Майор протянул руку, чтобы позвонить секретарю, но секретарь вошёл сам.
— Сэр, к вам некий господин Проскер.
— Спросите у него, что он будет пить, — сказал майор.
— Простите? — изумился секретарь.
— Бурбон для этих господ и скотч с капелькой воды для меня.
— Хорошо, сэр.
— И пригласите сюда господина Проскера.
— Да, сэр.
Секретарь вышел, и майор услышал, как кто-то воскликнул: «Джек Дэниэлс!». Он уже хотел порыться в досье, но вспомнил, что это сорт американского виски.
Через несколько секунд в комнату размашистыми шагами вошёл Проскер с чёрным «дипломатом» в руке. На его лице сияла улыбка.
— Господа, я спешу, — заявил он. — Надеюсь, мы не будем задерживаться. Полагаю, вы — майор Айко?
Майор встал и пожал руку адвоката. Последовали дальнейшие представления. Проскер вручил визитки Дортмундеру и Келпу.
— На случай, если вам понадобится помощь, хотя, надеюсь, до этого не дойдёт.
Он хихикнул и подмигнул.
Затем все снова сели, но тут вошёл секретарь с напитками на подносе. Наконец, дверь за ним закрылась, и Проскер взял слово.
— Господа, я редко даю своим клиентам советы, которые идут против закона, но ради нашего друга Гринвуда я сделал исключение. «Алан, — сказал я ему, — свяжи из простыней лестницу и удирай отсюда». Господа, Алан Гринвуд был пойман с поличным, как говорится. На нём не нашли изумруда, но это не имеет значения. Он находился на месте преступления в форме сторожа и был опознан полудюжиной охранников как один из людей, застигнутых около изумруда «Балабомо» в момент кражи. Гринвуд находится в их власти. Я ничего не смогу сделать для него и ему об этом сказал. Его единственная надежда — побег.
— А изумруд? — спросил Дортмундер.
Проскер развёл руками.
— По словам моего клиента, получив камень от вашего коллеги Чефуика, он успел спрятать изумруд на себе, прежде чем его схватили, а потом укрыл в надёжном месте, известном ему одному.
— Значит, если мы поможем ему бежать, он отдаст нам изумруд, и мы получим условленную сумму?
— Безусловно.
Дортмундер повернулся к Айко.
— И мы вновь начинаем получать зарплату?
Майор неохотно кивнул.
— Операция обходится дороже, чем я предполагал, — произнёс он.
— Но, очевидно, выхода нет.
— Только не надо идти на жертвы, майор.
— Возможно, вы не понимаете, Дортмундер, — повысил голос Айко. — Талабво не относится к числу богатых стран. Наш валовой национальный продукт едва перевалил за двенадцать миллионов долларов. Мы не можем, как другие государства, содержать иностранных преступников.
Дортмундер ощетинился.
— Это какие же государства вы имеете в виду?
— Я не буду их называть.
— На что вы намекаете, майор?
— Ну, ну, — с напускным благодушием вмешался Проскер. — Не будем разжигать национальную рознь. Я уверен, что каждый по своему патриот, но главное сейчас — Алан Гринвуд и изумруд «Балабомо». У меня здесь… — он взял «дипломат», положил его на колени, открыл замки и вынул бумаги. — Вам, Дортмундер.
— Что это?
— Планы тюрьмы, составленные Гринвудом. Фотографии, которые я сделал сам. Указания Гринвуда в отношении прихода и ухода сторожей и прочее.
Проскер достал из «дипломата» три больших конверта и отдал их Дортмундеру.
После этого говорить было не о чём, и они ещё некоторое время пили молча, потом все встали и, обменявшись рукопожатиями, разошлись.
Майор подошёл к окну, выходящему на Пятую авеню, но даже это зрелище отчаянной дороговизны и престижа, обычно приводящее его в отличное настроение, сейчас не успокаивало. Майор злился на себя. Это было ошибкой: пожаловаться на бедность Талабво. В шовинистическом угаре Дортмундер ничего не заметил, но не задумается ли он позже? Не начнёт ли складывать два и два?
— А здесь симпатично, — сказал Келп.
— Недурно, — признал Дортмундер. Он закрыл дверь и спрятал ключ в карман.
Действительно, недурно. Гораздо лучше того места, в котором он жил в Трентоне.
Начать хотя бы с того, что здесь не было кровати, а стоял исполненный достоинства диван, на ночь раскладывающийся в двуспальную постель. Комната в Трентоне была вдвое меньше, и практически всё место занимала там тяжёлая старая кровать, застеленная выцветшим покрывалом.
