, у перрона Раздельной, тихонечко тронулся и, набирая ход, весело застучал по рельсам. Швырнув в рот кусок колбасы, Шура опять улегся на полку и, уставившись в покатый вагонный потолок, мысленно вновь, уже в который раз, вернулся к своему прощальному разговору с начальником девятого отдела КГБ СССР.
… Сердечно поблагодарив Холмова за блестяще выполненное сложнейшее задание, генерал-лейтенант, широко улыбаясь, произнес.
— Ну, Александр Борисович, а теперь как в той сказке про золотую рыбку — проси, чего хочешь! Впрочем, я и сам знаю, чего ты хочешь — восстановиться на работу в органах внутренних дел, угадал? Нет ничего проще — приедешь в Одессу, сразу подыщем тебе хорошую должность.
А там, через годик, глядишь, и к себе возьмем, нам такие толковые хлопцы позарез нужны…
— Большое спасибо, товарищ генерал, за вашу заботу, но… в общем, я, наверное, откажусь от столь лестного предложения, — немного помявшись, медленно произнес Холмов в ответ. Заметив на лице генерала выражение неподдельного удивления, смешанного с настороженностью, Шура торопливо стал объяснять. — Понимаете, я действительно после увольнения долгое время мечтал о возвращении в органы, в свою милицию, но теперь… Теперь, когда я почувствовал вкус самостоятельной работы — без указаний начальства, окриков парткома, без инструкций и застарелых догм я… я не смогу работать иначе. Я полюбил нелегкую профессию частного детектива-одиночки, и единственное, о чем я хочу вас попросить — это сделать все возможное, чтобы мне никто не мешал работать. Поймите меня, ради Бога, правильно…
— Что ж, где-то в чем-то понять тебя можно, — немного подумав, нехотя согласился начальник «девятки». — Что ж, будь по-твоему. Возвращайся в Одессу и спокойно работай, тебя никто не тронет.
— Да, кстати, насчет «никто не тронет», — вспомнил Шура. — Понимаете, товарищ генерал, сцепился я некоторое время назад с одной одесской коррумпированной бандой…
И Шура сбивчиво стал рассказывать начальнику девятого отдела КГБ о своем конфликте с зам. начальником горУВД Одессы Люстриным и его окружением, о деятельности одесской мафии, о поджоге и нападении на его квартиру на улице Пекарной 21 «б», о бегстве из Одессы и о многом другом, о чем вам уже известно. Генерал-лейтенант слушал его очень внимательно, не перебивая и делая кое-какие пометки в своей записной книжке.
— Так что тронуть меня, увы, могут, и здорово тронуть, — закончил свой рассказ. — Не в моих привычках заниматься доносами и жалобами, а также просить у кого-то помощи, но… одному мне с этой сворой не справиться, слишком не равны силы. Но рано или поздно они меня достанут. А уезжать из Одессы я не хочу…
— Многое из того, о чем вы мне сейчас рассказали, нам уже известно, — нахмурившись, сообщил начальник «девятки», переходя на официальный тон. С недавних пор, а именно после выхода вот этой статьи в «Литературке» (тут генерал достал из шкафа газету, развернул ее и показал Шуре заголовок — «После шторма») наша организация стала серьезно «чистить» Одессу. Новое руководство партии и лично Юрий Владимирович Андропов требует беспощадно избавляться от подобной нечисти. Некоторые из тех людей, о которых вы мне сообщили, уже арестованы, в том числе и Люстрин, многие попадут за решетку в самое ближайшее время. Так что считайте, что одесской мафии уже больше не существует. Езжайте себе в Одессу и спокойно работайте, а ежели что — обращайтесь к нам, поможем. Ну, желаю успехов в труде. Только не перегибайте палку и не идите на конфликт с законом, как в случае с Хомяковым…
— Но ведь я, в конечном итоге, в данном случае тоже оказался прав! — не удержался и несколько резко ответил Шура.
— Не будем сейчас разводить дискуссию на эту тему, — миролюбиво ответил генерал-лейтенант КГБ, доставая из ящика стола какой-то увесистый пакет. — Вот вам материальное вознаграждение за труды, так сказать гонорар — тысяча рублей. Расписки не надо — эти деньги собрали наши сотрудники. Ну, будьте здоровы, привет Одессе-маме…
… Дверь купе с мягким шорохом приоткрылась, и задумавшийся Холмов услышал хриплый голос проводницы:
— Хлопцы, сдавайте постели, через пятнадцать минут Одесса… — Ха, Вацман, скоро Одесса! — радостно хлопнул в ладоши Шура, соскочив с полки. Подойдя к окну, он опустил вниз стекло и, высунув голову из вагона, с удовольствием подставил лицо горячему степному воздуху.
— Ого-го-го-о!! — неожиданно громко закричал Шура Холмов, щуря слезящиеся от набегающего потока воздуха глаза. — Наша Одесса-мама уже видна невооруженным глазом! Эх, Вацман, как прекрасна, как хороша жизнь…
— Это точно, — согласился Дима Вацман, доставая с верхней полки чемодан. г. ОДЕССА. 1991–1997 гг.