Но преимущества на этом не кончались. Вместо трентоновской электроплитки — настоящая кухня: с плитой, холодильником, ящиками, полками, утварью и раковиной. Более того, единственное узкое окошко в Трентоне упиралось прямо в глухую стену соседнего здания, а тут окна выходили на задний двор, так что при желании можно было высунуться и увидеть внизу справа несколько деревьев и травку. И лавочки, где порой собирался посудачить народ. И пожарную лестницу, на случай, если по какой-то причине не захочется пользоваться дверью.
Но главное, в комнате был кондиционер, встроенный под левое окно; Дортмундер держал его включённым день и ночь.
Снаружи Нью-Йорк мучался от июля, а здесь стоял вечный май. Причём, очень приятный май.
Келп немедленно заметил это.
— Симпатично и свежо, — повторил он, вытирая пот со лба.
— Именно это мне и нравится, — подтвердил Дортмундер.
— Хочешь выпить?
— Ещё бы!
Келп пошёл следом за Дортмундером в кухоньку и смотрел, как тот достаёт кубики льда, стаканы и бурбон.
— Что ты думаешь о Проскере?
Дортмундер открыл ящик, вытащил штопор, подержал его секунду и положил на место. Келп утвердительно кивнул головой.
— Я тоже, — сказал он. — Это фигура такая же прямая, как штопор.
— Гринвуд ему доверяет.
— Ты думаешь, он его облапошит? Мы достанем камень, получим деньги, а он снова засадит Гринвуда в тюрьму и прикарманит тридцать тысяч?
— Не знаю, — отозвался Дортмундер. — Всё, что я хочу, это не позволить обжулить меня самого.
Он протянул стакан Келпу. Они вернулись в гостиную и сели на диван.
— Мне кажется, нам понадобятся оба, — сказал Келп.
Дортмундер кивнул.
— Один — чтобы вести машину, другой — чтобы вскрывать замки.
— Ты позвонишь сам или звонить мне?
— На этот раз я вызову Чефуика, а ты — Марча, — ответил Дортмундер.
— Согласен. Начинаю?
— Валяй!
Телефон стоял на полке около Келпа. Он заглянул в маленькую записную книжку и набрал номер. Дортмундер услышал два гудка, потом отчётливо донёсся шум, обычный для автострады в час пик.
— Марч? — спросил Келп и недоумевающе посмотрел на Дортмундера. — Марч? — повторил он громче. Он потряс головой и заорал в аппарат: — Это я, Келп! Келп! Хорошо! Хорошо, говорю, давай! — Он тяжело вздохнул и повернулся к Дортмундеру.
— У него телефон в машине?
— Это пластинка.
— Что?..
Шумы из трубки внезапно смолкли.
— Всё, остановил, — заметил Дортмундер.
Келп отвёл трубку от уха и посмотрел на неё так, будто она его укусила. Из трубки раздался голос:
— Келп! Келп! Алло?
Келп, как бы против воли, прижал трубку к уху.
— Да, — недоверчиво проговорил он. — Это ты, Стэн?
Дортмундер встал, прошёл на кухню и положил на тарелку дюжину крекеров с сыром. Когда он вернулся в гостиную с тарелкой в руке, Келп вешал трубку.
— Встретимся «Баре-и-Гриле» в десять, — сообщил он.
— Хорошо.
— А что это за пластинка?
— Шумы автомобиля, — ответил Дортмундер. — Возьми крекер с сыром.
— То есть как — «шумы автомобиля»?
— Чего ты ко мне пристал? Дай телефон, я позвоню Чефуику.
Келп передал ему аппарат.
— Чефуик, по крайней мере, обходится без шумов…
Дортмундер набрал номер. Ответила жена Чефуика.
— Роджер дома?
— Одну минуту.
Дортмундер ждал, жуя крекеры и запивая их бурбоном. Вскоре послышался далёкий голос: «Ту-ту-у!» и Дортмундер посмотрел на Келпа, но промолчал.
Послышались шаги, потом Чефуик спросил:
— Алло?
— Ты помнишь нашу идею, которая не осуществилась? — спросил Дортмундер.
— Отлично помню.
— Так вот, может быть, всё устроится. Это тебя ещё интересует?
— Очень, — откликнулся Чефуик. — Разговор-то, наверное, не телефонный?
— Уж точно. В десять в «Баре-и-Гриле»?
— Годится.
— До вечера.
Дортмундер повесил трубку и протянул телефон Келпу, чтобы тот поставил его на полку.
— Слышал? Никаких шумов от машин.
— Съешь-ка крекер с сыром, — посоветовал Дортмундер.
В десять часов одну минуту Дортмундер и Келп вошли в «Бар-и-Гриль».
Ролло протирал стаканы довольно чистым полотенцем.
— Салют, — бросил Дортмундер, и Ролло в ответ кивнул. — Кто-нибудь пришёл?
— Пиво с солью уже на месте. Теперь ждёте шерри?
— Да.
— Я пошлю его, как только он появится, — сказал Ролло. — А вам бутылку, стаканы и лёд, так?
